В США было проще жить, решительно проще. Здесь воздух был не то чтобы чище, скорее он пах свободой, так, как о том мечтала Вдова. Она была здесь уже много лет. Постоянные поездки по миру – везде, кроме исторической Родины. Штаты стали ее вторым домом. Вдова не знает недостатка в средствах, ее репутация бежит впереди планеты всей, и люди, наступая на горло совести и принципам, обращаются к ней за помощью. Она не гнушается брать любые заказы, если они хорошо оплачиваются. Единственное, чего не делает Романова – это не убивает детей. Да, высок риск того, что дети вырастут и попробуют отомстить, но тогда она сможет без зазрения совести их убить. Сейчас у нее очередной заказ. Она ходит по квартире в Бруклине, двухэтажная, бывшее складское помещение, выкупленное ею несколько лет назад, оборудованное по последнему слову техники, хотя сама Наталья не испытывает нужды в каких-то вещах, скорее пытается привить себе желание нуждаться в них. В гостиной с большими панорамными окнами с деревянными ставнями стоит два кожаных дивана, между ними расположился низкий столик, он завален книгами на русском языке преимущественно. Сейчас технологии шагают вперед, но она все еще влюблена в бумажные страницы, что пахнут горечью и ностальгией. Роман «Белая Гвардия» раскрыт на середине, а Наташа сидит на диване, поджав под себя ноги, и изучает очередное дело, которое для нее передал связной. Ничего особенного, в Лос-Анжелесе необходимо встретиться с каким-то малым, который неуловим для банд, орудующих на территории солнечного города. Дело кажется плевым, и в другой день, она вряд ли бы за него взялась, но деньги предложили хорошие, даже готовы внести аванс на ее подставной счет.
Наташа прижимает плечом трубку к уху и диктует какие-то цифры, делая пометки на полях полученных документов. Она еще не дала своего согласия, но уже начала работать над делом, пробивая свои явки в ЛА. Через полчаса нудного разговора, Вдова делает еще пару звонков, чтобы забронировать для себя билет в один конец. Да, она предпочитает бизнес-класс, нет, она не хочет, чтобы рядом место было занято, да, она бы хотела на завтрак стандартный набор. Этот опрос утомителен, кому это вообще бывает интересно?.. Разговор окончен, самолет уже ночью, поэтому есть времени совсем немного. У Романовой есть чемоданчик, который всегда собран, она просто меняет в нем комплект одежды. Оружие она с собой не перевозит, только браслеты, но они, как часть ее образа.

Наташа Романофф резко становится миссис Блум, ее покойный муж был бизнесменом, и теперь она летит в Лос-Анжелес, чтобы заняться делами его издательской компании. При ней документы на собственность, паспорт. Она сидит в роскошном зале ожидания, потягивая мартини. Белокурые локоны струятся по спине, голубые глаза полны льда и безразличия. Вежливо отказывает мужчинам, которые пытаются с ней познакомиться. На ней черное платье-футляр, а на ногах лодочки. В этом всем жарко, но это не имеет никакого значения. Она выдерживает траур, так положено. Губы вновь касаются бокала с мартини, где одиноко плавает оливка, отскакивая от одного края к другому. Алая помада оставляет след, когда объявляют посадку на рейс. В руках у Натальи осталась сумочка и небольшой чемодан, остальной багаж она уже сдала. Когда женщина идет по аэропорту в зону посадки, ее взгляд среди всей толпы людей выцепляет знакомое лицо. Но Вдова лишь дергает головой, потому что этого не может быть. Призраки прошлого должны оставаться в прошлом, этот мужчина давно мертв, она не знает где он и что с ним. Наталья не придает этому значения, отдавая свой паспорт. В салоне малолюдно, место рядом с ней, как она и хотела – свободно. Женщина устраивается в кресле, где ей тут же предлагают бокал ледяного шампанского, и говорят, что еда будет чуть позже. Лететь шесть часов, некоторые пассажиры уже заранее готовятся к тому, чтобы уделить это время сну, Наталья же предпочитает бодрствовать, она вообще мало спит. Самолет выходит на взлетную полосу, постепенно набирает высоту, а вместе с ним и чувство смутной тревоги внутри шпионки, она нервно поправляет занавески на иллюминаторе, и ведет плечами. С соседнего кресла на нее пялится очередной богатенький белый воротничок с Уолл-Стрит, который летит в Лос-Анджелес, чтобы обновить свою каюту в новенькой яхте.

Сердце пропускает удары, подкатывается куда-то к горлу, жаждет вырваться на свободу, вместе с протяжным выдохом. Она не успевает среагировать до, а значит, все, что будет после уже неважно. Нет, не ошиблась, ее чутье никогда не врет, когда дело касается его. Непослушные вихры темно-каштановых волос, профиль, всматриваться в который до сих пор больно, колкое чувство в области живота. Наталья ведет кончиком языка по губам, медленно вдыхая аромат кожаных кресел, аромат самолета, который в один миг наполняется запахом чебреца, скошенной травы и морозного воздуха. Ее любимый мальчик, который вовсе не являлся таковым. Мужчина. Опытный солдат. Кто угодно, только не мальчик. Пальцы крепко сжимают поручень сидения, а Наташа пытается совладать с собой.
- Конечно, знаю. У меня был прекрасный учитель, красивый, талантливый, правда… - Вдова замолкает, вынуждая себя, буквально со скрежетом обернуться к Джеймсу. Ее губы расплываются в улыбке, в один миг хочется скинуть с себя этот дурацкий парик, эту одежду, хочется вновь ощутить то, что уже исчезло из ее жизни окончательно. Но нет, это не ее Джеймс Барнс. Это Зимний Солдат. Да, это он. Она понимает это сразу, когда смотрит в его глаза. Наталья не могла знать наверняка, мертв ли тот, кого она любила, но ей было проще считать именно так. Ее память была изменчива, она скакала, подкидывала ложные воспоминания, заигрывала с ней, как смерть заигрывает с бессмертными.
- Ты отшлепаешь меня и назовешь плохой девочкой? – Выталкивает из себя слова, которые даются ей с большим трудом, но не теряет лица, продолжает улыбаться. В ладони застыл бокал с холодным шампанским, и видно, как дрожат пальцы. Он помнит? Ведь ты все помнишь, да, Джеймс? Ведь она не одна такая, кто помнит эту пронзительную чувственность, с которой его губы скользили по ее шее, как выцеловывали слова «Люблю» на каждом миллиметре. Они были счастливы. Тогда. Не сейчас.
- Если я не попросила тебя выгнать, то считай, что уже согласна. Надеюсь, что твои работодатели уже предупредили тебя о том, что беру я дорого за свои услуги? – К ним направляется стюардесса, приметившая, что на месте, где должно быть пусто сидит кто-то посторонний. Одного взмаха ладонью достаточно, чтобы остановить роскошную брюнетку. Пока они летят, Наталья имеет полное право находиться в компании кого угодно. – Я внимательно тебя слушаю, Джеймс Барнс. О какой работе идет речь? Будьте добры, две чашки чая, и если можно, добавьте мяты, - ей плевать, можно ли сейчас делать заказ, как в каком-нибудь ресторане. Ее ожидает шесть часов ада, ее персонального ада, когда мозг отказывается работать.
Сколько бы ты ни пыталась быть равнодушной, как бы ты ни пыталась делать вид, что ты – железная леди, и тебе на все плевать, но когда перед тобой появляется тот единственный, кто спас тебя от гибели, даже если ему приказали это сделать, то ты не можешь соображать. Если перед тобой сидит тот, о ком ты рыдала в подушку, пока тебе не стерли все воспоминания, то весь мир летит разом в пропасть. А Джеймс начинает говорить, тихо и внятно, едва склонившись к ней, тем самым отрезая обзор на весь салон, и словно давая понять мужику напротив  - тебе тут ничего не обломится. Вдова почти не слушает, она лишь следит за движением губ, и силится не плакать. Это тяжело, это, действительно, очень тяжело. Память, та еще сука конченная.
- Я согласна, - она перебивает, не дает договорить до конца, да и какая разница, если ей на самом деле все равно. Как только прозвучала фраза о конспирации, о том, что ей предстоит играть роль его возлюбленной, даже более того – жены, Наташа поняла, что пропала. Какая разница, что надо будет делать дальше? Она профессионал, она может все. Особенно, если рядом будет Джеймс.
- У меня есть дело в Лос-Анджелесе, но я быстро с ним справлюсь. Предлагаю вылететь завтра ночью. С документами придется разобраться тебе, равно, как и с билетами. На себя я беру проработку истории, чтобы это звучало правдоподобно. Мои люди смогут подобрать нам необходимое жилье в Бельгии, извини, но я не буду жить в той квартире, которую подберут те, кому ты служишь. Это одно из моих условий. Также, я требую гарантии того, что после окончания операции, меня не попробуют схватить и вернуть на Родину, - она ухмыляется, делая глоток горячего чая, не чувствуя, как он обжигает верхнее нёбо. – И, да. Последнее условие, скорее для тебя. Я не буду с тобой спать.

Кому ты врешь, девочка? Да, если он ладонью хоть раз коснется твоих острых коленок, затянутых в чулки, если он хотя бы раз проведет кончиками пальцев по твоей щеке, ты растаешь, превратишься в воду, которая будет по нему стекать каплями. Ты можешь виртуозно врать другим, смеяться над ними и издеваться, но не делай этого хотя бы с собой, милая.

Ей достаточно прикрыть глаза, чтобы ощутить на себе горячие руки; ей достаточно закрыть уши руками, чтобы услышать хриплый шепот, что со смехом рассказывает о своих желаниях; ей достаточно потянуться вперед, чтобы завладеть столь нужными губами. Наталья Романова – сильная девочка, которая контролирует свою судьбу сама, не позволяя эмоциям брать над ней верх. Но Джеймс Барнс – очень сильный мальчик, который одним своим видом заставляет в голове Вдовы всплывать самые горячие подробности их романа. Это не просто секс (которого нет в СССР), это не просто влечение на физическом уровне, это – потребность. Наталья Романова сама и не подозревала до сего момента, как на самом деле она соскучилась по Солдату, и даже тот факт, что сейчас они просто сидят вместе, рядом, разыгрывают очередную сцену из очередной пьесы, а не дерутся и не пытаются выбросить друг друга из самолета, о многом говорит. Наверное, именно поэтому, Таша подается вперед, опуская уже пустую чашку на столик, затем разворачивается к Джеймсу, и мягко улыбается, обхватывая запястье его здоровой руки своими тонкими и теплыми пальцами, чуть сжимая, просто чтобы убедиться, что он здесь, что он видит ее, что она слышит его, и что его пульс все также не подконтролен, когда она рядом. Но Наталья молчит, перестает улыбаться, просто отпускает мужчину на свое место в эконом-классе, и сидит еще минут пять в той же позе, и никто не решается подойти к ней. На ее красивом лице застыла печальная маска – согласия с судьбой, ее условиями, ее принципами. Наташа согласна на все, когда дело касается Джеймса, и слава Богу, никто не может об этом узнать, и никогда не узнает, она не допустит, чтобы ее самая большая сила на свете стала губительной слабостью.
- Нет, Джеймс, не уверена, - единственное, что смогла выдавить из себя шпионки, когда ей все же пришлось откинуться на спинку кресла, закрывая глаза, и нервно выдыхая. Она, как маленькая девочка, как неопытный агент на задании со стильным и красивым злодеем, который кажется просто жертвой обстоятельств. В ней столько лет убивали эмоции, и лишь благодаря Джеймсу она смогла остаться человеком, несмотря на все ужасы, что совершала до этого.

Автомобиль ждал возле выхода из аэропорта, Наташа шла вперед, вырисовывая бедрами восьмерки, недовольно морщась жаркому солнце, которое буквально жаждало спалить ее тело, даря ему невероятный загар. Чемоданы в багажнике, дальше дело за малым. Она не верит, что правительство СССР и в самом деле смогло так потратиться, раскрывая свои золотые запасы, и все ради того, чтобы их лучший оперативник смог жить в лучшем номере ЛА. Они скорее бы отказались от операции, чем пошли бы на такие жертвы. Впрочем, все меняется, мир тоже, может быть и товарищи из партии решили пойти иным путем. Отель встречает услужливым метрдотелем, холодным шампанским, громким смехом, что доносится с территории, где располагается несколько бассейнов. Сейчас утро, но это не мешает множеству туристов, жителей и просто прожигателям жизни уже начать развлекаться, чтобы к вечеру успеть проспаться и продолжить свою борьбу за радость и удовольствие. Номер встречает сияющей чистотой и свежими фруктами, Наташа дает на чай, и запирает дверь. В следующее мгновение уже набирает номер телефона, и мурлыкающим тоном спрашивает:
- В ЛА сегодня так жарко, не правда ли?
- Все отменяется, - нервно проговоривает голос на том конце провода, - и нам придется вернуть аванс.
- О, боже, что случилось? С тобой все в порядке? – Наташа ощущает, как волны злости поднимаются внутри нее, как они сжимают горло, заставляя буквально сипеть.
- Я пока не знаю, может я зря паникую. Я перезвоню тебе через пару часов, сейчас я увижусь с боссом, и он точно мне скажет, что именно мы будем делать, и как именно.
- Это было бы замечательно, я надеюсь, что у тебя все наладится. И если что-то пойдет не так, то ты мне об этом сообщишь, - Таша бросает трубку, она сидит на огромной кровати, крепко сжимая второй рукой покрывало. Но затем резко поднимается, стягивая с себя дурацкое платье, ненавистный парик, и позволяя рыжим кудрям рассыпаться по плечам. Горячая вода в душе опаляет нежную кожу, но спустя мгновение температура выравнивается, и дышать становится даже легче. И вовсе нет мыслей о том, куда делся Барнс, на что она вообще подписалась, и что сейчас ей делать, если задание вот именно это будет отменено. И тем не менее в ее голове уже выстраивается план, схема, со всеми подробностями, Таша запоминает все от и до, она знает, что у Джеймса припасено еще информации для них двоих, но выдаст он ей ее только в самолете, когда они будут лететь непосредственно на миссию, когда она уже должна будет предстать в образе его невесты. Нет. Жены.
От этой мысли мурашки по всему телу, от этой мысли томительное и мучительно-тягучее ощущение внизу живота. От этой мысли холод в сердце. Она не может быть чьей-то женой, она не может и все тут. Наташа поворачивает краны, перекрывая воду, и выходит из душа, насухо вытираясь полотенцем. Она старается быстрее высушить волосы, чтобы можно было надеть парик – ее видели только блондинкой. И в это же мгновение, пока она передвигается по номеру в одном нижнем белье, расчесывая волосы, звонит телефон.
- Алло?
- Мне придется тебя огорчить. Все отменяется, его нашли мертвым полчаса назад.
- И что дальше?
- Ну, заказа не будет.
- Ты, кажется, не понял. Я не работаю по такой схеме, я потратила свое время, средства и возможности, я отодвинула подальше планы, которые гораздо серьезнее, чем ваши грязные делишки. И ты сейчас говоришь мне о том, что заказа, а значит и оплаты не будет? – Ее голос так спокоен и нежен, словно она говорит с любимым мужем, или детьми. И лишь немногие в состоянии понять, насколько в бешенстве Наталья, которая прижав плечом к уху трубку, собирала свой «глок», хотя, конечно, привычнее было бы держать ТТ, но не в этот раз.
- Прошу тебя, не злись… я все улажу.
- Попробуй, - Таша бросает трубку, а следом за ней и пистолет, на кровать. И выходит на балкон, крепко сжимая ладонями перила. Ей хочется воздуха, ей хочется покоя, но она никогда его не найдет. Даже здесь и сейчас, это легкое покашливание, это вежливое, и противное – я же не врал, ты видишь. И это последняя капля в чаше, которую Наташа называет своим терпением. Рыжая хватает с кровати футболку, натягивая ее на себя, впрыгивает в шорты, и вылетает из своего номера, повесив табличку «Не беспокоить».
Руки слегка подрагивают, воздух  с шумом выходит через ноздри. Наташа почти не понимает, что сейчас она идет против всех своих привычных принципов, пристреливает с двух шагов собственную тактику поведения, раскрывает эмоции. Она не знает, что скажет, она просто понимает, что не может делать вид, что двадцать два года назад между ничего не было.
Сорок три ступени. Она забыла обуться. И ступни касаются холодного камня. Служащие отеля с неудомением взирают ей вслед, не понимая, что происходит. Романова совершенно не обращает внимания, лишь размеренно дышит, когда оказывается на нужном ей этаже. Дальше все просто – математика, которая всегда выручает ее во время боя. Номер Джеймса такой же, как у нее, находится ровно над ней. Можно было бы забраться по балкону, но она предпочитает через дверь. Шпионка понятия не имеет, что может сказать Солдату, или о чем спросить, а может и вовсе поставить перед фактом, что они должны вылетать уже сегодня, сейчас, немедленно.
- Потому что хотя бы так я смогу быть твоей женой, - бормочет себе под нос, резко останавливаясь напротив двери, переминаясь с ноги на ногу, и думая о том, что неплохо было бы обуться. Но… Романова вряд ли заметила, что постучала в дверь, которая тут же открылась.
Ей хватает пяти секунд, чтобы понять, что дальше будет совершена самая большая ошибка за все время. Она не совершит ничего более глупого, чем вот это. Ее правая рука зарывается во влажные после душа волосы, а левая с силой сжимает предплечье. Наташа не может дышать, думать, говорить – ее губы заняты тем, что вспоминают, каково это – целовать человека, который из тебя сначала методично выбивал дурь, а потом методично вбивал в матрас и в подушку. Каково это вновь понять, что он живой.
- Живой сукин сын, все же живой. Все же в порядке, долбанный ублюдок, - она буквально задыхается. Они уже не в проходе, как так вышло, что она оказалась в его номере, прижатая к входной двери спиной. – Ненавижу тебя за это, Барнс. И это лишь минутная слабость, - она изгибается, он не дает уйти, но и не держит крепко. – Я просто пришла сказать, что мы можем приступать к заданию уже сегодня, сейчас. Нам необходимо поменять билеты на время пораньше. И мне надо собрать чемоданы, и надо будет поменять машины… - она вновь тянется к его губам, не в силах совладать с собой. Она ни с кем и никогда не чувствовала себя в такой защищенности, даже с Алексеем, даже с ее законным мужем. Только с Джеймсом, он понимал ее, как никто другой, он знал ее от и до.

… они в машине представительского класса. На ней белое легкое платье, туфли-лодочки на невысоком каблуке. На Джеймсе костюм представительского класса. Рыжие волосы Романовой уложены в красивую и несложную прическу, а легкий, почти незаметный макияж подчеркивает красоту лица. С помощью нехитрых приспособлений, она немного изменила очертания внешности, но самое главное оставила неизменным – ярко-рыжие волосы. Они сидят на заднем сидении после долгого перелета из Лос-Анжелеса в Бельгию, где их ждет долгое проживание и путешествие в политические игрища, всемирные заговоры и… приемы.