Момент замешательства и сомнений длился у Тони ровно несколько секунд, за которые Джеймс успел увидеть меняющиеся на его лице эмоции – от безмолвного вопроса, обращенному к нему – Баки - до яростного отрицания всего ранее сказанного. Энтони не желал отступать и разбираться. Он, гонимый яростной агрессией, хотел получить свое долгожданное возмездие, несмотря на последствия.
Казалось бы, месть то блюдо, что подают в холодном виде, но Старк был горяч, словно только что обжаренные на углях ребрышки – он шипел и плевался маслом, до него невозможно было дотронуться и не обжечься, и действовал он не менее горячо. В его глазах застыло неумолимое желание прикончить своего оппонента прямо сейчас, он горел желанием вырвать сердце Зимнего солдата и растоптать его, во имя своих давно потерянных родителей, о которых Джеймс даже и не подозревал. Барнс ошалело пятился, упирался и вгрызался в свою жизнь, словно она стоила хоть что-то и именно сейчас, в момент, такой как никогда близкой смерти, он понял, что не желает расставаться с жизнью. Он еще, черт побери, не пожил, чтобы сейчас сдохнуть вот так.
Барнс снова упал на спину, больно ударяясь и кажется, отбивая себе что-то. Он зашипел, зажмуриваясь и чертыхаясь в пол голоса. Тони Старк завис над ним, предупреждающе занося репульсор. Повторить финт с электрическим импульсом, скорее всего уже не удастся, а раз он не вырубил его в тот раз, то все приемы Джеймса сводятся в целом, к спасению своей далеко не драгоценной шкуры.
Когда Тони назвался, Джеймс нахмурившись взглянул на него. Шевельнулось ли что-то у Джеймса, когда он услышал эти два имени? Вспомнил ли он? Да ни черта подобного. В голове была абсолютнейшая пустота, именно поэтому, на лице Джеймса отразилось такое неподдельное удивление, непонимание и обида, что не поверить в то, что он действительно не понимает в чем дело, было просто нереально. Барнс убил множество в людей с разными именами, с разными достижениями, разного социального статуса и политического веса – но все они сейчас были для него неразгаданным ребусом, их лица, их жизни и смерть, были для него лабиринтом, в который он еще не успел вступить. Они были стерты из его памяти ни один десяток раз, заменены другими именами, вложены другими данными. Говард и Мария Старк – просто еще одна пара, которую выжгли из Джеймса, как выжигали из него и других.
- И что?! – выпалил Барнс, переворачиваясь сначала на бок, и чувствуя, что внутри него что-то болезненно хрустнуло, заставляя его в очередной раз поморщиться. Протез с тихим жужжанием помог Джеймсу подняться на ноги, под внимательный и подозрительный взгляд Старка. – Мне ни о чем не говорит ни твое имя, ни имя Говарда и Марии Старк. – он равнодушно пожал плечами на недоверчивое выражение лица Старка.
- Мне даже мое имя ни о чем не говорит, не то что уж чьи-то. – последнее Барнс произнес в пол голоса, не позволяя себе такой роскоши, как усмешка. На губе и скуле сочным цветом набухали два здоровенных синяка. Он потер их прохладным протезом, не испытывая в целом ничего, похожее на облегчение.
- Видимо, я причинил твоей семье немало хлопот, раз ты прилетел в своем сияющем костюме в такую даль, чтобы разобраться со мной. – Джеймс не испытывал страха, он был решительно настроен упираться до последнего. Если уж ему суждено умереть сегодня, то он как минимум сделает это в бою, и уж точно никак не лежа на земле. Утирая кровоточащую губу, Барнс принял боевую стойку, не смотря на то, что Железный человек возвышался над ним, и хоть и был поврежден, но все же представлял превосходящую силу. Баки мог лишь догадываться, что перед ним один из многих, чьих родителей он когда-то убил по чужой указке, он мог лишь предполагать, что когда-то стоящий перед ним мужчина, был просто парнем, у которого кто-то посмел отнять родителей.
- Я не помню их, - наконец произносит Джеймс обреченно. Он опускает руки и ни в силах с собой справиться, хватается за голову, которая безудержно трещит, словно стремиться разорваться. Он снова и снова прокручивает в голове два этих имени, пытаясь выхватить их, пытаясь хотя бы понять, за что именно, в честь кого его так ненавидят, но не может добиться успеха, как бы ни пытался. Имена и образы ускользают от него, и солдату остается только слышать пустой гул в голове.
Ему действительно плохо, каждый раз, когда он пытается добраться до воспоминаний, происходит именно так. Его трясет, голова раскалывается, а руки и ноги отказываются его слушаться, начиная дрожать. Джеймса качает из стороны в сторону, пока он судорожно сжимает голову руками, чуть ли не выдавливая из себя эту боль, вместе с воспоминаниями.
- Не помню! – наконец кричит он на Старка, отнимая руки от головы и бросается на него, сбивая с ног. Он испытывает агрессию и ненависть к тому, кто заставляет его проходить через эту боль. Джеймс ударяет Старка по лицу, но тот отбрасывает его от себя в мгновение ока. Барнс приземляется на этот раз мягче, но больше не бежит на Тони. Его временно отпустило, удар помог ему прийти в себя и Баки снова трезво смотрит на происходящее.