Ей снова удалось его удивить, и Говард не ожидал, что у них все будет так быстро, так внезапно и, казалось, так закономерно - как будто итог не мог быть другим, что одна случайная ночь была вовсе не случайностью. Елена лежит в его объятиях, на губах все еще горит ее поцелуй, а внутри тепло - и вовсе и не от виски, которым она его напоила.
- Ой! За что? - она все-таки кусает его за плечо, а он смеется, ощущая ее чуть более нежные укусы и поцелуи на шее, как она чуть потирается об него, как касается его губами и шепчет. Елена гладит его щеку, смотрит на него, и Говард пожимает плечами. - Я свое отбоялся... - хмыкает он и сейчас совершенно не улыбается, не шутит, а взгляд становится каким-то странным. Действительно: куда ему еще бояться-то? Что с ним еще могут сделать из того, что с ним не случалось? Возможно, тогда смерть станет скорее избавлением, и тогда - чего опасаться-то?
- Да и готовка - это не так важно. Я сам тоже не умею, - после некоторой заминки Говард снова начинает говорить и уже старается сменить тему: та тема ему не слишком приятна, и он еще не определился с собственным к ней отношением, не до конца разобрался в себе настоящим. И уж точно такие разговоры здесь не стоит вести, а сейчас - совершенно для них не время.
Елена садится на постель, зачем-то скрывает свое тело одеялом и начинает говорить: им и правда надо как-то определиться, что ли, по всем вопросам. Хотя, кажется, она уже сама со всем определилась, и он невольно определился следом: кто-то все-таки должен был решиться на первый шаг, и тут Елена не стала от него ждать ожидания его мучительных раздумий.
- Да, здесь точно не стоит вести беседы, - хмыкает он, а потом тоже присаживается на постели, поднимает с пола свои пижамные штаны и натягивает их на себя, вставая на ноги. Говард прохаживается по комнате, взъерошивает седые волосы и пытается для себя заново все осмыслить. - Да, нормальное свидание - это точно будет интересно. Не находишь? - он усмехается и поворачивается к ней, а потом, подумав, кивает головой. - По сути, квартира - это тоже наживное. Наверное, я бы потом хотел свой дом. Именно свой, чтобы купленные на мои деньги, чтобы записан был на меня, чтобы ГИДРа к нему не имела отношения. Но... но пока я не вижу в этом необходимости и не могу его себе позволить, - у Говарда Старка осталось огромное наследство, которым теперь распоряжается его сын. И он бы не стал все пытаться отнять обратно, снова забрать себе - это... будто и не его вовсе, что ли? Поэтому свои деньги он еще может заработать, но пока вкладываться в дом, когда он сам был в подвешенном состоянии, Говард не рисковал. Поэтому, в принципе, та съемная квартира - это не самый плохой вариант, но только побольше: уж ее он точно заслужил за все свои разработки на пользу ГИДРы! - Тем более, что вряд ли стоит на работе демонстрировать... это да - не слишком у нас радостный дружный коллектив, - кривая усмешка скользит по губам: мадам такое точно не одобрит. Но все же интересно: сказала ли она Елене, кто он самом деле?
Кажется, тема Линды ее задела...
Говард медленно подходит к кровати, на которой сидит Елена и курит. Он склоняется к ней, касаясь пальцами подбородка, заставляя поднять голову и посмотреть себе прямо в глаза.
- У нее достаточно короткая юбка - не переживай за нее, - он криво усмехается и наклоняется еще ближе, упираясь руками в постель и почти касаясь своими губами ее губ. - Или тебе интересно, достаточно ли она коротка, чтобы я смог разглядеть ее нижнее белье? - короткая усмешка, касание губ, но не поцелуй, и он выдыхает ей прямо в рот. - Я не приглядывался... думаешь, стоит?

Говард прохаживается по комнате, раздумывая, принимая свое собственное решение, хотя уже все сказано и решено. Это несколько обескураживает, и он не делит тут все по колонкам "плюсы" и "минусы", что было бы рационально и правильно. Впрочем, он также и не делил ничего, когда там, на приеме, приставал к ней, когда заваливал на столик, а потом соглашался идти в апартаменты. Да и в лаборатории, когда так хотелось ее придушить, когда она играла в босса, а потом хотелось ее прямо на своем рабочем столе... Говард сглатывает и ловит ее взгляд: Елена за ним следит неотрывно, курит, наблюдает за действиями, ждет дальнейших слов и говорит свои.
Отношения - это, наверное, сложно, и свой прошлый брак Говард не помнит, но подспудно понимает, что с таким, как он, многое все-таки зависит от жены - ну или от спутницы рядом с ним. Наверное, у него не самый простой характер, чтобы с ним было легко уживаться, и тут скорее надо его не терпеть, а все-таки любить, чтобы однажды не послать его ко всем чертям или не прирезать во сне. Почему-то ему кажется, что Елена бы не прогнала - она бы просто прибила, и эта мысль его отчего-то веселит. Почти как веселят слова о Линде, о которой никак тут не могут забыть.
- Ты думаешь, у меня в квартире по стенам развешены женские трусики, как трофеи? Охотники вешают головы убитых животных, а я собираю предметы женского гардероба, которые снял с разных дам? - он склонился к ней, почти касается ее губ своими губами, но не спешит ее целовать, хотя видит, как она жаждет его поцелуй, как тяжело дышит от предвкушения, но пока что ничего не происходит. - Я тебя приглашу на свидание. Когда ты свободна? - она касается его, и он прижимается к ее губам своими. - Куда? Я придумаю... хочешь сюрприз? - он пока не придумал, куда ее поведет, но явно это все не будет так просто: у него все не просто, а какие-то банальности, которые свойственны новому времени, у него лично совершенно не прижились.
Любимый!?
Слово срывается с ее губ, а сама Елена уже жадно его целует, прижимаясь всем телом. Несколько обескураженный Говард замирает, толком и не ответив на поцелуй, пытаясь понять, что тут дальше происходит? Все слишком быстро, катится, как снежный ком с горы, возрастая все больше и больше, рискуя превратиться в настоящую лавину, от которой уже нет спасенья. Елена повторяет это слово раз за разом, а внутри что-то происходит, и Говард никак не может понять, что. Видимо, понимать все это мозгом - не лучшая идея - все равно не получится. Одеяло летит с ее тела, и она остается полностью обнаженной, а его взгляд невольно замирает на груди.
Любимый...
Слово крутится рефреном в голове, отраженное ее голосом, на фоне этой наготы, которая его так привлекает. Говард шумно выдыхает, все еще нависая над ней. Первым быть приятно, и ему хочется во все это поверить, отбросив все те сомнения, что у него вызывала ГИДРа и в принципе вся ситуация. Он подается чуть ближе и пристально смотрит ей в глаза, а потом целует - сначала осторожно, чувствуя, как она отвечает, как уже почти привычно обнимает его руками за шею, ероша волосы на затылке.
Он валит ее на постель, вжимая своим телом в кровать, снова целуя, но в этот раз уже более жадно. Елена ни капли не против такого продолжения, провокационно ерзая под ним, что Говард уже спешит как-то стянуть с себя пижамные штаны, которые он зачем-то снова надел. Он подается в нее, ловя губами ее стон, чувствуя, как ноготки так привычно вцепились в плечи.
- Ты моя...! - и в этот раз те же самые слова звучат чуть иначе, приобретая новые нотки и оттенки.

В этот раз все приобретает несколько иной оттенок - после ее слов, которые все еще эхом звучат в голове Говарда. Это необычно, он не был к такому готов, но ему определенно нравится, как она его так называет, и он отчаянно хочет верить, что все это именно так - несмотря на свой скепсис, несмотря на логику и рациональное мышление. Говард позволяет себе поверить, и этого короткого мгновения достаточно, чтобы новый приступ желания затуманил разум, а она все шепчет это новое для него "любимый".
Он толкается в нее, слыша в ответ ее стон, получая поцелуй, наваливаясь на нее всем телом и начиная двигаться. Нет былой плавной нежности, того тягучего томления - все происходит слишком быстро и хаотично, как будто в последний раз. Ее слова подстегивают его двигаться, и Говард сдавленно охает, когда получает свой засос на шее, сминая до синяков рукой ее бедро. Елене его мало, и она крепко сжимает его в себе, подстегивает двигаться еще быстрее, когда оба уже на грани, когда ее ноготки снова врезаются в его плечи, и он жадно ее целует так, что вздохнуть, казалось, уже невозможно. Он хрипло стонет, с силой вторгаясь в нее, чувствуя, как по телу пробежала волна удовольствия, и дышать уже почти невозможно, когда он двигается по инерции, изливаясь в нее и замирая на ней сверху.
Он переводит дыхание, лежа на ней, чувствуя, как она его гладит и целует, как продолжает все также обнимать, чтобы он не посмел вот сейчас от нее куда-то деться. Говард усмехается про себя и целует ее в плечо, пытаясь чуть приподняться с нее, но тут же ножка Елены снова оказывается на его талии, мешая ему это сделать.
- Не тяжело? - но ее все более чем устраивает, и Говард слышит ее смех, чувствует прикосновения. Он смотрит на такую довольную Елену и невольно улыбается сам, проводя пальцами по ее щеке, все еще лежа на ней и будучи в ней. - Да, я устаю, но сейчас... слишком сильно тебя захотелось, - они оба знают, что всему причиной те самые слова, которые она повторяет так легко и непринужденно, как будто все так и должно было быть. Но, с другой стороны, почему нет? Конечно, Елена - собственница и даже уже не скрывает подобного, проводя пальцами по его волосам, то ли ероша их, то ли на оборот приглаживая. - Твое белье прибито гвоздем к потолку, - смеется Говард, с наслаждением ее целуя, скользнув своим языком в ее рот, крепко снова прижимая ее к себе. Все более чем приятно, и он немного выдыхает, расслабляется после такого насыщенного дня - насыщенного во всех смыслах!
Он потирается носом об ее щеку, целует в шею, поглаживая грудь, ласково и едва ощутимо. И, как и ему, Елене важно слышать его подтверждения, что Говард снова поднимает голову и внимательно смотрит на нее.
- Да, определенно моя! - он уверенно кивает, не сомневаясь в своих словах, а потом хмыкает и уже лукаво поглядывает на нее. - Теперь ты явно вошла во вкус, что не только царапаешь плечи, но и ставишь засосы... дорогая? - это "дорогая" было для него и привычным, и новым одновременно, и Говард все-таки решил произнести это слово, словно пробуя его на вкус.

Говард смеется, хотя там, в лаборатории, ему было не до смеха, и он на самом деле мечтал придушить Елену. Сейчас многое изменилось, как-то быстро, резко, но, в тоже время, казалось каким-то... обоснованным, что ли? Что вот именно так все и должно было быть - странное чувство на самом деле, но это именно то, что он ощущает, лежа на ней, чувствуя, как она гладит и целует, не собираясь отпускать от себя.
- Ты специально там нарывалась, чтобы проверить мои пределы? Мне показалось, что и тебя там задело, а тема Линды - так и вовсе не отпускает, - обмен любезностями, мелким колкостями, которые обоих держат в тонусе скоро у них рискнет стать традицией. Но эти колкости мешаются с ласками, когда Говард об нее потирается, когда нежно и едва ощутимо касается пальцами груди, лаская ненавязчиво, неторопливо, ни на что не намекая - просто потому, что ей приятно, и ему тоже. - Фетиш? Это - трофей, - самодовольно хмыкает он, чуть прикусывая мочку ее ушка и тут же выпуская, довольно облизывая губы, как сытый кот, которому только что перепала огромная миска отборнейших сливок или сметаны.
Для него эта "дорогая" - огромный шаг, и Говард будто пробудет это слово на вкус. Как оно звучит, не режет ли слух, легко ли произносит, замирает что-то внутри от него? И это "дорогая" кажется таким привычным, из прошлой жизни, где он был еще женат, быть может даже счастливо женат, и поэтому это слово не вызывает у него никакого диссонанса с окружающим миром или дискомфорта при его произнесении. И он слишком задумался обо всем этом, когда Елена решила, что им пора уже лечь чуть поудобнее, перекатываясь по постели, но не спеша его выпускать из своих объятий.
- Тебе все-таки тяжело? - почему-то именно эта мысль его сейчас занимала в первую очередь, а вовсе не все остальное. Кривая ухмылка касается губ, и он представляет, что лучше временно надевать какой-нибудь легкий свитер с высоким горлом, ибо воротник рубашки может не спасти от того, чтобы на его шее заметили подобный страстный след. - Хочешь, я могу расписаться на твоих бедрах и попе - поставить автограф, так сказать, чтобы ты гордо их всем демонстрировала? - она уже дотянулась до одеяла, накрывая их обоих, и Говард уже невольно закрывает глаза, чувствуя, как ее пальчики скользят по его лицу: Елена будто рисует его портрет, касаясь каждой линии, проводя по ней, словно запоминая для себя. Это приятно, и он довольно выдыхает, а его губы трогает улыбка.
- Это - странно... - наконец произносит Говард после некоторого молчания. - Мы не создаем себе трудности и проблемы там, где их нет - мы просто делаем то, что оба хотим. Да, это - нелегко, учитывая то, кто мы и где мы, но эти трудности у нас уже есть - мы не несем их дальше, страшась сделать шаг. Мы не следуем условностям, которые якобы где-то там приняты, чтобы откладывать то, что мы хотим уже сейчас. И, наверное, все слишком быстро, но... но будет ли у нас завтра? Так, скорее всего, и правильно: не ждать более удобного случая или ситуации, а жить прямо здесь и сейчас, - под конец своего немного философского монолога Говард снова открывает глаза и смотрит на Елену. - Ты ожидала иных слов? Менее... эм... рационального подхода? Но, дорогая, если я начну тебе петь серенады под дверью твоих покоев здесь, наше "долго и счастливо" может не наступить, - он усмехается, но глаза смотрят серьезно, и, быть может, такие откровенные слова, пусть и не самые романтичные, намного лучше слащавых пышных фраз о каких-то там неземных чувствах, которые вдруг вспыхнули. От этого "вдруг" до осознания не у всех проходит мгновение - кому-то требуется несколько больше.
- Неделю все это займет - так точно, а дальше надо смотреть по ситуации, - Говард уже зевает и снова закрывает глаза, целуя Елену в висок, раз это так ей понравилось. - Я даже готов предоставить тебе потом отчет по всей форме о проделанной работе - цени мое хорошее к тебе отношение, - кажется, он снова получает укус в плечо, то легкий, почти неощутимый, да больше похожий на поцелуй. - И, кстати, не забудь меня завтра разбудить, ладно? А то наверняка у тебя намечена какая-то планерка, которую я должен обязательно проспать. Договорились, моя дорогая?