Джеймс Хоулетт умер. Он умер, но не мог об этом знать, поэтому лучи первого в этом мире солнца встретили его не так, как предшественника. Щурясь на солнце, Хоулетт глубоко вдыхал свежий воздух, которого так сильно не хватало ему в грязных и темных лабораториях, где любая пылинка щекотала нос. Он уже привык дышать затхлым, вонючим воздухом, привык, что ежедневно над проводили те или иные эксперименты и даже не надеялся, что чудо высвобождения светит ему. Помятуя о прошлом опыте, Оружие Икс (впрочем, Джеймс не мог знать, что это они), провели все необходимые меры предосторожности, чтобы нынешняя версия, так удачно приплывшая к ним в руки, не сбежала. Его грязно «глушили» не позволяя верить ни своему обонянию, ни глазам и даже чуткий, звериный слух подводил его. Его щедро награждали за непослушание. Его безжалостно анализировали, будто он был подопытной крысой, как впрочем и было на самом деле. Единственное неучтенное обстоятельство вылилось для ученых и военных в настоящую бойню, без которой так просто Росомаха, не будь он самим собой, уйти не мог. Кто мог знать, что Мадлен Прайор услышит сквозь толстые слои вибраниума и бетона, его беспорядочные мысли. Кто мог знать, что она, не смотря на все, что ее могло бы ожидать за эту попытку - пойдет на риск? Ни Джеймс не знал откуда ждать своего счастья, ни пленители, откуда подвоха. Что может быть хуже разгневанного мужчины? А зверя? А если разгневанный мужчина - зверь? Выпавшая возможность опробовать новоприобретенные когти, острее прежних в разы, не была упущена Хоулеттом, который впервые за долгие годы получил искреннее и неподдельное удовольствие от экзекуции. Внутренний зверь, сидевший так глубоко и долго в плену, вырвался на свободу, демонстрируя свой дикий и жестокий нрав, а человек, измотанный пытками и неволей, даже не попытался помешать последнему. Такого единения внутреннего у Джеймса не было, кажется, никогда.
Первые лучи солнца в этом мире щекотали Хоулетта, они запрыгивали ему на ресницы, перескакивая на густую, спутанную шевелюру и острую щетину. На груди поблескивал военный жетон с порядковым номером. Джеймс жадно затянулся толстой сигарой, на поиски которой он отправился сразу же, когда смог одеться подобающим гражданину Американского государства образом. Да все верно, из Канады пришлось выдрать когти. Переночевать пришлось прямо на улице в кузове, ведь он уже не первый день гнал пикап от Канадской границы в сторону Нью-Йорка, постепенно пытаясь попутно разобраться в этом мире. Он практически ничего не помнил, а если уж точнее, то не помнил ничего абсолютно: ни себя - на жетоне красовалось короткое «Росомаха» и спорить он не стал, ни того, как оказался в этой чертовой лаборатории, и первое воспоминание было, как он очнулся от дикой боли, но так и не смог от нее избавиться, ведь был плотно связан по рукам и ногам. Джеймс гнал к Нью-Йорку интуитивно, не специально, лишь подозревая, что сможет найти там ответы. Его словно тянуло к этому городу, который отдаленно был ему знаком. Выпрыгивая на дорогу, Хоулетт встряхнулся, напоминая большого, приземистого и мощного пса. Остатки сигары он выбросил, припечатывая его носком и уселся за руль. Много времени для отдыха ему было не нужно, регенеративные процессы его организма работали как никогда замечательно, и нажимая на педаль газа, Джеймс устремился вперед, по одной из тысячи американских дальних дорог.
Нью-Йорк и не думал никак приветствовать путника, даря ему разве что одну приятную возможность: скрыться от тех, кто мог бы его преследовать. Он был уверен, что убитые им были не единственные, и что наверняка за ним будут охотиться, его будут искать. Только поймать зверя не так просто, не так легко его обмануть - зрение, слух и обоняние выравнялись, он был напряжен и внимателен, ни одно живое существо не могло подобраться к нему незамеченным, каждый звук, шаг, вздох и удар сердца ближе, чем следует, был тут же отмечен.
- Тебе чего? - Росомаха резко остановился, хватая незнакомку, вот уже некоторое время следующую за ним за руку, и оттаскивая в ближайшую подворотню. Он уставился на нее внимательными, злыми глазами, которые не сулили ей ничего хорошего. Разумеется, он подозревал, что рано или поздно он поймает за собой слежку, но не ожидал ни того, что это будет так рано, ни того, что это было одиночка-девушка. Ее сердце билось неприлично громко, а глаза были расширены, но вовсе не от страха. В тот же миг, она запрыгнула на него (хотя следовало бы отшатнуться) и заключила в крепкие объятия.
Джеймс совершенно опешил от такого проявления (чего?), замерев статуей далеко не свободы, с повисшими вдоль тела руками, которые не знали, что следует в таком случае делать. Едва ли за ним прислали кого-то, кто будет возвращать его на место, посредством обнимашек, а значит не иначе, как она ошиблась, принимая его за кого-то другого. Вежливо, Логан попытался избавиться от хватки не знакомки, пробормотав что-то связанное с тем, что она вероятнее обозналась, но незнакомка была куда более упряма, чем он мог бы надеяться.
