[AVA]http://s6.uploads.ru/riVFZ.png[/AVA]
• Время действия: две тысяча пятнадцатый, начало лета.
• Место действия: США, Нью-Йорк, подземелья лаборатории Натаниэля Эссекса.
• Участники: James Howlett&Madelyne Pryor
• Краткое описание: ---
World of Marvel: a new age begins |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Игровой архив » [2015; may] where you go?
[AVA]http://s6.uploads.ru/riVFZ.png[/AVA]
• Время действия: две тысяча пятнадцатый, начало лета.
• Место действия: США, Нью-Йорк, подземелья лаборатории Натаниэля Эссекса.
• Участники: James Howlett&Madelyne Pryor
• Краткое описание: ---
[AVA]http://s6.uploads.ru/riVFZ.png[/AVA]
Мадлен Прайор, местное юное дарование, что периодически выпускают побродить по нижним уровнями лаборатории - продольным коридорам, затхлым стойким запахом плесени отдающим, а приглушённый размеренный свет рассекает напускную темноту, такой пугают непослушных детей родители, угрожающие сослать непокорных в места не столь отдалённые и опасные, где за каждым углом будет прятаться страшный злобный монстр. Впрочем, своих монстров Мадлен Прайор хватало с лихвой, запросто готова она была расстаться с парой-тройкой из них.
Скрежет, доносящийся с нижних этажей, как из глубин Ада не давал ей покоя уже несколько недель, чем продолжительнее становилась пытка сознания девушки, тем отчётливее она улавливала нотки рычания, не нашедший выхода вопль, почти что смертельный, застрявший на границе двух миров: шёпот, коим он оборачивался по окончанию пытки, доводил до изнеможения, до состояния прострации, где невозможно было разобрать, что к чему; где иллюзия развеивается реальностью, и где реальность прекращает существовать. Всё происходящее в голове Мадлен постепенно переставало казаться выдумкой, игрой воображения над сознанием, рациональность и ясность сдавали в позициях, прогибались под волей мыслей, распределённых равномерно под подкоркой: она становилась единым целым с тем, что и вырисовывало её подсознание. Доносящийся из недр неприступных камер в запретных секциях казался не таким уж незнакомым, словно он не чужеродный вовсе, а её собственный; все спутанные бесконечным потоком - неразборчивые, сбитые - мысли оказывались ей знакомыми, но в тоже время Прайор не могла ухватиться ни за одно из них, крупицы воспоминаний оказывались недоступными, закрытыми и всё больше доводили до отчаяния, верно выделенной формулы из спектра чувств, что испытывала девушка, подбираясь к излучателю тех эмоциональных, ментальных, волн, что были на неё направлены - злость, агрессия и желание вцепиться в чьи-нибудь глотку настигали позднее, однако затаившийся страх не позволял ей приблизиться. Первобытное чувство, зарождающееся по причинам весьма загадочным и непривычное для Мадлен, отталкивало её, превозмогая любопытство и необходимость усмирить - укротить его; зверя, что поселился по соседству. У зверя воля сильнее, она упорствует и жаждет подавить собой собственную сущность, загнать её подальше и поглубже, воцарив своё превосходство над ним, вовлекая в опасное противостояние между здравым смыслом и сомнением; сомнение - зверь, сомнение - корень всего зла, он разрушает неспешно, но в конечном счёте - стремительно, уничтожая единственное, что казалось ему непосильным - веру.
Вестимо, этой ночью тоска одолела Мадлен Прайор, а резонансно разносящаяся боль в голове стала настолько невыносимой, что окончательно убедившись в правильности принятого решения, она отправилась в опасное путешествие по подземельям лаборатории Натаниэля Эссекса, удачно отправившегося по своим очередным весьма и весьма важным делам за двое суток до этого события. Сама же Прайор, послушная и хорошо воспитанная упомянутым выше джентльменом [ещё не пришло время ненавидеть его настолько сильно, чтобы убить], выполнила все указанные ей наставления и предписания: она была прилежной и способной воспитанницей, по крайней мере именно такой опознавательный ярлык на неё и повесил Эссекс, не каждый день сталкиваешься с проблемой объяснения истинного происхождения подростка в собственных владениях, а посвящать юное дарование в свои тайны наш коварный друг намерен не был, и следуя его логике, Мадлен Прайор знать не знала, что является клоном, и свята верила, что её подбросили местные барыги за бутылку бухлишка к порогу приличного дома. Первый пункт в истории Мадлен Прайор со слов Натаниэля Эссекса - верь в слова Натаниэля Эссекса и всё сложится самым что ни на есть прекрасным образом. Второй пункт той же истории - всегда верь и доверяй Натаниэлю Эссексу, никогда ничего не скрывай от Натаниэля Эссекса. Натаниэль Эссекс - центр вселенной, чего уж там. Впрочем, Мадлен Прайор было что скрывать, и тайна заключалась не только не санкционированных ночных вылазках в тёмные подземелья без присмотра, но и в других голосах, поселившихся в голове юной особы, что измучивали не меньше предыдущего, образ владельца которого одной ночью вырисовался перед ней очень чётко, будто в прошлом они имели неосторожность встретиться. А, быть может, так оно и было на самом деле?
Продвигаясь дальше по узкому коридору, неторопливо приближаясь к конечному пункту назначения - стальной, железной или отлитой из черти пойми какого прочного металла дверь, Мадлен Прайор дотронулся ладонью до шероховатой поверхности, и прочувствовала весь эмоциональный осадок - энергию, что билась в агонии, скрываясь в недоступной ей комнате. Казалось, что она и её охватит - поглотит, выудит оставшееся здравомыслие и окончательно сведёт с ума, а ведь она уже и так была на грани, на пути нисхождения в адскую пучину. И благодарить за своё нисхождение следует демонов, что своими манящими речами, соблазнительными и такими правдивыми, раскрывали ей правду, снимали слой за слоем ложь, что обволакивала, заворачивала в свой покров, сущность Мадлен Прайор.
Верь Натаниэлю Эссексу, Мадлен. Даже если все его речи лживы.
Простукивая бреши, возможные пустые - воздушные образования в стальной двери, Прайор сделала глубокий вздох, переводя дыхание, и прислонилась к ней, пытаясь разобраться доносящиеся звуки, действительно похожие на рычания. — Ты можешь хоть на минуту успокоиться? - резко проснувшимся властным тоном произнесла Мадлен, - ни тебе здравствуй, как поживаете, никаких приветственно-вежливых речей, да и был ли от них толк? Спрашивать о здравии глупо, и так все вполне очевидно. Сводить знакомство - не время и не место. Обнадёживать пламенными речами и убеждениями, что она, вся такая очень опытная и умелая, поможет находящемуся за той стеной субъекту справиться с мучениями, вызволить и даровать свободу - глупо. Мадлен Прайор хотела лишь одного, что пленённое существо замолчало и покинуло её голову, перестало терзать наваждением и измучивать образами, голосами, силуэтами и картинками воспоминаний, что не хотели образовывать единое полотно памяти. Вежливость, присущая натуре Мадлен, только что решила саму себя послать к чёрту, и она лишь злобно в очередной раз заехала ногой по двери, явно пытаясь разозлить и без того разозлённого субъекта.
Ложь Натаниэля Эссекса рассыпалась, как ускользающий из ладоней песок.
Реальность оказалась омерзительной, жестокой и жуткой.
И лишь насмешливые речи демонов оказались правдой.
Эти самые демоны предложили то, от чего слишком сложно было отказаться. И отказаться не смогла и она.
[AVA]https://media.giphy.com/media/3o7qE2fiT5seO2lIre/giphy.gif[/AVA]
Джеймс сидит в своей чертовой клетке и минуты перетекают в часы. Время, словно бы издеваясь над ним, замедляет свой ход, отсчитываемое ровными, равнодушными шагами, приближающими к его камере очередного мучителя. Он рычит, как загнанный, как раненный, как ослабевший, но не потерявший своего духа зверь, обнажая клыки и скалится. Он хотел бы броситься, вонзая зубы и вкусить чужой плоти – но сил хватает лишь на то, чтобы устало поднять голову.
Время разбивается тысячью мелких осколков, впивается в него, проникает нетерпеливым воет под кожу. Оно определенно издевается над ним, нет никаких сомнений, смешивает очертания и краски, смешивает запахи и вкусы, дезориентирует его, лишая разума. Хоулетт рычит уже самопроизвольно, он царапает когтями стены так, что органические структуры его тела не выдерживают напора, с сухим треском лопаются, словно внутри они пустые, с отвратительным чавканьем отправляясь обратно под кожу. Он уже не испытывает боли, лишь систематическое жжение в области костяшек пальцев, когда новые когти отрастают, пробивая себе путь.
- Он опять это сделал. – звучит равнодушный голос, когда Джеймса поднимают на ноги, вытаскивая под мышки из камеры и уводят в другое помещение, где бесчисленное – а может и всего лишь одна – иголки впиваются в его изможденное тело, высасывая кровь. Взамен ему закачивают очередную жидкость и ожидают реакции. Клетки тела пожирают вирус, а Джеймс остается все также цел. Его кормят – ровно на столько, чтобы он не приобрел большую силу, способную разворотить тут все, и уводят обратно в камеру, где тяжелый сплав вибраниума, стали и адамантиума (очень не дешево) полностью – как им кажется – заглушают его вой. Джеймс принимается снова скоблить стены, словно это ему помогает отвлечься.
В действительности он уже ровным счетом ничего не чувствует. Его эмоции сузились до простейших и низменных, его сомнения и надежды остались в прошлом, его ненависть лелеема каждым новым вздохом, а желание убивать цветет в нем маковым цветом. Он заперт внутри этой клетки; безумие заперто внутри него, и если сам себя он убить не может – он пробовал – то остается лишь прислушиваться к голосу, который шепчет ему не сдаваться.
Джеймс напоминает хорошо прорисованный скелет: черты его лица заострились, зубы вытянулись, а глаза стали пустыми и впалыми – он приобретает с каждым днем все большую звериную форму, обрастая волосами – вместо одежды, клацает зубами – вместо речи. Он слаб, но чертовски зол. В один день его увозят из ненавистной клетки больше чем на несколько часов, он проводит целые дни вне камеры, заключенный, впрочем, в другом месте. Росомаху исправно кормят так, что его тело покрывается мышечной массой буквально не по дням, а по часам и сила появляется в его руках и ногах, но он по прежнему не способен сказать ни слова, лишь гадая, к чему приведет этот очередной эксперимент. Эксперимент привел к появлению главного действующего лица, который обошел его, рассматривая со всех сторон.
- Совершенная копия. – обронил мужчина восхищенным голосом, проводя кончиком пальца по коже Росомахи, словно бы убеждаясь в том, что это не муляж. – Ох, если бы его видел Уильям, - на губах появилась плотоядная улыбка, и покидая Росомаху, он коротко кивнул лаборанту, который принялся чертить на теле Джеймса узоры. Раз за разом он обводил его, и от каждого движения Джеймс вздрагивал, морщился и неустанно рычал, от чего уже в конце -концов, все начали равнодушно отмахиваться, как от назойливого жужжания мухи. Они не боялись его больше, они воспринимали его как своего беззащитного пленника, который не в силах причинить им никакого вреда.
Джеймс не может знать, что ему предстоит пройти часть пути своего предшественника, предстоит отправиться в точную копию той же лаборатории, испытать на себе уколы практически тех же шприцов, и впервые в своей жизни пережить такую боль, которая даже на экспериментальном столе ему не снилась. Все прошлые опыты над ними были прахом, пылью осевшей на задворках памяти, тогда как это путешествие ко вратам ада он будет помнить даже на уровне мускульной памяти, пусть его головной мозг уже через несколько часов забудет все страдания.
Они не могли не подготовиться – ведь прошлый подопытный не просто сбежал от них, он лишил их всех надежд, уничтожая все на своем пути, и у них остались лишь образцы его крови, попытки воссоздать – да пусть и успешные – кого-то похожего, но никак не оригинал. Джеймс был таким удачным подарком судьбы; таким непостижимым совпадением, что новая лабораторная была достаточно оборудованной, новые жгуты сомкнувшиеся на его груди достаточно крепкими, чтобы адамантиумная версия взбесившегося юного зверя не смогла испортить им планы.
Боль понятие субъективное – но никакое конкретное определение этого не стало бы подходящим к тому, что испытывал последующие мгновения Джеймс, когда его регенерация буквально трещала по швам, не в силах справиться с таким зарядом железа, закаченным в его тело. Сердце трепетало от желания разорваться, но стремление отомстить бьющееся на подкорке было куда более сильным, чем смерть, склонившая над ним в нежнейшем поцелуе. Джеймс чувствовал, как его когти покрываются сталью, как тело тянет его вниз, как кровь густеет. В него всверливали чужеродную органику под аккомпанемент безудержно рвущегося сердца и лопающихся друг за другом сосудов. Раз - и он теряет сознание, уже через секунду вновь очнувшись, испытывая непрекращающийся сердечный приступ. Два - и у Джеймса лопаются сосуды головного мозга, он буквально ощущает на себе как отключаются все рецепторы тела, и желанное умиротворение на долбанную секунду растекается по телу; три - и регенерация возвращает его в мир, отказываясь, в одиночку бороться с этой пыткой. Росомаха захлебывается в своем нечеловеческое вое. Хоулетт по определению не мог быть слабее своей точной копии – он был в разы моложе, он был злее и живучее. Эксперимент можно было назвать не иначе как успешным.
Пуля была выпущена в голову немедля. Та пуля, что лишает всех воспоминаний, надежд, сомнений. Пуля, которая освобождает от пут прошлого и которая служит спасательным жилетом для всех, кого впервые видит Росомаха, когда открывает глаза. Он – белый лист, а они чернила, что теперь могут писать на нем. Он послушная глина, лепи что угодно, ведь у него нет сомнений. Одну лишь ошибку нельзя совершать. Ту самую, что они совершили, когда доставили его обратно в камеру. Его камеру. Где стены исцарапаны когтями, где пахнет его болью, потом и ненавистью, голодом, страданием и остро шипящим на кончике языка чувством мести. Он вдыхает этот запах, принимая свое прошлое и повинуясь ему, наполняется звенящим чувством определенности, а в его голове просыпается вырубленный пулей зверь.
Он повинуется своей судьбе лишь временно, но ночам продолжая свой отвратительный скрежет. Теперь его слышно даже на верхних этажах, адамантиум встречается с адамантиумом, высекает искры. Он тяжело дышит, ему жарко, ему душно и темно – спидометр его внутреннего кипения доходит до финала.
Шаги были не свойственны тем, что он привык слышать, да и время, если его биоритмы не нарушились, совсем не для визитеров. Хоулетт притаился всего на секунду, выпуская практически сразу, свой приглушенно – предупреждающий рык на свободу. Не подходи – убьет. Сердцебиение было ровным, но всего на удар чаще, чем следует у того, кто определенно знает, к кому приближается. И от нее совсем не пахло одной тысячью инъекций и опытов, умело проводимых на разных живых существах. Она пинает клетку, так что Джеймс в отместку бросается на тяжелое заграждение, сокрушая его последними силами, выбивает себе плечо, которое с треском вправляет обратно и, притихнув, слышит, как вибрационные волны колеблются по всему периметру. Он стал гораздо тяжелее, чем был, когда его сюда притащили.
Она стоит за дверью, обладает издевательски близкой свободой, так что вместо того, чтобы что-то ей ответить, но рычит так устрашающе, что не иначе чем дичайшее создание из самой преисподней поднялось на землю и оказалось в клетке. В его рыке слышится отчаяние, беспомощность и обида, которая маскируется за тупым гневом. В его рыке слышится очередное обещание поквитаться со всеми, кто это с ним сделал. Росомаха в очередной раз бросается на дверь, тупо и грубо тратит свои силы, которых у него не так что бы много. Тяжело и шумно дышит, облизывает губы и скалится.
Наконец он замирает и слышит как она медленно водит пальцами по внутренней стороне толстой двери. Ее подушечки почти не издают и звука, но даже за этой толщиной, Хоулетт улавливает тончайшую вибрацию, чьей причиной он более не был. Она приказывает ему – не просит, не предлагает и не советует – отойти и брюнет, оскаблившись, подчиняется, удаляясь в сторону одного из углов. Она не спешит, а он в свою очередь не тешит себя наивными надеждами, рассматривая вариант, что это очередной эксперимент, где всего лишь проверят его реакцию и поведение.
Тихий неуловимый щелк был практически оглушающим треском в этой повисшей напряженной тишине. Один короткий прыжок и он выбивает уже легко поддавшуюся дверь, сбивая с ног девушку; он не медлит ни секунды, без жалости собираясь ее зарезать прямо сейчас – в качество благодарности, конечно – и придавив ее к полу, прижимает когти к горлу. Еще секунду назад, казалось, что ничто не сможет остановить его, что слишком опасно доверять кому-то в этом месте, где искать справедливости глупо, но ..
Но оказывается, что он не в силах ее прирезать. Оказывается, что она всего одним прикосновением доказывает ему, что она не проверяет его. Он чувствует всю ту боль, что забыл, пропускает через себя все те дни, что скулил здесь, и отскакивая от незнакомки в сторону, втягивает свои когти, тяжело дышит, затравленно смотрит и неуверенно морщится.
- Извини.
[AVA]http://s6.uploads.ru/riVFZ.png[/AVA]
Мадлен Прайор смотрит на якобы угрожающий ей субъект, что ещё так многозначительно прижимает её к полу, выуживая свои длинные, определённо острые, металлические когти, на которые она смотрит с большим интересом, чем на самого подопытного, заключённого в этих промёрзлых и зловонных лабораториях, подверженного пытками и вымученного страданиями не только собственными, но и отголосками терзающего прошлого, что она могла прочесть и понять в его зверином - диком, надломленном, но окончательно не уничтоженном, взгляде существа, отчаянного желающего бороться за выживание; нет, не за жизнь, думается девушке, что вместо того, чтобы начать паниковать, плакать и молить о пощаде, сдувает рыжую прядь волос со своего лица, что непременно ещё заедет по морде этого дикаря, и, не произнося и звука, смотрит на него так, словно в собственное отражение всматривается, а ещё губы в усмешке растягивает, словно это не её сейчас зарежут и забудут; впрочем, не так уж и важно, всё равно нет никому никакого дела. Натаниэль Эссекс, великий и ужасный, всплакнёт, что упустил свой драгоценный объект, что по его мнению не заслуживал жизни, если не имел собственного сознания, а представлял из себя лишь куклу, самостоятельно не способную даже передвигаться, - она отчётливо видела то, что было сделано с предшественниками, с провальными экспериментами, выброшенными как мусор и забытыми в своих стеклянных капсулах, куда, вестимо, по собственным эстетическим соображениям их создатель и прятал, дабы насладиться видами своей коллекции, больной и помешанный Эссекс, явно получал истинное удовольствие, словно насмехался над всеми своими неудачно созданными игрушками, вознося над ним единственной слой успешный эксперимент - Мадлен Прайор.
— Радушного приёма я и не ждала, - безразлично произносит девушка, поднимаясь с пыльного пола, к которому была прижата вот этим самым оголтелым существом, что уже успел отскочить к стене и спрятать свои занимательные когти обратно, - прям как большая кошка, ну или опасный волк, - и извиниться за столь непочтительное отношение, что удивило Мадлен куда больше, чем прежняя попытка выпотрошить её и оставить подыхать на грязном коридорном полу. Занимательная участь, как ни посмотри.
В какой-то степени, быть может, демон Н'Арстирш, - по крайней мере именно так существо, поселившееся в её голове и проецирующее там же различные образы, представилось, - был прав: Мадлен лишь средство для достижения цели, преследуемой её создателем - Натаниэлем Эссексом, чьи несбыточные мечты и нашли пристанище в виде спешно сменяемых друг друга картинках, что представитель Ада внушал и нашёптывал ей, доводя до окончательной точки безумия, что захватит с невероятной силой, завладевая сознанием и погружая его в кромешную тьму, и всё это влияние усиливалось воздействием этого существа, стоящего рядом - дышит тяжело, бешено и безудержно. Она настроилась на эту волну то ли случайно, то ли осознанно и источаемой им болью заглушала свою собственную, величайшая пытка, достойная самого Эссекса, что там умело и тонко воздействовал на окружающих, ломая под себя и создавая на остатках личности свои творения. Она же не была личностью, по крайней мере в это её заставляли поверить, Мадлен Прайор это всего лишь наименование - обозначение, коих сотни, как и сотни пронумерованных лабораторных крыс, заслуживающих жизни куда больше, чем она сама. Мадлен Прайор лишь скрытое определение набора цифр - 9818, выбитых на пробирке, занесённых знаков в личное дело, папку со всеми проведёнными опытами и исследованиями, картографией развития и совершенствования собственных способностей, схемы - графики - вычислительные таблицы, процентные соотношения, диаграммы и иная волокита сведений, тактических приёмов и программ, забитых в её голову. Казалось бы, что в этой идеальной системе не хватало лишь одного звена, что по какой-то причине ещё не было занесено в эту идеально разработанную цепь, оно потом скажется на всём дальнейшем становлении Мадлен Прайор, впрочем - оно единственное, за что стоило бы поблагодарить больного ублюдка, решившего сыграть в Господа. Стоит отдать ему должное, он неплохо справился с отведённой ему ролью подражателя.
Мадлен Прайор подходит ближе, расстояние между ней и существом, чья имя она пока что не может собрать в единый набор гласных и согласных, сколько не пытайся - не получается, что-то отчётливо мешает, преграждает путь в этих лабиринтах памяти, что давно смешались с болью и отчаянием, в его сознании нет ни кусочка от личности, лишь отрывки - разбросанные и запрятанные между смешанными чувствами, что и она сама испытывает, на ещё один шаг оказываясь ближе. — Нет. Это не проверка, и не эксперимент, - равномерная интонация голоса, ни на тональность не вздрогнувший, не выражающий паники, опасности, что можно было почувствовать выраженной угрозой направленной в её адрес, - и в его адрес тоже, по отношению к человеку, коим следует обозначить существо [не особо-то и прилично столь неподобающим образом отзываться о живом создании, что стоит неподалёку], Мадлен не пытается доказать искренность своих слов или намерений, а лишь подходит вплотную касаясь своей рукой его руки, проводя ладонью от кисти до локтя. То, что она так отчётливо усвоила из всех своих псионических способностей - поглощать чужую боль, в итоге именно таковым сей нетривиальный ритуал и следовало обозначить, раньше её уверяли в другом: она снимает боль и излечивает физическое или душевное повреждение, но ничего сама не испытывает - ложь, она определённо чувствовала, испытывала и через себя пропускала, морщась от мощности поглощаемой энергии, источаемой им - она же проникала под кожу, пощипывала и норовила пробраться глубже - нервным импульсом резонируя в мозг, пробивая нейроны, что пробуждали воспоминания, еле уловимые силуэты и голоса, эхом отдающие. Всё, что она могла уловить и собрать по частницам, направляя обратно владельцу, дабы хоть как-то собрать эту вереницу в единое целое, способную послужить мало-мальским утешением. Прайор не особо надеялась, но всё же могла позволить себе надеяться, на чудо, и что выуженная крупица данных поможет ему успокоиться, подтолкнёт к правде, хоть какой-нибудь, о собственной сущности и о собственном прошлом. Вдоволь насладившись ощущениями, воспринятыми уже куда более приятными, чем прежде - не было тех подопытных, что использовали в лабораториях в качестве тренинга для неё самой, чья боль растекалась по телу, но она, физическая, никак не могла пробраться к психологической, заставить Мадлен не просто ощущать, но и испытывать. Не то, что он. Но он, как известно, не был одним из тех подопытных, никто и вообразить не мог, что случится именно так, как случилось. Как и свято верил Создатель, что Мадлен Прайор никогда не узнает злосчастной правды о себе самой. Какая трагедия, ахнули бы зрители, если таковые имелись бы. Здесь, в стенах лаборатории, персонал воспринимал девушку, как домашнего питомца, кошку или собаку, с которой можно поиграть, которую можно покормить и которая уж точно никакой не представляет угрозы, она же вся такая домашняя, ходит тенью за Создателем, верная и преданная воспитанница, что его же воспринимает как своего родителя, и отзывается нежностью и лаской на все его потуги быть с ней добрым и сердечным, - в это верилось, в этом она была убеждена и жила в созданной всеми иллюзии, - однако, пусть так и было, Прайор никогда не отличалась наивностью и глупостью, над этой частью её личности Натаниэль Эссекс уж очень хорошо поработал, и, взрослея, она начала испытывать неприятное чувство; чувство, зовущееся подозрением. — Ты хочешь убраться отсюда, - не вопрос, а форменная констатация известного ей факта, озвученного во всё той же невозмутимой безразличной манере, что и при первом столкновении, напомним - буквальном, с молодым мужчиной. Мадлен с трудом могла определить возраст, она делила окружающих по своим понятиям - старый, среднее, молодой - и лишь на собственное восприятие ориентировалась, на нём же и строила предположения, пытаясь выявить принадлежность того или иного объекта, находящего в радиусе нескольких метров от неё. Прайор видела мир иначе. Её «иначе» строилось лишь на тех данных, что она получала от своего Создателя и обитающих в стенах этой лаборатории, и выше - доме, личностей, никогда не покидая пределов окружённой высокими заборами территории. Теперь у неё был не только шанс преодолеть эту небольшую трудность, но и силы, способные помочь в этом деле. Силы новые, её собственные - никем сторонним не внедрённые, Натаниэль Эссекс может смело грызть локти, упуская такую уникальную возможность сделать из Мадлен Прайор, своего удачного эксперимента, нового подопытного, такого как вот тот, что она решила заполучить в качестве союзника.
Он вырвался из клетки. Ему, надо точнее сказать, помогли это сделать. Но набросившийся на него реальный мир, был пугающе огромным. Долгожданная свобода свалилась на него неподъемной тяжестью, с которой как выяснилось, он был не готов справиться одной левой. Хоулетт мотает головой, отгоняет от себя набросившуюся реальность, во всем своем цвете, свете и вкусе, вжимается спиной в стенку и нервно дергается буквально от всего.
Джеймс тяжело дышит и никак не может понять происходящее - острый запах присутствия другого живого существа ударил в нос, сбивая с толку. Прежде он чувствовал только собственное отчаяние и горечь, теперь же - бесстрашное любопытство, приправленное флегматичным равнодушием. Раньше, прежде чем выволочь его из камеры, ему сбивали обоняние, чтобы он не смог запомнить своих мучителей и отомстить (как осторожно), чтобы он не смог ориентироваться в пространстве; чтобы он был слеп. Сейчас его рецепторы наполнились вкусовой палитрой, ведь в его камере не было места другим запахам и ощущениям, кроме дозволенных, так что он словно заново стал познавать этот мир, только что не припал к земле, вдыхая этот чудной для него запах. Звуки, заполнили его уши: от тихих шагов на верхних уровнях, до подводных течений под землёй; Джеймс слышал как насекомые копошатся где-то внизу, и как наверху лаборант смешивает жидкости, лениво зевая. Он насторожен и недоверчив - принюхивается и прислушивается, не доверяет своим глазам и полагается только на инстинкты, которыми едва может управляться и которые с буйством зверя желают завладеть им, диктуя свои правила. Она совершенно не боится его, и не врет - её спокойное, ровное сердце не участилось ни на йоту, когда она произнесла слова. Это утешает.
Джеймс чувствителен и обострен, ровно оголенный нерв, ровно заряженный ствол - нет-нет, да пальнёт. Он громко и шумно дышит, весь переполняясь звуками и запахами, пропуская через себя набросившееся на него разнообразие. Ему тяжело собраться, каждый звук сбивает его с толку, заставляя ловить его, чуть наклоняя голову то в одну, то в другую сторону и даже прикрывать глаза, для более чувственного восприятия. Он фыркает, когда в нос залетает что-то и щекочет рецепторы, напоминая взъерошенного пса и продолжает водить головой из стороны в сторону.
Мадлен терпеливо ждёт - хотя времени у них наверняка мало. Она не сокращает между ними расстояние некоторое время, ведь на каждое её движение и шорох, Росомаха дёргается, и приковывает к ней свой взгляд, полный подозрений и агрессивного напряжения. Ему нужно время, чтобы освоиться и она даёт ему эту роскошь, не торопя его и осторожно выжидая какое-то время.
Хотя она и позволяет ему свыкнуться с новыми яркими ощущениями, но требует взамен хоть какого-то доверия и начинает с легкого касания, приблизившись к нему настолько, чтобы он не чувствовал себя скованно. Она дотрагивается до его рук, где совсем недавно блестели металлические когти - природы которых он не знал - и проводит дальше. Хоулетт не уверен: доверять ей или перерезать горло пока не поздно? Но замерев, позволяет ей окунуться в водоворот его выбитых воспоминаний, неуверенно отправляясь в это путешествие вместе с ней. Прайор со всей ловкостью выуживает размытые очертания и образы, добавляет немного шоковой терапии и боли, так что в итоге Джеймс в арифметической прогрессии преисполняется яростью, буквально чувствуя, как она заполняет его с ног до головы, впиваясь нетерпеливыми колючками в под кожу, вгрызаясь агрессивными пираньями и уверяя его в том, что перед ним находится союзник, но никак не враг. Она явственно показала ему того, кто без сомнений одел на себя маску мучителя, становясь для Росомахи врагом в первой инстанции. Мадлен позволяет ему напоить свою сущность животной яростью, направляя ее на тех, кто являлся сейчас для них основным препятствием на пути к свободе.
– Хочу, - быстро соглашается брюнет, и его взгляд становится более осмысленным и чистым. Логан наконец свыкся с многообразием звуков и запахов, вычленяя теперь самое важное и нужное для него, для них, начиная постепенно вспоминать, как именно управлять собственной сущностью. Поднимаясь на ноги вместе с Мадлен, он смотрит на нее и прислушивается. – Но нас не отпустят. - он невольно скопировал ее манеру речи, равнодушную и утвердительную форму, все такого же обоим им известного факта. Логан уже сейчас слышал, какая наверху произошла шумиха. Несколько тяжелых сапог отправились в полной амуниции вниз, проверять подозрения.
Джеймс медлит, внимательно вслушиваясь в чужие шаги, которые из торопливых превратились в осторожные и натянутые. Они отдаются эхом в его голове, ибо зверь отключил все остальные чувства, слушая лишь чужое дыхание, нервное сердцебиение и вереницу шагов, становящихся все громче по мере их приближения. Они сокращали расстояние между ним и собой все стремительнее и их было как минимум шесть. Пустяковая мелочь для того, кто исцеляется в доли секунд и неприятное событие для той, кто может быть серьезно ранен шальным рикошетом. Логан предлагает Мадлен спрятаться в его некогда клетке и уточняет – Ты знаешь, как нам отсюда выбраться? Только туда? - он поднимает голову наверх и имеет ввиду, разумеется, верхние ярусы. Никаких сомнений или колебаний в отношении того, что они отправятся вдвоем. Они теперь, словно связаны общей целью сейчас и общей болью потом - Прайор забрала часть его воспоминаний себе, непроизвольно поделившись отчасти и своей участью с ним - на эмоциональном уровне, на уровне изменившегося запаха, стука сердца и резкого выдоха. Он не знает, что именно и кто именно она, не имеет понятия, что с ней делали и как, но чувствует, что она стремиться убежать из этого места так же яростно, как и он сам, а значит она стала для него лучшим союзником из всех возможных в этом месте. Мадлен останавливается за стенкой, а Джеймс встречает шестерых мужчин в бронежилетах и касках, у самого поворота, останавливаясь в тени и замирая. Слившись со стеной, Росомаха пропустил их вперед, оказываясь за спинами мужчин и протыкая самого ближайшего к себе когтями. Его амуниция не спасла от этого смертоносного оружия, которое вошло в плоть словно нож в масло. Остальные открыли огонь по Росомахе, но ни один из них не догадался целиться в голову, чтобы вырубить зверя хоть ненадолго, так что он, то и дело получая по пуле, двигался к ним, пока не прижал их к стене. Джеймс не испытывал боль по-настоящему, она не может сравниться с той, что эхом разносилась в его голове от каждого пулевого проникновения, с той, что запомнили его суставы и мышцы, с той, что он терпел находясь под наблюдением и опытами. Эти пули вызывали у Логана глухое рычание, они заводили его еще больше, злили как быка на арене. Одного за другим он резал их, словно свиней, безжалостно и молча, он протыкал им животы, лишь через какое-то время он разрезал им и глотку; он не щадил их, заставляя испытать мучения, а уж после - смерть. Джеймс мог разобраться с ними куда быстрее, куда изящнее и куда тише, предупреждая их крики, но он был слишком неопытен и зол, чтобы быть дальновидным и рассудительным. Они наделали прилично шума, так что когда Джеймс отворил дверь, его лицо не выражало никаких победных или радостных чувств. Закончив с ними, он услышал, как наверху переговариваются, придумывая наилучший план задержания. То, что Мадлен находится неизвестно где, - а значит с ним - уже тоже было раскрыто.
На этаже нестерпимо едко пахло свежей кровью. Прайор без всякой жалости осмотрела трупы, не испытывая ни капли сожаления в отношении жертв, полностью разделяя чувства самого Росомахи, а он в свою очередь, выжидающе на нее уставился. Если она планировала обратить его в своего союзника, то ей необходимо было верно использовать его, направлять как боевую машину, иначе он будет буксовать, пока не убьет каждого в этом месте. Он станет задерживаться на каждом повороте, выбивая дух и вырывая жизнь даже у самых упорных. И неизвестно, как долго это может продолжаться. Неизвестно, как полезно для нее будет это промедление и не опасно ли.
[AVA]http://s6.uploads.ru/riVFZ.png[/AVA]
Прайор испытывала тягучую головную боль, она растягивалась как упрямая резина, неохотно, но мучительно, а потом рикошетом отстреливала наплывом, - наскоком, надрывом, - волной неприятных ощущений, распространяющихся по её сущности, закрадываясь в каждый потаённый уголок сознания, заполняя пробелы, создавая новые воспоминания, полученные сторонним вмешательством в центральный аппарат нервной системы, что не прекращал работать, помогая Мадлен сохранить здравомыслие, хладнокровие и спокойствие, не контролируй она свои действия и эмоции, неминуемые последствия негативно отразились на них обоих. Она подтверждает свой ответ кивком головы, заходя за дверь и прислоняясь к холодной стене, — знаю, и могу отключить систему безопасности верхних уровней, - и вбирает в лёгкие побольше воздуха, словно собирается нырнуть, погрузиться в промёрзлую воду и опуститься на дно, - всё что чувствует Мадлен сродни утоплению, она будто блуждает в потоках чужой боли и страданий, рассекает вокруг себя эмоциональные потоки, что тянутся к ней как к маяку, хватаясь как за спасательный круг, - Прайор чувствует и в какой-то момент начинает кричать, однако никто так никогда не услышит этих сторонних звуков, разрушающих тишину в помещении, где некогда был заключён тот человек, что безжалостно и жестоко, без грамма страха и упрёка совести, убивает спустившийся персонал - охранников, лаборантов и исследователей, на каком-то животном уровне даже улавливает вкусовую тональность крови, заполнившей всё пустое пространство на грязных полах, забиралась в пролежни и стыки, забивая собой каждую трещину и щель, казалось что она и сама вкусила её, попробовала; дышать в унисон со зверем, что заперт в человеческом теле и отчётливо улавливать все его дальнейшие действия, - каждый занесённый для удара жест, каждый рык. Мадлен, стоящая за стеной, видела всё происходящее своими глазами, испытывала ярость и гнев на собственной шкуре, и наблюдала как испускает жертва свой дух, делая последний предсмертный выдох, жизнь ускользала из рук, они были пропитаны алой терпкой жидкостью, и она невольно поднесла их к собственному лицу, дабы удостовериться в действительности ощущений, но не увидела ровным счётом ничего, руки Мадлен Прайор были чисты, чего нельзя о её душе - грязной, запятнанной, омытой посмертными страданиями других, - но её не одолевало сожаление, незаметная улыбка осела на девичьи губы, поползла тонкой линией вниз. Секундное замешательство заставило её очнуться, Мадлен, продолжая слышать такой до боли знакомый низкий голос, его насмешки и издевательские нотки, загробное завывание которого заставляли её вздрогнуть, но, совладав с собой, она отстранилась от них, от своего внутреннего демона, и вышла в коридор, взор свой опуская на бездыханные тела, что россыпью украшали подвальное помещение, перешагивая их неспешно и неторопливо, так как девушке хотелось запечатлеть в памяти эти лица, уже более ничего не изображающие - ужас и страх, то что на них застыло, воодушевляло её, распространяя тёплое и трепетное чувство удовлетворения по злобной сущности, зарождённой внутри. У её чудовища должно было быть имя, она пока что не могла его назвать, не могла его придумать, но точно знала, что оно у него имеется, и он заслуживает на него право. — Третий уровень, там вход в секцию цехов, оттуда можно выбраться наружу, необходимо лишь преодолеть металлическую стену, она слишком плотная для расщепления, телекинезом её не возьмёшь, - однажды уже довелось попробовать, металл не поддавался и единственное, что удалось сделать - оставить небольшую вмятину, лишь крохотную крупицу надежды на побег из этого отвратительного и жуткого места, которое непременно хотелось забыть как страшный сон.
Коридор, в который они вошли, был мал, узок и пуст, его тщательно не охраняли, скрываясь за белоснежной лабораторной дверью, что вела в специально отведённое для исследовательской деятельности место, откуда они могли попасть на второй уровень, где их неприметно встретят как дорогих гостей с распростёртыми объятиями. — Подожди, - молвила Мадлен, останавливая яростный напор мужчины, приложив ладонь к его груди, пачкая их в крови, его и врагов, и обращая внимание на следы от оставленных ран, что заживали определённо медленней, чем положено, ну или ей так казалось, специфику его анатомии она знала не так хорошо, как все те люди, находящиеся в нужном им помещении. Она, всё ещё прикладывая свою руку, отправила ментальный импульс, сформулировав свою мысль, как: у них может быть орудие, в том числе и химическое, способное тебя вырубить, ведь именно им они и пытали, подавляя волю и отключая сознание. Сделав важное дело и заставив его прислушаться к ней, Мадлен бесшумно последовала к двери, прислонившись спиной к стене, прислушиваясь к шуму, будто кучка крыс, загнанных в угол, и подойдя к ней ближе, Прайор присела на корточки прямо напротив преграды, приложив руки к полу. Некогда красное свечение, что источали её пальцы в процессе проведённых над ней опытов - тренировок, способное трансформироваться энергию вокруг них в псионические когти, неплохо применяемые в рукопашном бою [таки её никто не выращивал нежным комнатным цветом, холя и лелея], на глазах, буквально за считанные секунды поглотилось зелёным пламенем, что она направляла в щель между дверью и полом, пропуская его внутрь, обращая тамошнюю атмосферу страха в самую настоящую панику - агонию. Поднимаясь, Мадлен прильнула к двери, вслушивалась в жуткий крик, вопли - то, что она пропустила и то, во что заставила обратиться этих людей крушило и ломало всё, что находилось по ту сторону стены, издавая устрашающие звуки, скрежет - надлом, словно сотня позвонков была вывернута наизнанку, оторвана от тканей, вырвана под основание за ненужностью и надобностью, а когда человеческая энергетика более не просчитывалась, а в соседней комнате воцарилось подобие тишины, послышался щелчок, Прайор, применив телекинез, открыла проход, переступив порог и обратив на себя внимание странных, прежде невиданных ею, существ, отреагировавших быстро и почти что яростно на следом идущего молодого мужчину, но инстинктивно выставив вперёд перед собой руку, Прайор заставила всех остановиться, безумно горящие глазёнки смотрели на неё с неким удивлением [кажется именно подобие этого взгляда она однажды увидела в собственном отражении, смотрясь в зеркало и находя в нём призрачное явление Н'Арстирша], точно не зная, что и как делать, где-то на уровне подсознания, Мадлен взмахнула той самой остановившей их рукой, указывая в сторону другого прохода, к которому уже спешила толпа незваных гостей, она, обходя человеческие останки, будто обглоданные зверьем, питающимся падалью, направилась к другой двери. — Они по крайней мере отвлекут на себя лишнее внимание, - невзначай произнесла она, вновь почувствовав резкую боль и чуть пошатнулась, ухватившись за край стола, также вымазанного кровью и какой-то слизью, явно источаемой теми существами, что уже покинули комнату, как верные и послушные псы. Перед глазами плыло, а ощущения неприятных перемен, словно трансформировалась и перестраивалась собственное естество, меняя свою внешнюю оболочку, заставили Мадлен Прайор задуматься о недавних речах демона, говорившем о плате, - интересно, что конкретно он имел в виду? - мимолётно бросив взгляд в одну из отражающих поверхностей, Мадлен заметила, что прядь её волос, некогда имеющая более огненный оттенок, слегка потемнела, будто опустили в банку с краской и быстро вынули обратно. — Ладно, неважно, - сама себе под нос буркнула она, схватившись за дверную ручку, и закрыла глаза, пытаясь считать остаточную энергетику, тактильную память, помогающее ей воссоздать цифровую комбинацию, которая она уже набирала на замке, надеясь на правильность и немного на удачу, а когда послышался щелчок и одобрительный писк, Мадлен, обернувшись и выдавив из себя усмешку, кивнула своему спутнику, предлагая ему продолжить путь.
[AVA]https://dreamgifs5.files.wordpress.com/2016/06/untitled-353.gif?w=593[/AVA]
Запертое в клетке животное, заполучив долгожданную свободу, руководствуется одним только желанием и стремлением – бежать, разрушая на своем пути все преграды, уничтожая всеми силами тех, кто мог хоть как-то помешать ему. Он желал вырваться из плена окончательно, не предусматривая возможные препятствия или осложнения. Сейчас ему удалось успешно разобраться со всеми, кто попытался встать на его пути, и запах свежей крови все еще щекотал его чувствительное обоняние, подхлестывая мужчину к дальнейшим убийствам. В его груди все еще билось нетерпеливое, яростное чувство мести и густой ненависти, диктующее ему правила поведения. Он, словно не кормленый зверь, выпущенный на арену Колизея и все, кто встречался на пути – его пища. Резво бьющееся сердце отдавалось отбойным молотком в ушах Росомахи, который продолжал тяжело дышать.
Джеймс принимает установку, и на его губах проскальзывает хищная ухмылка. Он не знает, на что способны его когти, не уверен, сможет ли с их помощью разобраться с преградой, но готов попытаться. Он двигается вперед как тень – бесшумно, юрко и упрямо, минуя все повороты и почти сливаясь со стеной, прислушивается, обнюхивает каждый поворот и щель, замирает на мгновение и бросается вперед – проверяя любого, кто мог бы их ожидать наперед. Но они не встречают ровным счетом никого сопротивления, что должно было насторожить Хоулетта. Этого не происходит, и он, бросается в очередной поворот с головой, обещая им погибель. Мадлен останавливает его, легким прикосновением и первая реакция, которую получает в ответ: обжигающий рык. Она словно укротитель диких животных – смотрит прямо, держится неподкупно, её сердце не ёкнуло и Хоулетт наконец подчинился, прислушиваясь к ее обволакивающему своим спокойствием ментальному сигналу. Хоулетт стоит молча, глубоко дыша и вслушиваясь в ее голос в своей голове, который легко сошелся с его внутренним зверем, нашел язык, подход – вплелся в его глухое рычание и усмирил ярость Джеймса. Мадлен оставляет его за своей спиной, на этот раз берет ситуацию в свои руки и легко направляет в щель между дверью и полом свою смертоносную кару. Логан слышит, как за стеной люди бьются в болезненных припадках, как они теряют способность дышать, как их внутренности мгновенно один за другим отказывают. Их крики отдаются в ушах Хоулетта сладострастной мелодией, бальзамом на его раны.
Органы его чувств были пронизаны чужой болью и чужеродной кровожадностью, которая была сравнима или мощнее, чем его собственная. Он слышал и буквально чувствовал на кончиках пальцев, на языке и нёбе, чужие страдания, которые скрипели, жгли и царапали. Ничего не видя, Джеймс находится в той комнате, наблюдая и ощущая, как чудовище пожирает их врагов, как оно терзает их тела, высасывает душу и вытряхивает внутренности. Джеймс был потрошителем, он был зверем, убийцей и кровожадным мстителем, но то существо, что было послано Мадлен, было потусторонним монстром, беспощадным, бессовестным чудовищем. Шестое чувство опасности перед ним, заставило Хоулетта с уважением и некоторым опасением взглянуть на Мадлен, ведь если он мог считать себя жесточайшим зверем, то кем же была она, раз повелевала такой силой?
Джеймс поймал на себе пронзительный взгляд и нахмурился, ступая вслед за девушкой в помещение, которое представляло собой скорее побоище, нежели чем рабочее пространство. Запах крови и повисшее в воздухе едкое чувство страха, перемешанного со страданием и ненавистью, остро ударило в нос, заставляя мужчину наморщиться. Эти запахи для него, сидящего все свои последние месяцы в стерильной камере, были через - чур резкими, громкими и тяжелыми. Они отдались мгновенной головной болью, пробираясь по рецепторам и наполняя его энергетику негативными волнами. Заметив существ, которые замерли по направлению к нему, он инстинктивно ощетинился, выпуская когти и чуть присел, принимая боевую позицию. Их глаза горели, неотрывно наблюдая за всеми его движениями, но никаких действий предпринято не было. Он прячет когти и смотрит в спину девушки – задумчиво, заинтересованно, с сомнением.
- Кто они? – его, в действительности, не волнует их принадлежность, и сущность тоже. Вопрос шифрует затаенное опасение и сомнение – а стоил ли ему быть готовым к таким гостям? Он знает, кто ими управляет и это вызывает двойственное чувство спокойствия и напряжения. Подхватывая ее невольно, когда Прайор слегка покачивается, он тут же отпускает ее, отстраняясь и добираясь вместе с ней до следующей двери, останавливается.
Пока Мадлен набирает необходимый код, Росомаха прислушивается, выискивая их следующую преграду. Позади них уже послышались крики, затем выстрелы и явные признаки падения, ударов и глухих стонов. Эти существа действительно задерживали их противников, позволяя им двоим спрятаться за дверью, ведущей на лестницу.
Их шаги отдавались громким эхом, пока они бежали вверх по пустынной лестнице, отсчитывая пролеты и маркировку на этажах. Первый, второй и наконец, третий уровень. Хоулетт замирает, задерживает сбитое от волнения и бега дыхание и восстанавливается, прислушиваясь. Вдох – шаг, к ним медленно приближались люди, закованные в военную форму. Он слышал как их дыхание под шлемом тяжело и неуверенно, как их сердца испуганы и как вспотевшие руки судорожно хватаются за оружие. Логан выбивает плечом дверь, разом сбивая первого с ног, и режущим движением распарывает живот второму. Прайор на этот раз не стоит в стороне и использует свои способности для удержания военных от того, чтобы на Логана и ее не навалились все и сразу. Джеймс прорывается сквозь «живую» изгородь стреляющих в него, выпускающих электрические заряды и ножи. Мадлен держится за его спиной как за щитом так, что в итоге он чуть ли не весь превратился в решето. Росомаха падает на колени, и регенерация, которая не успевает вылечить одну рану, принимается за вторую, рассредоточившись по всему телу, неутомимо старается поддержать в нем жизнь, но требует лишь одного – времени. Того, чего у них решительно нет. Время замедляется и он видит, как к нему подбегает мужчина с ножом, подставляя к горлу. Три два один, Хоулетт протыкает его когтями, прокручивает и не отбрасывая от себя, прикрывается, используя как щит уже сам. Количественное преимущество прогибается под мощью и агрессией, и те секунды которые Джеймс подарил своему телу оказались тем необходимым минимум, чтобы они смогли добить оставшихся.
- Тебя задели. - но она отмахивается, несмотря на то, что кровь не желает легко останавливаться и Джеймс, заблокировав лестничную дверь одним из автоматов, шарит по мертвым телам. Некоторое время спустя, он снимает с пояса одного из трупов небольшую сумку, и вытаскивая оттуда бутылочку с водой, жадно прикладывается к ней, осушая ее полностью. Потеря крови и на нем сказывается обезвоживанием, и мужчина продолжает свои поиски, через какое-то время, осушая еще одну бутылочку и перебрасывая Мадлен третью. Она не отказывается, а в это время, Логан извлекает бинт и накладывает неряшливую повязку на руку девушки. Им осталось совсем немного и на этаже не слышно приближающегося подкрепления, так что они совершают еще один рывок, оставляя позади себя залитое кровью поле боя. Росомаха толкает очередную дверь в секцию цехов, где шум и гам заставляют его зажмуриться и заткнуть уши. Он морщится, а из носа идет тонкая струйка крови, уже через пару секунд прекращая свое движение. Джеймс отнимает руки от ушей, постепенно привыкая к гаму и железному скрежету, концентрируясь на других звуках.
- Нас там ждут. - коротко бросает он, медленно двигаясь меж пустующих рядов. Ещё не все раны на теле Хоулетта зажили, а его одежда больше похожа на пропитанные кровью лохмотья. Его лица грязное от запекшейся крови, от пота и пороха. Они не спешат, идут медленно, взвешивая каждый свой шаг – Логан ждет, пока последняя царапинка затянется; ждет, пока тело прекратит устало ныть. Жгучая ярость, тлеющая в его груди, с каждым шагом она поднимается в нем. Это последний рубеж, которым им нужно преодолеть, чтобы все то, что они пережили, стало историей. Те, кто ждут их за дверью, станут последней жертвой, которую нужно принести ради свободы.
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Игровой архив » [2015; may] where you go?