Джеймс привык жить так, как его научили за семьдесят лет. Семьдесят лет подчинений; убийств и криокамер. Семьдесят лет тренировок; быстрых и успешных операций. Он привык, что спустя какое-то время, так или иначе, происходит обнуление, пробуждение, электрический обруч на лбу.
Времена года и мода сменялись, но Зимний солдат оставался прежним – верный, быстрый, непревзойденный. Казалось, будто он прожил уже не одно столетие, не один век, и каждое его пробуждение, с одинаковым привкусом стазиса на губах, дарило ему новую, маленькую жизнь. Быструю, необходимую операцию, по результату которой он вновь возвращался на свое законное место, засыпая на очередной неопределенный срок.
У него не было времени рассмотреть жизнь, не было возможности уследить за сменяющими друг друга техническими новшествами, он не мог знать, что сейчас показывают в Синематеке. Джеймс побывал в сотне стран, но так и не видел ни одной из них; он прошел ни одну войну, и ни одна из них, кроме самой первой, не прошла сквозь него, не оставила и следа в его воспоминаниях – ни мускульных, ни отпечатанных внутри черепной.

В две тысячи пятнадцатом он оказался выброшенным на берег жизни словно большой, неповоротливый, нелепый кит, издающий звуковые волны на частоте, которую уже никто давно не слышит. Этот мир не желал принимать его – старомодного, железнорукого и шарахающегося от дурно прилаженного глушителя. Дерганный, вечно насупленный Джеймс вызывает у опрятных,  аккуратно остриженных и чисто выглаженных американцев брезгливо поджатые губы, косые взгляды и желание отойти подальше. Найти себе место в этом мире оказалось гораздо сложнее, чем он мог бы помыслить – если бы имел на это право.
Самостоятельное существование оказалось сложной для Зимнего солдата задачкой. Лучший убийца столетия столкнулся с непреодолимыми трудностями, с невероятно сложной задачей – ему нужно было где-то жить, ему нужно было что-то есть, откуда-то брать средства к существованию. Джеймс пристроился временно в порт, вместе с другими выброшенными на отшиб жизни парнями, разгружал и погружал за гроши корабли, успешно маскируя свою руку за перчатками. Это дало ему необходимый – хоть и унизительный – старт, с которого он начал вести летопись своей «новой» жизни.

Обустроившись на последнем этаже в Бруклине – районе, который он не узнавал ни под каким соусом, Джеймс нашел приятную и вполне лояльную к нему квартирантку, которая не интересовалась им ровно до тех пор, пока под ее дверь в нужный момент был просунут конверт с купюрами и тихонечко жил. Он познавал этот мир, открывая для себя тайны интернета, быстрой телефонии и даже телевизора. Абсолютно все это было для Зимнего солдата ранее не доступно и получив неограниченную сроками свободу, он с головой окунулся в цифровой мир, поглощая тонны информации и стараясь применить ее в современном мире.
Постепенно превращаясь в человека, Джеймс все больше начинал мучиться ночными кошмарами и вспышками воспоминаний, превращаясь от того в еще более странную личность. Изможденный вид стал его визитной карточкой, а дешевенький блокнот, купленный в киоске по пути к дому – вечным спутником. Стараясь записывать все обрывки воспоминаний, что появлялись перед его глазами как правило по ночам, Барнс пытался восстановить картину собственной личности, вылавливая имена, слова и образы. Иногда, он записывал целые сцены, которые стояли перед его глазами, стараясь по максимуму вспомнить того, кто был перед ним – светловолосый мужчина, в звездно-полосатом костюме, рыжеволосая девушка, стоящая в боевой стойке.  Он описывал каждую мелочь, которую успевал запомнить, каждую деталь, трепетно нумеруя страницы и возвращаясь к не дополненному образу раз за разом.

В один из дней, Джеймс вышел подышать свежим воздухом, перечитывая свой «дневник» в парке, силясь вспомнить очередной ночной кошмар, вспышками, всполохами долбящий в висок. Он нахмурился, полностью погружаясь в свои мысли и стараясь абстрагироваться от шумного, быстрого, утомительного Нью-Йорка, что каждый раз пестрил, рассеивая внимание. Разумеется, белокурую девушку, следящую за ним от самого дома и до парка – Барнс так и не заметил, то и дело потирая виски и жмурясь.

Отредактировано James Barnes (16-07-2016 03:08)

Джеймс морщится, будто у него мигрень, сцепляет руки в замок, потирая шершавую кожу на левой руке. Черная перчатка, маскирующая бионику, кажется вовсе и не маскировкой, ему думается, будто она служит маяком для всех, кто желает найти Зимнего солдата. Он продолжает морщиться, сильнее сжимая руки, замерев в нелепой позе, толи его парализовало, толи заели его старые механизмы. Рядом на скамеечке валяется блокнот, а на мужчину волнами накатывают болезненные недовоспоминания, обрывочные сцены и не ясные очертания. Он рвется, стучится в закрытую дверь своего мозга. Пытается очнуться, узнать себя, хоть немного. Но ничего не выходит. В такие дни он чувствует себя беспомощным ребенком, который не в силах повлиять на свою жизнь. В такие дни злость – дикая, бурная, словно река, его захватывает, поднимается в груди, щекочет горло. Он словно заперт в собственно беспамятном теле – куда идти, куда бежать? Джеймс ненавидит эти мгновения, он терпеть не может эту чертову судьбу. Кто он теперь – не герой уж точно. И не злодей больше. Шальные мысли, что сбегать было глупо, было нелепо, было зря, все чаще и чаще посещают его, когда он открывает и пролистывает свой дневник, в котором ни имен, ни знамений, лишь корявые наброски, вырванные страницы из чьей-то жизни.
Со стороны он напоминал человека из неблагоприятной среды – неряшливый, хмурый и молчаливый, он вовсе не вызывал желания общаться или даже приближаться к такому индивидууму, именно поэтому, тихие и почти не слышные шаги в его сторону сначала были восприняты как прогуливающаяся мимо девушка, но затем солдат насторожился. Натренированный слух бойца и опаснейшего убийцы столетия мгновенно уловил шорох листвы, осторожный перебор на цыпочках; неуместный камушек, сорвавшийся из под подошвы – пробирались к нему. Он буквально видел, как к нему приближается легкая, тонкая, аккуратная девушка, она сливалась с тенями, она двигалась быстро и ловко. Но не достаточно, чтобы обхитрить Зимнего солдата. Он был параноиком. Он ждал, что за ним придут. Он был готов рвать и метать в эту же секунду, он был начеку каждый вздох своей жалкой, внезапно свободной жизни. Но… как выяснилось, пришли вовсе не за ним. Продолжая сидеть в своей обмороженной позе, Джеймс успел лишь моргнуть глазами, как его дневник – кому он только может быть нужен? – оперативно свистнули, припуская наутек. Барнс не собирался спускать такой дерзости, срываясь следом за грабительницей.

Они оба умело лавировали по тропинкам и дорожкам небольшого, но густого парка, оба скрывались за деревьями, не издавая лишнего шума. Она – в черном костюме, почти без подошв, словно летела над землей. Он – в своих тяжелых солдатских сапогах и безразмерной куртке, раздуваемой встречным ветром, бежал практически не касаясь земли, тихо и быстро, перепрыгивая через ограждения, огибая кусты и прячась в тени деревьев, неустанно дышал в спину незнакомки, которая, впрочем, даже и не оборачивалась. Джеймс знал, что она стремиться к одному из немногочисленных не популярных выходов, чтобы заблудиться потом среди бесконечных улочек города, слиться с толпой и темными поворотами, забраться на крышу и оказаться вне досягаемости. Солдат был не только отличным бойцом, убийцей, стратегом, но и превосходным шпионом, пристраиваясь вслед за незнакомкой, не выпуская ее из виду и не показывая себя.
Он держался на приличном расстоянии, но несмотря даже на вечерних гуляк, она не могла от него скрыться. Заворачивая, он был поймана Барнсом в другом переулке, где Джеймс безмолвно проследил за тем, как девица забралась по пожарной лестнице, осторожно открывая окошко и забираясь внутрь, плотно прикрыв его за собой. Через мгновение в оконце зажегся свет и Джеймс, усмехнувшись, прогулялся взад-вперед, не ожидая впрочем, что она вновь выберется на охоту.
Ничего годного блондинка найти бы в дневнике не смогла бы, она даже вряд ли сможет разобрать каракули Зимнего, не то что уж понять, значение околесицы, написанной там. Но Джеймсу, как ни иронично, дневник дорог был как память, и он, успокаивая клокочущее нетерпение, присел под козырьком дома. Его было не видно, но малейшее появление девушки будет им замечено. Нельзя сказать, что бы он замаскировался действительно профессионально, но ведь ему и не нужно было, верно? Его целью было не убить девушку, а всего лишь не упустить ее, не дать уйти и унести или выкинуть его дневник. Как и ожидал солдат, до утра она не появилась.

Всю ночь Джеймс так и не сомкнул глаз, карауля похитительницу, и даже когда она погасила свет, наверняка засыпая, он не позволил себе покемарить. Как ни странно, никто больше не входил и не выходил, и редкие прохожие, проскальзывающие в другой двор, совершенно не обратили внимания на Джеймса. Ранним утром, он услышал как окошко открывается, и блондинка начала свое путешествие в лапы к Зимнему солдату, который встряхнувшись, дождался пока она спуститься вниз и словно черт из табакерки, выскочил, преграждая ей путь.
- Мне кажется, или у тебя есть то, что принадлежит мне. – не похоже на то, что он задавал вопрос, проскрежетал Зимний. От долгого молчания его голос был хриплый и какой-то глухой. Баки без интереса рассматривал похитительницу, не испытывая в целом к ней никаких чувств – ни негативных, ни позитивных. Он не был зол, обижен или встревожен, он просто хотел получить то, что принадлежит ему и отправиться по своим делам.
- Не смотря на то, что ты вломилась в мое личное пространство, - Джеймс явно намекал на дневник, - Я в твое вламываться не стал, - он кивнул на оконце. – Поэтому я предлагаю разойтись нам мирно. – дабы она не упиралась, он железной хваткой удерживал девушку выше локтя, а сам бесцеремонно потянул на себя ее сумку, запуская туда руку в поисках своего блокнотика.
- Где? – начиная терять терпение, Джеймс чуть не встряхнул ее, не обнаруживая в школьной сумке то, что искал. Она явно направлялась в школу – ребенок – но это вовсе не значит, что этот факт хоть как-то меняет дело. Барнс не собирался отпускать ее, постепенно выходя из себя и начиная сжимать ее руку сильнее, грозясь оставить там красочный и долгосрочный синяк.

Отредактировано James Barnes (19-07-2016 01:24)

Эти люди ему не нравились. Ему не нравился этот безучастный, равнодушный до других, мир. Холодные, жестокие люди, они ему не нравились, вызывали у него отвращение. Джеймс не помнил точно, но смутно подозревал, в далекие времена его молодости, не было такого равнодушия, кое он видел сегодня. Люди не давали так просто скрыться похитителю, в погоню включались двое, трое, а другие вызывали полицию, сообщали опознавательные знаки, все стремились выручить друг - друга. Сейчас все были равнодушны – выйди он на проспект, закати рукава и позволь незнакомцам смотреть на его блестящую, едва жужжащую механизмами руку, никто даже не обратит внимание. Никому не было дело до других. Вся его маскировка была делом привычки, делом надрессированного бойца.
Эта девчонка была слишком дерзкой для своего возраста, слишком наглой и самоуверенной. Барнс даже сначала растерялся от такого ответа, ведь очевидно же, что он практически поймал ее за руку, предпочитая просто не идти на такие меры как вламываться в чужое жилище. Джеймс никогда раньше не вел переговоров с теми, кто попадал ему в руки, он как правило быстро – или с коротким боем – убивал свое задание, отправляясь на доклад. Замерев от такого ответа, Джеймс даже на мгновение решил, что может быть обознался? Но потом его брови стали еще более хмурыми, а лицо еще более решительное.
- Пошути мне тут. – коротко бросает он, не обнаруживая то, что искал в ее сумке и теряя к ней все любопытство. Он не мог точно ответить, почему было столь важно вернуть этот дневник, но безудержное желание заполучить его обратно двигало солдатом целиком и полностью, диктуя ему все действия. Несмотря на его внутреннее кипение, внешне он был совершенно спокоен. Его учили не проявлять эмоции – никакие, он был холоден, неприступен, он был почти, что колкий на ощупь, словно состоял из тысячи тысяч иголочек. Его образ не вызывал желание с ним обниматься. Но девчонка решила иначе, ей кажется, захотелось более близкого знакомства, такого близкого, что она забралась к нему на спину, комфортненько свесив ноги.

- Удобно? – в его голосе прозвучало столько неприкрытой, столько сладкой, нежной и ядовитой ласки, что любой здравомыслящий на ее месте уже давно бы бежал. Но девчонка вознамерилась даже ответить ему, обрисовав ситуацию таким образом, что даже покликала его позывной. Джеймс замер на месте, на секунду даже теряя к ней интерес, на вкус пробуя кличку. Да, она определенно точно принадлежала ему. На долю секунды могло показаться, что он завис, но на самом деле, он почувствовал такое сильное внутреннее умиротворение, будто заглянул в себя и увидел хоть что-то, что раньше было безвозвратно скрыто. Его резко мотнуло в сторону, он, обхватив ее ноги руками, буквально содрал кошку с себя, не церемонясь, отбрасывая на землю, и в доли секунд выуживая пистолет, прицелился.
- Ты или очень смелая или очень глупая, раз связалась со мной. Никаких денег не стоит жизнь. – Барнс нажал на спусковой крючок, демонстрируя свои самые прямые намерения. Пристрелить ее – ну не найдет дневник, так хоть отомстит за нанесенную обиду. Кошка замерла, исподлобья буравя его своими глазами, в которых застыла смесь нахальства и настороженности. Она знала, о да, что именно представлял из себя Зимний солдат, знала, что он не промахивается, и даже ее ловкости и умений не хватит, чтобы ускакать от его пуль. Он убийца с многолетним опытом, он жнец со стажем. Губы Джеймс дернулись, толи в улыбке, толи в простом согласии - пристрелит, попадет, не сомневайся.

- Зачем тебе это надо? – на удивление миролюбиво замечает Зимний, продолжая держать ее на мушке. Ей казалось, что она совсем незаметно от него обшарила глазами возможные выходы из этой ситуации, и, встретившись с его практически равнодушным взглядом, чуть вздернула подбородок. Солдат по-прежнему не выказывал никаких видимых эмоций, за исключением того невнятного, похожего улыбку, изображенного несколькими секундами ранее. Впрочем, его брови уже не были сведены столь решительно, и девушка позволила себе легкий облегченный выдох.
- Я не стану убивать тебя, Фелиция Харди. – опережая ее удивление, он кивнул головой на сумку, из которой торчала одна из подписанных тетрадей, где аккуратным, скрупулёзным почерком были выведены имя и фамилия.
– Но я отомщу. – это прозвучало столь буднично, что если не вдумываться в смысл слов, могло бы и вовсе не вызвать опасений. Он обронил это как незначительную пометку, как легкую ремарку на ее действие. В его голосе не было ни обиды, ни злости, не было ядовитой мести, жгучей ненависти – простая, сухая, будто выбитая на бумаге, констатация факта. Не было сомнений в том, что он сделает это: через год, или десятки лет. Отомстит лично ей, или ее близким, знакомым, друзьям. Он придет и это будет неотвратимо. Он снесет все на своем пути, он будет безжалостным ураганом. Надо ли ей это? 
Барнс знал, не понаслышке знал, что такое задание. Знал, чего стоит выполнить его и как может быть потом после этого тяжко. Для него, ее деятельность ничем не отличалась от заданий, он вообще другой жизни, кроме как исполнительной не знал. Но не будь он самим собой, если не пообещает возмездия. А мстить Зимний солдат умеет.
Джеймс опускает пистолет, и снова прячем его куда-то за спину, не забыв при этом снова взвести курок. Он делает несколько шагов назад, пропуская Фелицию, и позволяя ей отправиться своей дорогой. Перед ней сейчас стоял выбор – нажить себе такого врага как Зимний солдат или нажить себе такого союзника.

Отредактировано James Barnes (21-07-2016 01:47)

- Ведь ты шутишь, верно? – Джеймс замер, почувствовав у виска холодное дуло пистолета. Девушка взвела курок, словно подвергая его слова насмешливым сомнениям. Барнс не сделал ни шагу, не пошевелился и даже не моргнул лишний раз, замирая совершенно неподвижной статуей. С ее стороны это было решительно, порывисто, эмоционально и глупо – но и он сам был когда-то таким. Джеймс не знал, почему она импонирует ему, внушает какую-то раздражающую до зубного скрежета симпатию.
В тихом дворе повисло гробовое молчание, и даже городской шум, совсем близкий ушел на второй план. Между ними не было сейчас ни дюйма лишнего расстояния, так что он мог, кажется, слышать спиной ее учащенно бьющееся птицей сердце. Его протез не издавал ни звука, хотя прежние движения сопровождались легким, похожим на вибрацию, жужжанием – он совершенно не знал, как избавиться от этого звука, который никогда раньше не присутствовал при нем. Наверняка, сотни разных специалистов ГИДРЫ знали, как именно нужно продувать протез, чем смазывать и чего избегать, но Зимний солдат не знал этих тонкостей собственного механизма. Пока не знал.
- Ты же не выстрелишь. - он был уверен в своей правоте. Фелиция Харди покачала головой, но Зимний солдат чувствовал, как дуло пистолета дрожит, то и дело, задевая его висок, как ее рука неуверенно и с сомнением ощупывает рукоятку оружия. Он был первым, кого она держала на мушке. Он был первым, кому она так неприкрыто и откровенно близко угрожала.

Повисшая тишина нагнетала обстановку их почти что интимной близости, оседая на их волосах, ресницах и на натянутых, как струны, нервах. Она нравилась ему потому, что отказывалась брать то, что дает ей жизнь, предпочитая требовать больше. Он сам был таким, но только не помнил этого – бросался под пули, лез впереди тех, кто сильнее и опытнее его; стремился доказать жизни, чего он стоит. Он был молод, горяч и глуп, но жизнь научила его, как научит рано или поздно и ее. Джеймс на подсознательном уровне видел, что она делает тоже самое, что он в далекие 75 лет тому назад делал сам. Они в разных условиях, и каждый самоутверждается по своему - наивный мальчишка, лезущий в самую гущу событий; глупая кошка, сующаяся к электрическому проводу. В конечном итоге, жизнь отняла у него руку и превратили в убийцу с мировым именем. А что же ждет Фелицию Харди?
Они продолжали стоять, каждый чувствуя себя по-своему. Джеймс не испытывал дискомфорта, но был несколько стеснен в своих действиях, Фелиция – чувствовала обманчивое превосходство, диктовала свои правила и даже задавала вопросы. Он задумчиво наклонил голову в бок, чувствуя как дуло пистолета послушно последовало за ним, уютно вскоре уместившись за ухом.
- Ну давай же. Стреляй. – мягко произносит Барнс, прикрывая глаза. Фелиция медлит, но не дает ему поводов расслабиться. Секунда. Другая. Электрические провода, идущие от передатчиков, едва уловимо вибрируют. Джеймс продолжает молчать, неподвижной статуей зависнув в пространстве. Электрические провода, антенны и телевизионные тарелки издают чуть более уловимый звук, и чувствительная Фелиция Харди поднимает голову наверх, с сомнением и недоумением рассматривая расшалившуюся электронику – ведь на небе ни облачка. Толстый провод вибрирует, лопнувший кнут с искрами мчится вниз, стремясь поранить стоящих прямо под ним людей. Харди и Барнс вынуждены броситься в рассыпную, когда на их место приземляется оголенный провод, он некоторое время продолжает вытанцовывать бешеный танец, отплевываясь искрами, но в конце концов успокаивается, оставляя дом без электроэнергии.
За это время, Джеймс успевает прислониться спиной к стене дома, разрывая свою куртку. Ему было до чертовского жалко рвать свои вещи, ведь больше, кажется, так просто ему не дадут новой амуниции, но делать было нечего. Над ухом кошки со свистом что-то пролетает, еще одна вспышка бликующего света и металлическая рука зависает над ней, тяжело ударяя ее по щеке, отбрасывая пистолет и вгрызаясь с остервенением собаки, ей в горло. Она трясет девчонкой из стороны в сторону, издавая урчаще-вибрирующие звуки, ровно как живой механизм.

Джеймс через мгновение появляется из тени, отзывая свою карающую руку, позволяя девушке проследить за тем, как протез возвращается на свое прежнее место. Перед этим она могла наблюдать зияющую рану на месте руки и легкий стык-крепление. Этого мало кто видел из живых. Он поднимает пистолет, который так удачно оказался у него возле ног, возвращая его обратно за пояс.
- Ты не так плоха. Но тебе еще рано тягаться с такими ребятами как я. – в его голосе почти что можно услышать поощрение, комплимент и легкую симпатию. Услышит ли их обиженная Фелиция Харди, которую вновь обставили? Баки больше не намерен играть с ней в игры, он делает резкий прыжок через себя, оказываясь прямо перед ней. Механизм продолжает издавать предупреждающее урчание, а еще через секунду в живой руке Барнса мелькает
острый военный нож.
- Никогда не смей мне угрожать. Это не простительно. - он прислоняет к ее горлу нож, заставляя почувствовать холодную сталь, ни сглотнуть, ни вздохнуть. - Хочешь разбираться с плохими ребятами - сразу стреляй. - Барнс отстраняется, забирая нож, который легко ныряет в сапог.

Отредактировано James Barnes (28-07-2016 01:50)