Бронкс.
Самые дальние его переулки, переплетающиеся друг с другом – подальше от главных, центральных улочек, таящих в себе большие возможности. В основном нарваться на крупные неприятности или влезть в такую историю, где особо тяжкие телесные покажутся самым настоящим благословением свыше. Считается, если ты сумел ночью добраться до своего дома в целости, с полной сохранностью содержимого своих жалких карманов, то тебе стоит приобрести лотерейный билетик на какой-нибудь вшивый розыгрыш. Такая удача не может прийти одна, ведь во всем Нью-Йорке нет места бедней и криминальней Бронкса.
Этот район, как и этот старый, захудалый дом не были его прихотью. Не были желанием окончательно уйти на самое дно так, чтобы дальше просто некуда было бы опускаться или, что хуже – падать. Его привели сюда обстоятельства и эта обшарпанная квартирка на четвертом этаже, в которой он проживал почти с месяц, казалась Пьетро оазисом спокойствия и безмятежности. Раем. И в этом маленьком импровизированном Эдеме было место милосердию.
Тонкая и невысокая брюнетка, чья красота была то ли скрыта, то ли напротив подчеркнута многочисленным пирсингом на лице, ежедневно представлялась ему ангелом. Неправильным и порочным, падшим. Ни слова поперек, ни единого протеста или, что хуже, косого и осуждающего взгляда. Дикси принимала мутанта любым, она стала для Максимоффа той, кто не просто вдохновляла, а будто бы благословляла мужчину, одобряя избранный им утопический путь. Всегда и с охоткой она сопровождала его в его забвение, сутками утопая в нем вместе с Ртутью, купаясь в накатывающей на обоих эйфории и откровенно, без тени смущения, льнув к крепкому и полуобнаженному, сильному телу Квиксильвера. Их связывают не чувства и не животная страсть, потребность обладать друг другом, это не про них. Они вместе и их руки регулярно переплетаются не один раз за ночь, но мутантами движет нечто другое. Неестественное, синтетическое, искусственное. Недаром в имени черноволосой любовницы сокрыто значение «подруга Эльфов».
Его подружка не спит, любуясь и дотрагиваясь ладонью до широкой спины дремлющего Пьетро. Томно улыбается уголками губ, кончиком языка дотрагиваясь до маленького металлического шарика, расположенного посреди нижней губы. Кожа девушки пылает, а с шеи еще не сошли алеющие следы сжимающих ее мужских рук. Сладкая нега сошла вместе с действием препарата, но тело еще помнило все, что произошло между ней и блондином прошлой ночью. Дикси довольна, Максимофф подле нее добрых три с небольшим недели, а это какое-никакое, но постоянство. Он понравился ей с первого дня знакомства в баре, когда старательно глушил алкоголем накатившие эмоции, но улизнул с крючка через три-четыре месяца, делая значительный перерыв. А теперь, вернувшись, стал зависим. Не от нее правда, но это детали, которые Дикси волновали не так сильно как то, каким становился Пьетро с каждым последующим совместным полетом самолетом одной и той же авиакомпании. Раздраженным, нетерпимым, жестоким и отстраненным. Другим, каким брюнетка его не знала и каким ее партнер пугал ее до чертиков, стоило сделать один неверный шаг по заранее заданной траектории. Но она продолжала принимать его. Может всему виной недостаток отцовской любви в детстве, несчастная подростковая любовь или другие комплексы, но Дикси продолжала приходится ему сестрой милосердия. Молодая и глупая.
- У нас есть еще? – голос Пьетро, звучащий тихо и с хрипотцой, заставляют брюнетку вздрогнуть и испуганно отнять руку. Блондин потягивается, разминая затекшее тело и переворачивается на спину, ладонью проводя по лицу, смахивая белёсые волосы и снимая утреннюю сонливость. Он оброс, густые седые волосы приходились мутанту немного ниже плеч, только щетина осталась неизменной, о чем Пьетро все еще заботился. Синие глаза уперлись в потолок, где на него смотрела потрескавшаяся штукатурка. Как и все остальные такие дни.
- Может ты хотя бы позавтракаешь? – заботливо пролепетала Дикси, но поднимаясь и заранее зная ответ на свой вопрос. Задержавшись на краю постели, брюнетка потянулась и, выскользнув из под одеяла полностью нагая, зашлепала по темной комнате к трюмо, видавшему лучшее время.
- Неси, - нетерпимым тоном прозвучало позади девушки. Максимофф злился и это было тревожным звоночком. Стащив с зеркала длинную майку грязного, кварцевого цвета, подруга спидстера принялась поспешно шарить по ящикам в одном из которых отыскала пару живительных капсул с ядовитого цвета желтой, вязкой жидкостью. Внутренне заликовав, неформалка возвратилась к мужчине, опускаясь на край постели с его стороны и с готовностью беря его руку в свою, укладывая ту к себе на колени и раскрывая заранее приготовленную в капсуле тонкую иглу. Все это было отрепетировано до автоматизма, поэтому Квиксильвер не реагировал, по наитию поднимая руку над постелью, чтобы брюнетке было удобней перетянуть ее жгутом. Но брюнетка медлила, закуривая для начала и, стискивая зубами сигарету, находя выбранную уже давно точку на руке, с которой для Максимоффа и начиналось все блаженство.
Прошло около месяца. Как бы ни пытался Пьетро разрешить внутренний конфликт, воцарившийся внутри него, проще всего оказалось в очередной раз предпринять попытку уйти от проблем. Особенно, учитывая, как он уходил от них все то время, пока находился рядом с героями, Мстителями. Дикси повстречалась ему почти полгода назад, когда алкоголь был не в силах заглушить его переживания. Организм успешно вытравлял всевозможные токсины, превращая напитки любой крепости в самое бесполезное пойло. Тогда брюнетка, совсем еще юная на вид и больше походящая на студентку колледжа, предложила Максимоффу то, что по ее словам было изготовлено специально для таких, как они. Препарат или наркотик должен был заглушить икс-ген, тем самым замедляя способности, даря ощущение легкости и удовольствия, душевного подъема и полета. Осознавая, что его физиология способна перенести многое, Пьетро не сразу, колеблясь, но решился на эту авантюру. И оно помогло. Вещество на какое-то время замедляло скорость его передвижений, но вместе с этим останавливало бесконечно-быстрый бег нескончаемого потока мыслей, временами сводящий с ума и доводящий до невроза. Как и все обычные люди, у которых есть любая дурная привычка, Максимофф заверил себя в том, что прекратит это тогда, когда захочет, но не смог. Выработанное за первый месяц привыкание заставляло его в свободное от геройств и сестры время посещать эту квартирку в Бронксе. Чем дальше – тем чаще, но на истечении четырех месяцев все прекратилось. Слишком много проблем, переживаний, столкновений и решений. Квиксильвер, сам того не замечая, начал переживать ломку, выражавшуюся в истеричных приступах и эмоциональных, необоснованных порывах. А последняя встреча с Магнето, в котором он невольно, но смог увидеть собственное отражение, только подтолкнуло Пьетро к этому единственному для себя шансу избежать реальности и необходимости что-то решать. Но чем дальше, тем становилось хуже – действие наркотика становилось все короче, от чего мутант начинал испытывать дикое чувство дискомфорта и внутреннее раздражение, сменяющееся вспышками агрессии.
Вот отчего хрупкие руки Дикси так взволнованно дрожат, совершая целительный укол и зажимая поршень, опустошая капсулу разом и целиком. В такие минуты Пьетро становился нетерпим, становясь бушующим ураганом. И гидрокинез, которым обладала брюнетка, едва ли мог бы ее спасти.
Блондин глубоко выдохнул через ноздри. Девушка выдернула жгут и, не теряя ни минутки, проделала с собой ту же процедуру, прежде вкладывая дымящуюся сигарету в губы мужчины. Откладывая остатки их общего морального преступления на тумбу, стоящую у кровати, мутантка опустилась на грудь Пьетро, начиная покрывать его шею короткими поцелуями, спускаясь к ключицам. Ее остановил голос мужчины, отмахивающийся от нее, как от надоедливой мухи:
- Не сейчас, - и она останавливается. Вынимает из его губ сигарету и затягивается, переворачиваясь вбок и приобнимая Максимоффа, чьи веки плотно смыкаются.
Сколько времени отведут ему сейчас, прежде чем прилив смениться отливом? Он не знал. Как и не знал, было ли ошибкой последние четыре дня пытаться дозвониться отцу. По звонку каждый полдень, но все они остались без ответа. Сын всегда был нужен ему тогда, когда Леншерру это было выгодно и необходимо. Но, когда сыну оказался нужен отец, неизвестно настоящий ли, с этим смириться было намного тяжелей, чем со всякой вселенской несправедливостью, и намека на его присутствие рядом не было. К чему тогда все это было? – неясно.
Но эти четыре звонка были единственными, которые он совершил, вопреки обещаниям, направленным к сестре. Поначалу Пьетро было стыдно и неловко, а потом по большей мере все равно. Частое воздействие наркотика притупляло чувства, но не только это стало причиной его равнодушия. Блондин не мог предстать перед Вандой слабаком, проигравшей стороной, жалкой и не способной справиться с самим собой. Он всегда был для нее опорой и защитой, и в ее глазах должен был оставаться таким.
Вот только как ему теперь вернуться? А нужно ли возвращаться вообще?

Отредактировано Quicksilver (05-04-2015 09:59)

Его веки размыкаются перед самым ударом, помутневшим взглядом упираясь в силуэт нежданно возникшей женщины, чьи темные волосы колыхнулись в момент соприкосновения. Щеку обжигает ожесточенная пощечина, оставляющая напоминанием о себе алый след на светлой коже. Он мог бы миновать следующий – еще во время замаха, но не сейчас, - ладонь медлительно, заторможено приподнялась, не успевая перехватить руку ведьмы. Не успевая за скоростью ее ярости, возмущения, злости. Самый быстрый мутант на земле оказался не способен перехватить Максимофф за кисть, чтобы прекратить, охладить, успокоить. Это было самое малое, что можно было совершить, но тело Пьетро через усилие подчинялось его духу. Оно еще принадлежало ему, но пребывало тяжелым, упрямым, непокорным. Из одолжения словно, удерживая его жизнь в себе, в любую минуту намереваясь передумать.
- Ванда… - его губы почти не шевелятся. Мутант не удивлен тому, как она возвышается над ним – обнаженным и исхудалым, взмокшим, - но при этом понимает, что на появление своей сестры он не рассчитывал. Будь у мужчины возможность осмыслить, где с его стороны была допущена оплошность и каким таким образом близнец установил месторасположение его прибежища настолько точно, он обязательно посвятил бы этому секунд пять или шесть, но вместо этого все, на что был способен Максимофф – проронить короткий и болезненный стон. Голова раскалывалась. Складывалось впечатление, будто ее вот-вот переедет асфальтоукладчик и непонятно, что бы это за собой принесло – неминуемую и мгновенную смерть или долгожданное, триумфальное спасение.
Жест с поднятой рукой он оканчивает тем, что накрывает тыльной стороной ладони мокрый лоб. Грудь тяжело вздымается, делая глубокие, сосредоточенные и неспешные вдохи. Синие глаза встречаются с испытывающими его глазами сестры. Неминуемый контакт. Ему не избежать его, не сбежать отсюда – как одному, так и с ней на руках. Он не может, потому что в нем нет больше той силы, что была до этого. Она спит. Она устала. Она не нужна ему, как и не нужен тот бесконечный мыслительный бег, абсолютно естественный, но такой мучительный для него процесс.
- Пить. Воды, - звучит уже громче, но все еще не так уверенно. Сестра не успевает среагировать настолько быстро, насколько около него оказывается брюнетка, успевшая натянуть на себя одну из его маек – прямо на голое тело. Отвинтив крышку, Дикси наклоняет бутылку и приподнимает свободной рукой его голову, помогая утолить жажду. Она боится и неизвестно, кого из них она опасается больше – мужчину, над которым ей все же удалось одержать верх в постели или женщину, что оказалась безумно похожа на него и явно приходилась кем-то близким.
Пьетро пьет взахлеб. Вода стекает по его губам до подбородка и скапливается в ямочке между ключиц. Взявшись за пластиковую бутылку объемом в пол литра, блондин отмахнулся от своего ангела из трущоб и на последних глотках приподнял тару на уровень лица, чтобы капли окончательно вернули его к реальности. Отбросив поллитровку, седовласый тяжело выдохнул и хрипло произнес:
- Что ты здесь… делаешь? Как ты меня…
«Нашла. Вот же. Ты нашла меня…»
- Кто это, Франк? - его размышления прерывает недоверчивый, возмущенный и ревнивый голос подруги, с которой он делил не только постель и кров. Он делил с ней эйфорию и она, как никто другой, ощущала себя на определенных правах подле мутанта. Но они были птичьими в сравнении с теми, которыми обладала его родная сестра. Его плоть и кровь.

Отредактировано Quicksilver (30-04-2015 06:44)

- Карточка, - он вяло вторит словам сестры, не отходящей от постели, пропитанной запахами пота, табачного дыма и прелюбодеяний, произошедших здесь пару часов назад. Зажмуривается на секунды две-три, раскрывая глаза шире и замечая в ведьме давно позабытые им в ней эмоциональные нотки – она глядит на него до жути ревниво, а на плотно сомкнутых губах играет ехидная, пускай и натянутая ухмылка.
Ей нравится эта игра. Не по душе обстоятельства, но по вкусу успех, достижение, фурор. Для нее найти Пьетро было подобно отыскать бутылку самого старинного и дорогого вина определенного года. Быть убежденной, что оно есть и теперь – держать ее в своих руках, наслаждаясь оттенком стеклянной бутылки, темнотой содержащегося в ней напитка и цветом затертой, пожелтевшей холщевой этикетки. Она испытывала глубокое чувство самодовольства и удовлетворения, она оказалась умнее своего близнеца, слишком поспешившего скрыться и не до конца затершего все следы побега. Максимоффу нравилось видеть ее такой, но не сегодня, не здесь и не при развернувшихся событиях.
- Идиот, - констатирует блондин и инертно, неповоротливо проводит ладонью по лицу, смахивая с кожи надоедливо замершие на месте капли. Упираясь руками в постель, мужчина пытается приподняться и ему это удается не без труда и приступа сухого, неприятного кашля. Скомкав одеяло ниже пояса, куда оно и опало после того, как седовласому удалось принять вполовину вертикальное положение, мутант вдохнул и выдохнул полной грудью. Голова не просто болела, она раскалывалась, а в пальцах появилась нервозная и нетерпеливая дрожь. Обычно препарат продолжал действовать на протяжении изначально двенадцати часов, чуть позже – восьми. Теперь его едва хватало на четыре и вещество больше не имело того эффекта, что был первоначально. Наркотик по-прежнему приглушал способности Квиксильвера, но после того, как чудодейственность исчезала, Ртуть испытывал безутешное разочарование и нарастающее, зудящее раздражение. Дикси знала об этом, поэтому все ее внимание было приковано не к внезапно возникшей у нее в гостях мутантки, а к блондину. С нежностью, внутренней заботой, обожанием и беспокойством. Хоть его сестра и являла сейчас собой самую главную и открытую угрозу, было видно, что Пьетро она боится больше. Не то стать объектом выплеска его злости, не то потерять его расположение.
Близнец пытается прийти в себя. Слово домой оказывается чем-то преисполненным волшебством. Вот только на месте сестры Пьетро предпочел бы увидеть отца. Его родного отца, настоящего, что пытался его убить неоднократно. Что сумел довести свое дело до конца однажды. Найти в нем то, что никогда не искал – утешение, ведь тот кулон, что все еще продолжал болтаться на шее Пьетро стал для него тяжким грузом. Таким, что ему стало страшно снимать и, тем более, избавляться от безделушки. Фотография матери что-то сотворило с мужчиной, переворачивая всю его вселенную, весь его мир с ног на голову. Магнето – его главный и заклятый враг больше не казался ему таковым. И, что самое ужасное, сейчас Максимофф понял, что тот нужен ему. Не настолько сильно, как ему нужна сестра и ее нахождение рядом, но все же… Что-то пошло не так. Ему хотелось бежать и дальше, оттолкнуть сестру и броситься наутек, только бы не признаваться близнецу в том, что воцарилось у него на душе. Но он не мог, ноги не слушались его. И это стечение обстоятельств наталкивало его на другую мысль, не типичную и не свойственную для бегуна:
«Почему я бегу?»
В него летят вещи. Сестра велит одеться и ее брат подчиняется, неторопливо разматывая ком из носок, боксеров и джинс, майки, ремня и толстовки. Ванда оборачивается спиной и Пьетро мысленно благодарит ее за это, нагой поднимаясь с постели и поспешно, насколько хватает сил, натягивая белье со штанами следом. Движения даются тяжело, спидстер кидает взгляд на часы и только сейчас отмечает – шел уже шестой час, а способности все еще не возвратились к нему. Нет, паниковать было рано и мужчина знал, что его днк не могло подвергнуться изменению, но эйфория прошла, а сила так и не подступилась к его телу.
«Что это? Побочный эффект? Спустя почти год? Какого…»
Прикосновение сестры и ее заботливый голос возвращают белёсого из заторможенных размышлений к затхлой квартирке, воздух которой и на пять процентов не пах свежестью. Уже упав в глазах Ванды, Пьетро не постеснялся принять от нее помощь и даже уверенней оперся о Максимофф, старающуюся его удержать. Прикрыв глаза, мутант делает с сестрой шаг или два, а когда открывает их, то видит перед собой возмущенную девчонку. Она что-то не говорит, почти кричит, выругиваясь настолько грязно, что ангел милосердия в его глазах в мгновение ока становится обычной дворовой шавкой, которую было бы неплохо как следует пнуть, чтобы та знала свое место.
- Нет, - хриплый голос блондина окреп. Мужчина уверен, что сестра поймет его и покорится, промолчит в ответ на серию бессмысленных оскорблений. Ванда здесь ни при чем и не ей вступать в конфронтации. Пьетро знает, что ответить должен он, поэтому не заставляет себя долго ждать, однако…
То раздражение, что сидит внутри него, вспыхивает, заставляя испытать колкую злобу в сторону пирсингованной девчонки. Максимофф тяжело выдыхает, ему безумно хочется поднять руку и дотянуться до Дикси. Дотронуться до этого кольца в ее носу и дернуть со всей дури, разрывая плоть, чтобы эта шлюха не смела обращаться с его сестрой в подобном тоне. Но он не может, конечности слишком неторопливо слушаются его, отчего Пьетро злиться еще сильнее и тогда…
- Не смей… так… с моей… сестрой… паскуда…
Под его тяжелым взглядом все металлические аксессуары на девушке вырываются из ее личика, разлетаясь по разные стороны, разбивая на пути вазу, пару рамок с фотографиями и портя старый телевизор, оставляя на нем трещину, словно от выстрела. Брюнетка визжит от боли, хватаясь ладонями за раны из которых сочится и пульсирует кровь, но мутанта волнует не это. Ее голос оглушает его и мужчина морщится, прижимаясь к сестре, делая неторопливые шаги в сторону коридора.
Ему хочется уйти и как можно скорее, им в спину доносятся плачь, истерика, проклятия – одно хлеще другого. Но ни одно из них не возымеет действия над этой парочкой.
Скороход и ведьма.

Отредактировано Quicksilver (01-05-2015 09:25)

Марионеткой мужчина полностью покоряется воле сестры. И неудивительно, - без ее помощи ему было не покинуть то жалкое помещение, которое у кого-то еще язык поворачивался называть «домом». При других обстоятельствах, полностью зависящих от него самого, будь он в полном и здавом сознании, Пьетро предпочел бы ночевать на улице – под мостом на коробках, вместе с бездомными или на газетах с приезжими на заработки, что обычно располагались на холодных и шумных вокзалах. Только бы не вдыхать в свои легкие, требующие повышенной дозы кислорода, затхлый и резкий запах сырости, вперемежку с плесенью и пылью.
Но выбора не было.
Свежий воздух опьянил блондина, стоило близнецам вместе толкнуть тяжелую и старую подъездную дверь. Седовласый вынудил Ванду приостановиться, наслаждаясь нахлынувшим чувством долгожданного облегчения, свежести, чистоты. И это несмотря на то, что городской воздух всегда содержит в себе большое количество выхлопного газа. И, все-таки, он казался ему чище, чем та помойка, в которой он жил весь этот треклятый месяц, практически не видя белого света. Ему не было потребности выходить – Дикси выполняла все поручения и снабжала их необходимым на деньги Квиксильвера, что он захватил из дома. Совместные сбережения в наличных, Пьетро не рассчитывал, что вернется по истечение трех недель совместного проживания с брюнеткой, мня себя ненужным и бесполезным членом команды Мстителей, но еще более бездарным и бестолковым родственником своей близняшки. Ванда была не достойна такого брата, однако… он знал, что он нужен ей. Она примет его всегда и любым, как и он никогда не сможет отвергнуть и бросить Алую Ведьму. Но эта маленькая иллюзия, этот самообман позволял ему продолжать губить себя ампула за ампулой, превознося до небес и опуская на самое дно. Заставляя любить себя и проклинать, ненавидя.
Две крайности внутри любого – неважно, человека или мутанта.
Две стороны одной монеты, ее орел и решка.
Злость, ставшая пиком зудящего раздражения, отступила. Но радость об этом была призрачной, она отошла вместе с выплеском той, другой, не принадлежащей ему силы, нашедшей жертву в лице малолетней неформалки. Должно быть сейчас она, склонившись над краном с холодной и пожелтевшей от ржавого водопровода водой, старательно заживляет свои раны через гидрокинез, вспоминая его самыми последними словами, которые только могут быть у нее в арсенале. Думал ли Пьетро о том, что она сможет исцелить себя, когда непроизвольно для самого себя вырывал из Дикси металлические украшения? – нет. Эта ярость была слепой, ему хотелось причинить ей боль немедленно. Заставить страдать, взвыть, закрыть свой поганый рот. Не будь он настолько бессилен, ей бы не поздоровилось и сестра вряд ли успела бы остановить его бушующий нрав.
Наркоманке еще повезло отделаться малой кровью.
Малой… Хотя как посмотреть.
Они добираются до квартиры. Ванда проявляет завидное терпение – то, чего обычно не хватает ее брату, заботливо возясь с неповоротливым мужчиной, замкнутым в себе и в своих мыслях, не проронившему ни единого слова после того, как они покинули жалкие улочки Бронкса. Он создает впечатление совсем потерянного, в особенности, когда Максимофф принимается стаскивать с него толстовку, вместе с футболкой. Пальцы не слушаются и шнурки вместе с кроссовками так же оказываются во власти внимания Ванды. Цыган безмолвствует и, направляемый коротким толчком, бредет в ванную, по пути чуть не уронив горшок с комнатным растением, стоящем в углу. Он не думает вовсе, продолжая повиноваться ведьме, убежденный, что она знает, как будет лучше. Не для него, для обоих. Но когда способность мыслить все-таки находит потерянного Пьетро, Ванда заталкивает его, обнаженного целиком и полностью, в наполненную теплой водой ванну, заставляя его испытать крайнюю степень смущения.
Ему хочется вылезти, Максимофф до смешного вяло сопротивляется, но сдается, устраиваясь поудобнее. Опустив голову, принимается рассматривать свои дрожащие руки, слыша причитания близнеца и ощущая, как пенистая мочалка блуждает по его телу. Чувствуя, как она плачет и испытывая двойственное отношение к этому. Равнодушие к себе сдерживает беспокойство за сестру, поэтому блондин продолжает невозмутимо сидеть в воде, слыша тихие всплески. Это совсем похоже на анабиоз, немощный Квиксильвер словно приспособился к окружающей его обстановке, не желая принимать в событиях вокруг себя какое-то участие. Возможно, так продолжалось бы и далее, если бы…
- Это подарок, - он и не думает отнимать медальон у сестры. У мужчины нет сил даже на усмешку, но интонация выдает его настроение. Ироничное, безличное, потерянное. Он не рассказал Ванде о том, какой сюрприз для него оставил Эрик, а теперь она сама любопытствует, пытаясь раскрыть его и заглянуть вовнутрь.
Подрагивающими руками Квиксильвер расстёгивает цепочку и полностью вкладывает амулет в ладони Ванды, мягко отнимая мочалку и бросая ее в ванну. Сжав ее руки вместе, Пьетро обернулся к ней с тяжелым взглядом и проронил то, что заставило его горло моментально пересохнуть:
- Наша… родная мать.

Спиной он улавливает легкий сквозняк – они оба не терпели душных помещений. Становится холодно. Вода, в которой он покорно сидит, больше не кажется ему горячей или теплой. Ему хочется смыть с себя пену, стекающую по влажному телу, немного исхудалому и какому-то бессильному, совсем чужому. Подняться, добрести до холодильника, одиноко стоящего относительно кухонного гарнитура и прочей современной техники, достать бутылочку фильтрованной, чистой воды и пить. Как никогда жадно. Как он делал это каждое утро, которое они встречали – рука об руку. Вместе, как развелись – каждый по своему личному и не зависящему друг от друга обстоятельству. Оставшись друг у друга единственной опорой, ведь даже их дети никогда не были для них близки настолько, насколько были близки они. Близнецы. Ловящие отклик эмоций друг друга внутри самих себя. Переживающие то, о чем многие возлюбленные могли бы мечтать; не зная и не думая, как это может быть тяжело, уметь чувствовать человека, за которого ты готов умереть не задумываясь. За которым ты готов утратить жизнь следом, только бы не остаться одним, частью, половиной чего-то целого и не поддающегося формулировке в единое понятие.
Что бы ни случилось, для них никогда не было и нет большего страха, чем потерять собственного близнеца. А если и потерять, то навсегда и безвозвратно. Без малейшего шанса на то, чтобы все исправить.
Он разворачивается и видит, как его сестра рассматривает маленькую фотографию. Жалкую и старую, но такую бесценную для них обоих. Затем, вынимая руки из воды, тянется к темным дорожкам, проложившим путь вдоль ее щек, мокрыми пальцами проводя до скул с обеих сторон ее личика, стирая их. Бережно поправляет следы потекшей и размазанной туши. Спокойно и без лишних эмоций, Пьетро не чувствует сейчас ничего, что могло бы исходить от сестры, помимо собственной головной боли и легкого головокружения. Поэтому продолжает всматриваться ей в лицо, не отнимая от него своих рук. Испытывая глубокое чувство вины за то, что произошло между ними в течение месяца. Точнее за то, чего не случилось.
- Мы поссорились. Он рассказывал мне о ней, пытался, но я не хотел и слушать. Ударил его, кажется, раз или два, завязалась потасовка, - Пьетро решил умолчать об убитом ими, это не имело отношения к тому, что он намеревался рассказать ей, - я теперь плохо помню. Тогда… он отказался от меня. Кричал, что я не сын ему, что я не смею и не должен упрекать мать в том, что она бросила нас. Это было так… искренне, что я растерялся. Не помню его таким. А потом… я действительно неудачно упал – грохнулся с высокого обрыва и не справился с мягким приземлением, будто ноги не захотели бежать, подвели меня. Я сломал себе руку и ребра, потерял сознание, а когда проснулся… знакомая отца, какая-то знахарка, живущая в самой глуши выходила меня. А когда я обнаружил на себе этот медальон и спросил ее, она ответила, что Эрик оставил его мне перед тем, как уйти. Он мог бросить меня, но не бросил, - белёсый опустил глаза на ладони ведьмы, которые сжимал какие-то семь минут назад и накрыл одной рукой медальон, желая скрыть его из глаз Ванды, обращая все внимание к себе, возвращая ее к реальности. - Я мог выбросить его там. Или отдать той пожилой женщине, что приютила меня, в качестве маломальской платы. Навсегда поставить точку, вычеркнуть этого… монстра из нашей жизни. Сжечь последние мосты и больше никогда не вспоминать о том, что мы можем быть ему детьми, Ванда, но… я… не смог…
«Я мог убежать. Мы могли убежать, всегда так делали. Я мог бы навсегда укрыть тебя от него, утаить и спрятать. Меня никогда не тянуло к нему, я никогда не был ему желанным по-настоящему. Так почему же… почему теперь…»
- Я не знал, что с этим делать. Я не должен был сбегать, мне стоило все рассказать тебе, вот только… я побоялся, что ты сотрешь эту единственную, последнюю ниточку. Потому что не был уверен, что она не нужна мне. Не нужна тебе. Я просто… трус, - седовласый прикрывает глаза и отпускает руку Ванды, оставляя золотой аксессуар у нее, но уже скрывающий фото их матери, откидываясь спиной назад. Прохлада кафеля охлаждает спину еще больше.
- Он изводил нас все это время. Сводил с ума, заставлял постоянно оглядываться и ожидать, когда же он явится за нами. Снова. А теперь… что-то изменилось. В нем, во мне, в нас обоих. Он испугался меня, никогда не признается в этом, но я видел. Испугался, как я опасался его. Тогда я и решил уйти. Решил разобраться, что делать, сам. За нас двоих. Но не смог… отец был прав, я ни на что не годен. Он постоянно повторял, что я похож на него, но я не он. Я ничего не стою. Не могу…

Отредактировано Quicksilver (03-05-2015 18:54)

Он изливает ей самое малое, но самое главное, что отягощает его душу; открывается сестре так же, как и когда-то раньше, в редкие минуты спокойствия и уединения, единения со своей второй половиной, своим близнецом. Выдает ей то, что стало для него итогом всей жизни, всех неожиданных взлетов и неминуемых падений. Квиксильвер всегда верил в сестру – сильную, волевую, могущественную, в чьих возможностях повлиять на весь мир. Изменить его, если потребуется. Достичь того, что для него самого является призрачными надеждами. Приходится нужной не только своему брату, что любил и любит ее всем сердцем, но и героям, усилий которых может быть недостаточно для того, чтобы предотвратить неминуемое. За те многие годы противостояний с собственным отцом, приходящимся не просто тенью – отражением в зеркале напротив, Квиксильвер успел испытать бессчетное количество разочарований, и все они были на свой счет. Еще молодым и амбициозным, горячим парнишкой, больше всего ему хотелось, чтобы отец взглянул на него одобрительно, он не рассчитывал на приободряющие речи. Чтобы увидел в нем нечто большее, чем проглядывал лишь вскользь бросая взгляды и надолго задерживая их на Ванде. Чтобы стал ему отцом или хотя бы попытался показаться таковым, но нет.
Пьетро удостоился преимущественно другого отношения. Травли.
Он помнил времена, когда они с сестрой были в братстве, подле Магнето. Как тот не упускал шанса проронить в его сторону оскорбительные фразы, унизительные и до того презрительные, что седовласый спидстер плакал по ночам в подушку. Нет разницы – мужчина ты или женщина, когда тебе тяжело и горько на душе слёзы льются сами. И он проливал их, тайно, но рыдая навзрыд, воображая о дне, когда все обязательно изменится. Но ничего не изменилось.
Он пробовал любить и поклоняться отцу, но из этого ничего не вышло. Бояться и пребывать в послушании, но это не было им ни замечено, ни одобрено. Тогда они оба остановились на том, что удавалось им лучше всего – ненависть. И у каждого на то была своя причина и право испытывать жгучую злобу в отношении другого. Казалось бы, ничто не сможет изменить этого, однако годы способны затереть любые разногласия. Раньше Пьетро и не подумал бы, что такое возможно, вот только иначе они не провели бы ни единого разговора и смерть одного из родственников была бы неминуема.
Что-то изменилось. Быть может это самое, другое время уже пришло? Или это просто Пьетро повзрослел, хоть и пытался мысленно, всей душой противостоять Эрику до последнего, вспоминая все прошлые обиды?
«Что я могу?» - эта мысль никогда не давала спидстеру покоя. Но сейчас, находясь в глубокой ванне и замерзая в прохладной и мутной от растворяющейся пены воде, она обрела оттенок безысходности, а вместе с ним – безразличия. Ценил ли Пьетро свою жизнь?
Раньше – безусловно, но теперь, даже когда перед ним была его сестра, прекрасная и необычайно красивая женщина, единственное и самое драгоценное в жизни мутанта создание (приходящаяся ближе, чем родная дочь), он не мог побороть в себе гнетущее чувство неполноценности, ущербности, недостаточности. Достойна ли она такого брата, чтобы сидеть с ним, обнаженным целиком, омывая совсем как инвалида и видеть, как он увядает.
«Жалкое зрелище. Но что я могу?» - он снова и снова возвращается к одному и тому же вопросу. Не находит ответа и вновь, по какому-то проклятому кругу начинает прокручивать все то, что уже было проанализировано и обдумано им до этого. Замкнутый круг, пленник собственной мысли, не дающей седовласому покоя. Выжимающая все соки и подводя к очередной грани, как это было после дня М. Благо, в настоящее время от необдуманных поступков его удерживали эти глаза, что обратились к нему, стоило было мужчине замолкнуть, отрешенно отдалившись от ведьмы на ширину чугунной ванны. Они звали его громче, оказываясь громче робкого и тихого голоска, с которым она обратилась к Пьетро.
В ответ белёсый поднял тяжелый и мрачный, отягощенный взгляд, сильней упираясь затылком в холодный кафель, прикрывая глаза и полностью отдаваясь во власть ее внимания.

Готовый выслушивать, но не слушать.
Находится, но не быть.
Существовать, но не жить.

Прикосновения ее руки выводят Максимоффа из некого подобия транса. Ее слова не успокаивают, как это бывало обычно, они проникают намного дальше, вглубь его сознания, находя в извечных вопросах и терзаниях свое место, тем самым заполняя пустоту. Пьетро слаб, очень слаб, но его взгляд, кажется, становится более осознанным. Квиксильвер словно открывает для себя что-то новое, но в нем нет духа, чтобы поделиться этим со своей сестрой. Голова одурманена, его дар и способность мыслить на сверхскоростях еще не возвратились к нему, но это примитивное чувство, единая ступень с человеком разумным, дает ему случай понять и познать, осознать самого себя. Собственная глупость пугает Пьетро, но чувства притуплены, поэтому, когда Ванда принимается за заботу, блондин испытывает облегчение. Он измотан, ему хочется скорей погрузиться в сон. Квиксильвер повинуется сестре как в тумане, бренно ступая следом за ней по коридору. Полумрак бережет его уставшие глаза и цыган благодарен Максимофф за то, что та не стала включать ночник.
В этом вечере стоило поставить большую и жирную точку, а не продолжать его, нагнетая и без того дурную атмосферу.
И, будто читая мысли брата, Ванда роняет фразу, в которой проскальзывают трепетные нотки. Развалившийся на спине Квиксильвер, ощущая тепло и мягкость губ ведьмы в области лба, вытягивает руку вперед, в темноте задерживая медлительную ведьму и не позволяя ей уйти так скоро, шепча дрожащим на выдохе, еле слышно:
- Прошу, останься со мной.

Отредактировано Quicksilver (05-05-2015 20:31)