[AVA]http://s10.favim.com/orig/160322/captain-america-civil-war-gif-marvel-Favim.com-4104790.gif[/AVA]

Осенняя Одесса наполнила легкие своим влажным прибрежным воздухом с привкусом соли; Зимний солдат прибыл в город далеко за полночь, и город нежно укутал его плечи своим безмятежным спокойствием. Джеймс сошел с корабля в числе множества других прибывших на службу военных. Такие люди как он всегда привлекали мало внимания, оставаясь самым большими невидимками в истории, но его безжалостно холодные глаза не могли не смутить внутреннюю таможенную службу. Удостоверение личности, пропускной бланк и лист выходного дня заставили отступить любопытствующих в сторону. Он до неприличия чист: в простой дорожной сумке несколько педантично сложенных выходных костюма, лакированные туфли, выглаженные до скрежета рубашки, нижнее белье. На нем самом строгий военный костюм, ничего лишнего, ни одного помпезного знака отличия, красные полоски по рукам, стрелки на брюках  – порежешься. Джеймс Барнс встает вместе с остальными в строй, а затем отправляется в казарменные помещения, не доходя до которых, тенью отслаивается от общей массы, и отступает в сторону. Все предусмотрено до мельчайших деталей, до последней секунды выверено время – ни раньше, ни позже он молча вступает на порог дома, два прерывистых и один долгий: дверь открыта.
Джеймс останавливается посреди бедно обставленной комнаты на последнем этаже, с возможностью выхода на крышу в центре города. Он извлекает из внутреннего кармана удостоверение и беззвучно шевелит губами, его новое имя щекочет язык, и, не смотря на практически не ощутимый уже со временем акцент, говорить на русском ему все равно приказано поменьше. Он снимает верхнюю одежду и присаживается на корточки перед кроватью, не торопливо извлекая чемодан. Отбросив крышку, мужчина внимательно пересчитал представленный ассортимент оружия и проверил все по списку, небрежно чиркая огрызком карандаша. Всё было на месте. Барнс задвинул чемодан обратно, извлекая лишь два ножа в чехлах и кобуру. Оружие он оставил под кроватью, а ножи разложил каждый под двумя подушками. Раздевшись, он принял душ и отправился спать.

Научный симпозиум назначен через пару дней, а прежде приёмы и протокольные встречи. Джеймс, устроившись в кафе в центре города пьет слабый кофе. Все ученые останавливаются в отеле напротив, и каждого из них он уже знает в лицо. Шумный поляк, тучный чехолословак и загорелый румын; каждый из них добился определенных успехов в своей сфере, все они внесли важный вклад в современную науку, но никто из них не был столь близок к цели, как Николай, чья жизнь уже многие месяцы висела на волоске. Он был поистине талантливым ученым, был химиком и ядерщиком, не брезгуя также экспериментами и в других сферах, его разработки ушли далеко за рамки того, о чем он гордился открыто говорить, и пока его знания не стали достоянием общественности, необходимо было убрать его. Джеймсу популярно объяснили, что его открытие может пошатнуть сложившееся стабильное мироустройство, станет причиной стремительной катастрофы, которая словно чума, захватит умы общественности. Его разработка была действительно уникальной, но мир пока был не готов к таким радикальным откровениям, а ученый не собирался скрывать своих достижений, тайно желая на будущем съезде объявить о своем открытии. Зимний солдат не мог допустить такого коллапса, он обязан был уберечь страну и мир от такого шока. Его цель включала в себя не только убрать ученого, но и получить документы, которыми он владел, чтобы надежно спрятать и позволить разработке жить только лишь в дозволенных ей рамках. Зимний солдат был словно страж стабильности и порядка, он гордо нес вахту общественного спокойствия, не позволяя разразиться кризисам, которые могли бы привести к очередному мировому хаосу. Современность не была готова к таким стремительным шагам – общество еще не оправилось от тех войн, что их потрясли, а открытия Николая могли раздуть настоящую бурю. 
Джеймс спрятался за солнечными очками, продолжая сканировать местность. Рыжеволосая девушка, вальяжно курила в кафе напротив – она изящно обхватила губами папиросу и жадно выцеловывала из нее дым, стреляя глазами по сторонам. В ней не было абсолютно ничего подозрительного, кроме не типичной для советских женщин открытой прямой спины и гордо расправленных плеч. Взгляд Джеймса то и дело невольно возвращался к ней, наталкиваясь на нее как препятствие, и оставался в ее власти дольше, чем следовало бы. Она была словно утесом, который то и дело вставал на пути Барнса. Они ни разу не пересеклись, но когда Николай оказался за ее столиком, Джеймс чуть приспустил очки на нос, чтобы убедиться, что это именно он. Сомнений не было, и солдат, чиркнув что-то в блокноте, встал со своего места, оставляя деньги на столике.
Мужчина обогнул главную площадь улицы, спустился по маленьким улочкам, некоторое время поплутал, и оказался на набережной. Перед ним открывался чудесный вид вечернего моря, а солнце уже спешило утонуть. Глубоко вдыхая морской воздух, солдат не испытывал совершенно никаких эмоций. Он был равнодушен к красоте, окружающей его, находя прелесть лишь в высоте своей цели и скорейшей необходимости ее завершить. Он славился своей точной рукой и скорой расправой. Но для достоверности, ему необходимо было еще раз взглянуть на женщину, которая сопровождала Николая, поэтому Барнс отправился прямиком к ним на встречу. Он шел параллельно с ними, в последний момент резко сворачивая на ту сторону, по которой шли они – на встречную – и врезаясь в рыжую. Она как раз засмотрелась на морскую гладь, что автоматически делало ее виноватой в столкновении. Предусмотрительно спрятав левую руку за спину, мужчина даже не шелохнулся, когда Наташа чуть покачнувшись, устояла лишь с помощью ученого. Его руки надежно обхватили девушку за талию, а на лбу вздулись желваки. Барнс холодно взглянул ей в лицо, будто считывая всю подноготную, заморозил ее глаза, оставляя обжигающе холодный ужас, а затем едва заметно дернул головой.
- Это моя вина, простите, следовало бы быть более осторожным. Всего доброго, -  Он поспешно обошел ее, пряча руки в карманы, и прямо выпрямившись, по - солдатски четко зашагал вперед не сворачивая, достаточно быстро теряясь в толпе не торопливо гуляющих. Она была тонкой и хрупкой, но никогда не бывает таким жестким плечо обычной женщины. Она была настоящим воином, бойцом, скорее всего, талантливой шпионкой. Такой удар должен был не только сбить ее с ног, но и как минимум причинить нестерпимую боль, тогда как на лице девушки не отразилось ничего, кроме удивления и легкого намека на испуг. Теперь Джеймс испытывал в отношении нее некоторые подозрения.

Переодевшись, Джеймс получил телеграмму, где коротко были выбиты коррективы. Барнс покинул комнату, отправляясь в ночное путешествие. Выбираясь на крышу, он перепрыгнул на соседнюю, а оттуда на еще одну, минуя необходимость передвигаться по улице. Мужчины шумно приветствовали его. Они стояли в пол оборота к перекладинам, а Джеймс шел прямо на них лицом. Он внимательно осмотрел перекладины, уделяя внимание совершенно незначительной тени. Чистое совпадение, но Зимний солдат чертовски мнительный, он совершенный параноик – три выстрела, и тень обретает очертания, становится живой, пускается в бегство. Барнс срывается с места и стремиться пойти на перерез. Она гибко двигается, минует все препятствия, но в конце концов они встречаются напротив друг друга, и Джеймс к своему удивлению и легкой досаде узнает в ней спутницу Николая. Она выхватывает оружие и направляет на Джеймса, который в свою очередь уже опустил оружие, добившись того, что остановил им ее движение. Теперь он лишь преграждал ей путь своей фигурой. Солдат стоит на ногах крепко и его не сдвинуть, дуло пистолета – два – не смущают Джеймса, который уделил им не слишком много внимания.
Они стоят напротив друг - друга, жадно впиваясь глазами в лица каждого, желая словно выпить их без остатка. Джеймс до непристойности открыто на нее смотрит, от такого взгляда становится холодно, становиться зябко и следом бросает в жар. Он смотрит на нее взглядом убийцы, палача и любовника. Барнс не шевелится, каменное изваяние, его грудь даже не вздымается после бега, а волосы беспорядочно разбросаны на ветру. Любое движение Вдовы сопровождается его цепким, как стальная хватка, взглядом.
- Никто. – спокойно отвечает Джеймс спустя какое-то время. Его плечи по-прежнему обманчиво расслаблены. Он не повторяет ее вопрос, прекрасно догадываясь о цели ее визита.
- Ты собиралась убить болгарина. Или румына? – равнодушно интересуется мужчина, хотя его вопрос совершенно не звучит так, словно на него нужен ответ. Ему безразлично, кто был ее целью. Они оба понимают, что показателен результат. Джеймс смотрит на нее холодно и придирчиво, уделяет внимание хорошему оружию в ее руках, явно не местное, заграничное. Кажется, будто в его глазах сомнение, достойна ли она такого пистолета, но на лице не дрогнул ни один мускул, как будто бы он уважал ее.
- Я убью учёного. – все так же спокойно говорит Джеймс : делится с ней вечерними новостями, рассказывает ей о своих планах.  – Не мешай мне. – его слова звучат как приглашение, как предостережение и тонкий намек. Он не хочет ее убивать, потому что она – красива, молода, перспективна? Потому что её нет в списке. Мужчины, за которыми Вдова охотилась, наконец достигают основной действующей сцены. Они бегут на перевес с оружием, и целятся прямо в девушку. Черная вдова находится в ловушке, ее окружили с двух сторон и смерть уже нежно щекочет ее шею, жаждет подарить свой бесконечный поцелуй. Барнс неотрывно смотрит в ее глаза. Три быстрых выстрела, и румын, болгарин и венгр падают ничком. Джеймс продолжает смотреть ей в глаза, а затем делает шаг в сторону, молчаливо предлагая ей скрыться. Он направляется в сторону, откуда она прибежала, оставляет три трупа на крыше, и не удержавшись оборачивается – её и след простыл.

Отредактировано James Barnes (05-10-2016 20:43)

[AVA]https://media.giphy.com/media/KmFEOC6jIVJpC/giphy.gif[/AVA]
В одном из неснятых фильмов Федерико Феллини
На тоненькой льдине в бокале мартини.
Это ведь Зимний солдат, не какой-нибудь там шпион или наемник, не стоит игнорировать этот факт. Представитель элитного войска состоящего из него одного. Он найдет тебя, куда бы ты ни спряталась, где бы ни была. Он ворвется в твой сон, твой дурман, твою сказку. Тот самый охотник, прячься моя Белоснежка, я уже иду.
Приглашение на вечер покоится во внутреннем кармане темно - бежевого советского костюма и демонстрируется на входе небрежным, почти оскорбительным жестом. Он застегивает две нижние пуговицы костюма, который сидит на нем словно был сшит специально на заказ: о таких плечах лишь мечтает большинство мужчин, но Джеймсу даже несколько тесновато. Он аккуратно выбрит и педантично причесан, ступает спокойно и неспешно, быстрый шаг привлечет больше внимания, чем его сведенные брови. Без сомнений, она тоже находится тут. Ставим на то, что с целью и срываем джек-пот. Барнс улыбается уголками губ, незаметно и игриво, так, словно встретил свою давнюю знакомую, свою конкуренцию или зазнобу, проходя мимо них, он опускает голову достаточно, чтобы не прилечь внимание. Мужчина проходит в помещение дальше, не доходя до игорных залов, и неуловимо сканирует все своими детекторами, что вместо глаз. Джеймс теряется где-то между пьющим коньяк спортсменом и двумя увлеченными беседой химиками, прислоняется плечом к колонне и делает то, что привычно и любимо – наблюдает.
Черное платье, рыжие волосы, зеленые глаза – две картинки вечера сталкиваются, не могут сойтись на одном знаменателе, выдают тысячу вариантов и вариаций, один ответ оттесняет другой : шпионка ли, женщина ли, погибель ли? Её движения плавные, бесшумные, словно она на охоте, на задании, притаилась. Это они тут все отдыхают: пьют, смеются, танцуют;  непристойно трогают женщин, смолят сигареты и обещают вскоре покорить весь мир. А она тут по делу, хоть ее плечи расслаблены, а в руках бокал, Джеймс видит ее взгляд, что режет похлеще бритвы. Он попадает под ее обаяние и это неприлично; она красива, как раннее утро и опасна как южная ночь. Николай вьется вокруг нее как глупый, куцый барбос, виляет хвостом и преданно заглядывает в глаза, а Барнс бросает это дело, подумывая, что пора бы уже обновить бокал. В зале душно, тесно и легко пробраться к бару нет никакой возможности, он идет осторожно, не задевая никого, не привлекая внимания – а мог бы растолкать всех плечами. Вдова же словно нож в масло, проходит с легкой ухмылкой, а люди сами расходятся перед ней, пропускают, провожают и терзают глазами. Она чувствует тут себя гораздо более уверенной, нежели чем на крыше, и они словно поменялись ролями.
- Задание есть задание. – едва слышно роняет он, слегка поглаживая свой стакан за бочок. Ничем не разбавленная вода с кусочками льда так обманчиво напоминает водку, но какой алкоголь на задании? Он прикусывает тонкую дольку лимона, даже не морщится. Джеймс не поворачивает головы, он чувствует ее близкое присутствие. Или это дурман вечера на него так влияет или она – по спине пробежались мурашки, оканчиваясь где-то на шее, а волосы, словно дыбом встали от ее голоса. Он переводит наконец на нее взгляд и дарит его без остатка, долгий и пронзительный: неужели она правда думает, что может ему что-то не позволить?
- Я же не какой-нибудь там мясник..  – мягко парирует Джеймс, прикладываясь к бокалу. На его губах все еще играет призрачная, тонкая улыбка, символизирующая то, что женщина сейчас недооценивает своего визави, практически оскорбляет. 
Зрительный контакт становится угрожающе продолжительным, гипнотизирующе опасным и многозначительным. Это уже не противостояние интересов, не борьба за «тело», нечто гораздо большее затягивает их, что-то гораздо сильнее и ощутимее. Она срывается первая, резко и бесцеремонно отталкивается от стойки бара, ее покачивает, и она стремиться покинуть его общество. Бионическая рука издает одному ему понятную вибрацию, и Барнс выкидывает ее вперед, хватает Романову и утягивает к себе за секунду до взрыва. Самодел, но достаточно сильный, чтобы оставить ее как минимум без одной конечности. Джеймс продолжает держать ее в своих руках, но это чисто профессиональный жест, никакой романтики, когда между ними стоит смерть. Тянет ее вниз куда-то под барную стойку и прикрывает своим телом, параллельно осматривает и ощупывает: ноги, руки, голова. Все на месте.
- Как тебе повезло. – усмехается Барнс. Мужчина выглядывает на предмет продолжения фаершоу, но ни перестрелок, ни других пукалок больше не слышно. Томный вечер приобрел сумасшедший темп с элементами паники и женских обмороков. Звуковой вакуум, что накрыл их в момент взрыва и продолжал укрывать от лишних звуков под барной стойкой сошел на нет и Джеймс уловимо слышит крики, удивленные возгласы и топот ног. Служба безопасности тут же принялась эвакуировать гостей. – Толи еще будет.. – облизывает в нетерпении губы. Официант с козлиной бородкой поспешно скрывается в одной из дверей и Джеймс, только лишь дернувшись в его сторону, остановился: рыжая. Резко поднимается, но ноги не желают держать ее, да еще такие туфли. Он подхватывает и ее придерживает за талию – а вот в этом жесте и уже чуть больше личного, рука мягко и плотно прилегает к ее телу, обжигая своим теплом. Она бросает на него чуть затуманенный взгляд и Джеймс отступает. Наташа соображает быстро и трезво, приходит в себя гораздо раньше, чем он мог от нее этого ожидать и уводит Джеймса с собой.

И двойная сплошная пролегла между ними.
Барнс не сопротивляется, к тому же официант скрылся именно через эту дверь. Солдат ступает за ней нога в ногу, рассматривая, как она двумя пальчиками держит свои туфли, забавная. Они взлетают по лестнице преследуемые собственным адреналином и эйфорией, вламываются в номер, ровно за ними гонится сам сатана и наконец, выдыхают. В коридоре небольшой шум и переполох – взрыв затронул и отдыхающих, они спешили узнать, что произошло.
Джеймс делает несколько шагов от входа, молчит, а затем стремительно направляется к балкону. Он открывает настежь дверь, выходит на воздух и, опираясь руками о перила, вглядывается в ночь. Никаких крыш или слежек, никаких окон, подозрительных теней. Выдыхает и опускает голову. Сомневается в своих чувствах и реакции – он испугался за нее так, словно потеря ее что-нибудь для него бы значила. Джеймс барабанит пальцами – в том числе и бионическими – по железу и издает весьма неоднозначный звук. Романова уже зажгла осторожный ночник, когда он, наконец, вернулся в комнату. На его рубашке нелепые пятнышки крови, он бросает взгляд на окровавленные ладони Вдовы и все становится ясно. Усмехается и качает головой, когда она собирается произнести что-то вроде извинений или благодарности, обрывает ее на полуслове. Взгляд глаза в глаза.
- Это не по заданию. – он оглядывает номер, открытую балконную дверь, женщину. – Я должен уйти. Николай должен умереть. Но не ты. – он коротко обрисовывает ситуацию, а затем продолжает.
- Есть еще один. Официант, он выбежал в ту же дверь, что и мы. Это он устроит подрыв, не знаю, кто был целью, но нашей целью должен сейчас стать он. – слова звучат легко и отрывисто. Представить работу с ней в тандеме не составляет труда и кажется даже несколько приятной перспективой. – Сначала разберемся с ним, а потом друг с другом.  –  спасение ее жизни ничего не изменило между ними, задание остается заданием, а симпатий у Зимнего солдата нет. Женщина зябко обнимает свои плечи и Джеймс приближается к ней как будто желая обнять или согреть, но холод лишь обжигает. Барнс извлекает из рукава нож, из-за заспинной кобуры пистолет и предлагает ей оружие на выбор, оставляя себе то, что женщина отвергла.
- Можешь звать меня солдат. – спокойно произносит он, и отворяет перед ней дверь. – Наемник скорее всего засел в одном из номеров, я не один его заметил. Его будут искать. Он сбежит. Мы должны перехватить его и убить. – Джеймсу безразлично кто его заказал и кто был его целью, он действовал грязно и грубо, привлек внимание к нему и Наташе. Барнс держится рядом с ней, и они набрасывают на себя личину заинтересованно-удивленных наблюдателей, вливаясь в нестройный ряд любопытных постояльцев. Охрана предлагает им разойтись по своим номерам, пока сама острожно рассматривает гостей, в рядах которых мог бы затесаться и сам «официант». Джеймс внимательно рассматривает рядом стоящих, краем глаза улавливая смазанное пятно, скользнувшее на пожарную лестницу. Он тянет Романову за собой, и они вылетают на объект. Инстинктивно прислушиваются и одновременно поднимают голову вверх, бросаются в погоню. Они перепрыгивают через три ступеньки разом, как настоящие гончие почуяв след, не чувствуют усталости и не видят ничего, кроме мелькающей перед глазами цели. Джеймс извлекает пистолет и на ходу прищуривает один глаз, он мог бы попасть, но Романова перехватывает его руку и отстраняет оружие. Барнс хочет возмутиться, но она, мгновенное замирая на месте, со стеклянными глазами делает едва уловимый человеческому глазу рывок, выпад рукой и попадает цели промеж лопаток. Пистолет наделал бы лишнего шума и Джеймс это знает. Он смотрит на Вдову с уважением и даже с некоторой долей восхищения.
- Неплохо. – бросает он, добираясь до трупа и вытирая о его одежду оружие, протягивает ей назад, пожалуй она заслужила это в качестве трофея. На лезвии и рукоятке никаких опознавательных признаков или символов. Несколько цифр выбито и только. Они оставляют труп там, где он будет позже найден и аккуратно выскальзывают на этаж. Поиски не прекратились, так что Наташа и Барнс не сговариваясь покидают гостиницу и смешиваются толпой, вопреки всему не расходясь в разные стороны.

Отредактировано James Barnes (30-10-2016 15:26)

[AVA]https://pp.vk.me/c626628/v626628294/43480/Oea0psBf7LI.jpg[/AVA]

Джеймс Барнс безупречный солдат, идеальный убийца и бесстрастный гончий. В его душе нет ничего, в голове лишь одни приказы. Он не смеет ступить и шагу в сторону, все его действия продиктованы приказом и коррективами. Бездушная машина, бесстрастный робот. Но когда рыжеволосая шпионка берет его за руку, когда она мягко и ненавязчиво переплетает свои тёплые, нежные пальцы с его и тянет за собой, Джеймс теряет всякую ориентацию в пространстве, ни в силах сопротивляться. Он следует за ней по наитию, следует шаг в шаг, так, словно он ее тень. Вечерний город обнимает их за плечи, и пеленает своим теплом; они легко скрываются от взглядов на узких улочках и ныряют в толпу на широких проспектах, кружат в городском танце, как будто за ними следят, любуются видом ночного неба и вдыхают ненавязчивый морской бриз. Джеймс впервые за долгое время чувствует на кончике языка опасное и пленительное чувство свободы. Если бы не шпионка, всего этого не было бы: он скрылся бы на последнем этаже неприметного пятиэтажного советского здания, зашторил бы все окна и запер входную дверь. Четыре стены и стул являются его привычным обществом в течении любого задания, а в руке у него ножи, но никак не тёплые тонкие пальцы Чёрной вдовы. Джеймс послушно сворачивает в уютный проулок и им становится действительно тесно - он чуть ли не задевает плечами стенки плотно стоящих домиков, а Наташа прислоняется к нему совсем близко, и Барнс невольно вдыхает запах ее волос, от которого волнительные мурашки посещают его затылок, спускаясь по спине и лопаткам. Она выпускает его руку, делает несколько стуков и Джеймс читает на языке морза приветственное послание, а затем делает все такой же послушный шаг за ней.
Аромат дома щекочет рецепторы Зимнего солдата и если бы тут пахло спиртом или медикаментами, ему стало бы уютнее. Он передёргивает плечами, испытывая неловкое чувство от необходимости расстаться со своим пиджаком, который по мимо внешнего делового стиля, несет и экстренно-оборонительную функцию: запонки при необходимости можно завести как миниатюрные карманные бомбы, а разрывая подкладку в нужном месте Джеймс будет обеспечен очередным тонким, но надежным ножом. Он осторожно вешает пиджак на крючок при входе, избавляется от обуви и опасливо ступает вперед, минуя коридор вслед за Наташей.  Незнакомая девушка окидывает его ненавязчивым взглядом, но мужчина отводит взгляд и даже слегка отворачивается от нее, рассматривая висящие на слегка выцветших обоях пейзажи. Они перебрасываются парой фраз, и незнакомка оставляет их наедине. 

Пока Джеймс рассматривал помещение, в котором оказался, Вдова рассказывала ему о том, почему считает, что им стоит задержаться тут. Она не сказала, почему решила привести Джеймса сюда – ведь очевидно, это место было припрятано на средоточии улиц как ее личное убежище. Такое доверие со стороны женщины было если не наивным, то безрассудным уж точно. Барнс поворачивается к ней, встречаясь первым делом с ее обнаженной фигурой, которую женщина не считает необходимым скрывать или стесняться. Стесняться ей было действительно нечего, зато вот уши и щеки Джеймса непроизвольно алеют, что свидетельствует о запретной симпатии и является даже для него самого удивительным фактом. Брошенное в его сторону полотенце спасает агента от позора, и Вдова покидает комнату. Он медленно расстегивает пуговицы на рубашке, снимает сначала ее, затем майку и осторожно, практически по линеечке, складывает одежду на стуле. Далее так же ровно он вешает брюки. Обвернув себя полотенцем, Джеймс последовал вслед за женщиной, останавливаясь лишь напротив высоко зеркала во весь рост и обращая внимание на свою руку: блестящий идеально отполированный металл чуть заметно бликовал даже в темноте, а алая звезда на плече была сейчас темным, плохо различимым пятном. До сего момента Джеймс успешно скрывал руку, и если на мероприятии она была спрятана, а во время суматохи и бегства было не до нее, то сейчас она незамедлительно будет раскрыта. Мужчина помедлил, завис в каком-то сомнении напротив самого себя, критически и оценивающе рассматривая собственную фигуру.
Джеймс появляется на пороге бани внезапно и рыжая, встрепенувшись, словно ото сна, смотрит на него несмело и как-то удивленно, ищет что-то в его лице, а затем срывается с места, оставляет его стоять на пороге удивленно приоткрыв рот. Он делает шаг вперед, окунаясь в жар парильни, и чувствуя, как тепло обволакивает его тело, оставляя лишь бионическую руку все такой же холодной и неприступной. Джеймс садится на скамью, рассматривая причудливую конструкцию бани, она чудится ему знакомой: лоханка с прохладной водой, раскаленные камни и обжигающе – горячая печь. Все это кажется не новым мужчине, неуловимо, фантомно родным и уже где-то встреченным им. Джеймс трясет головой, отгоняет эти лживые образы. Его не водили в баню. Солдат проводит в жаре какое-то время, но воспользоваться одиночеством, чтобы привести мысли в порядок ему не удалось. Жара не слишком хорошо влияла на Барнса, так что он смог пробыть в бане всего ничего, делая ставку на прохладу и окунаясь в воду с головой. Такая вода могла показаться бы холодной кому угодно, но только не солдату, чьи мышцы и показатели тела мгновенно среагировали на родную температуру, вызывая у него чувство умиротворения и покоя.

Проходя насквозь мимо парильни, Джеймс выходит в предбанник, и его тело все еще хранит холод воды. Он обвернут в полотенце по пояс, с волос капает вода, а руку теперь точно никуда не спрятать, так что он, поблескивая ей, наливает себе и женщине чай. Он усаживается рядом с ней на второе широкое кресло, выдыхает и оставляет травяной напиток остывать. Он не любит горячее. Все это время он хранит молчание, ограничиваясь короткими кивками головой. Женщина рассматривает его руку и останавливает свое внимание на грубом и широком рубце, который уже далеко не так уродлив, каким был в начале.
– Я навел о тебе справки. – он кивает головой и впервые наконец подает голос. Солдат разворачивает к ней, некоторое время просто рассматривая шпионку, чьи волосы от высокой влажности превратились в шаловливые кудряшки, а красные щеки и пухлые губы предавали ей вид фальшивой невинности.
– Че-р-на-я В-до-вааа.. – тянет Джеймс ее позывной, делает акцент на последнем слове, и находит безымянный палец на ее правой руке, рассматривая его так, словно он искал там нечто, схожее со следом от обручального кольца. На его лице появляется легкая тень улыбки. Солдат проводит пальцами по месту, где по его предположению должно было быть то самое кольцо и почти сразу отпускает ее, подарив мимолетное касание губами. Он бесцеремонен в своих действиях и абсолютно непредсказуем. Можно расценивать этот жест как благодарность за укрытие, как обещание скорой расплавы – выбирай, что больше нравится.
– Едва ли мы могли встречаться. Все, с кем я так или иначе встречаюсь, как правило умирают в следующую секунду. – в его голосе холод, но легкое сомнение сквозит несмотря на то, как безапелляционно он открывает ей эту правду. Наташа чуть приподнимает брови, и кажется, будто она не уверена в этом так же, как и он сам.
– Мне кажется, что я знал одну шпионку в Красной комнате, но это было очень и очень давно. Она..она..плохо помню. – солдат хмурится, при попытках вспомнить что-то. Он чувствует неприятную головную боль и мешанину. Образ выскальзывает, витает прямо перед самым носом, но не дается ему. – Она была не безразлична мне. – наконец выдавливает из себя солдат, словно признается в чем-то страшном, будто озвучивает смертный приговор. Слова даются ему тяжело, и он отстраняется от женщины, будто она заставила его сказать это.
Барнс берет с собой чай, и вдыхая его аромат испытывает очередной сомнительное чувство. Ему неспокойно, и от этого он начинает мерить шагами крохотную площадь предбанника, расплескивая чай. Он не имеет привычки откровенничать с едва знакомыми ему шпионками, и не имеет привычки так же находиться рядом с ними в такой близости, от этого он чувствует себя загнанным и от того становится раздражительным и опасным. Романова оставляет свой чай и осторожно приближается к нему, появляясь перед ним как препятствие, и не желает дать ему возможность обойти себя. Она забирает у него чай и оставляет напиток рядом на столе. Ее руки обвивают мужчину, но на этот раз она обнимает его за плечи, словно успокаивая. Барнс замирает, вытягивается как струна и даже задерживает дыхание. Его руки абсолютно неприветливы и отстранены, но Наталья проявляет упорство и утыкается ему в шею, выдыхая. Оборона Зимнего солдата трещит по швам, и он сдается. Джеймс уткнулся ей в плечо лбом, вздыхая: он знает, что если придётся стрелять в неё, чтобы убить Николая, он это сделает. Они оба это знают.

Отредактировано James Barnes (21-12-2016 16:53)

[AVA]https://pp.vk.me/c626628/v626628294/43480/Oea0psBf7LI.jpg[/AVA]
Отношения между ними с неприличной скоростью перерастают от угрожающего и стремящегося к убийству мимолетного знакомства, к интимной родственной близости, которую многие пытаются заполучить долгими годами; у этих двоих катастрофически нет времени на то, чтобы играть в отношения или узнать друг - друга поближе. Им приходится подчиняться гулко бьющемуся в груди сердцу, которое с радостью диктует им свои условия. Наташа обнимает Джеймса, и последний, вопреки здравому смыслу и десяткам, выбивающим из него чувства, тренеровкам, отвечает ей легким вздохом. Их глаза встречаются, и Барнс видит каленое железо, расплавленный янтарь, горчичный мёд; она смотрит на него беспардонно, заглядывает в самую душу, и тьма Зимнего солдата не пугает Вдову, она летит в эту бездну, как беззаботная пташка спешит к огню. Она смотрит в глаза Джеймса, где в глубине беспробудного серого льда проглядывается голубизна летнего неба и ей не страшна ни его холодная безжизненная рука, ни уродливый шрам, ни сурово сведенные брови. Она бесстрашно окунается в бездонные зимние ледники и тянет Джеймса в этот омут вслед за собой.
Романова порывисто целует его, и губы Барнса ведут собственную жизнь, они самовольно отвечают шпионке. Вопреки всем уставам и наперекор коррективам, Зимний солдат сдаётся в добровольный плен, и оковы с его нерешительных рук падают; они перехватывают женщину, тянут ее к себе, хотя кажется, будто ближе уже некуда. Ее обнаженная фигура горячая и упругая, волнующая и до удивительного родная, она как стрела попадает прямо в сердце и оставляет кровоточащую рану. Джеймс ненасытен; его прошлое повесы словно просыпается, накрывает опытом и захлестывает внезапно очнувшимся желанием жить. Джеймс целует её как в последний раз, что вообщем-то легко объяснимо тем фактом, кто они и при каких обстоятельствах оказались тут. Их ждет суровая неизвестность, неминуемое кровавое столкновение, и все, что остается им сейчас – этот момент, полный искренней боли и отчаянной, секундной надежды.

Их настоящее осыпается тысячью острых осколков, впиваясь в грудь и плечи, пробираясь под кожу и застревая в сердце. Момент, который они подарили друг – другу безвозвратно потерян, когда оба натренированных слуха улавливают через-чур подозрительное движение на улице. Они буквально как ошпаренные отскакивают друг от друга, и тяжело дыша, не моргая и не сговариваясь, бросаются в сторону дома. Джеймс привык одеваться за десять секунд, но в этот раз ему нет нужды возиться с солдатским ремнем, так что он выигрывает еще три секунды, оказываясь при полном параде еще раньше, чем спичка успела бы зажечься. Романа не отстает от солдата, беззастенчиво минуя бюстгальтер.
- Думаю, это не ее вина. – бросает мужчина, когда Романова распыляется, обещает кровавую расправу, и он подтягивает съехавшую лямку на ее платье – легкий и непринужденный жест, сроднивший их на эту секунду вновь: как будто они пара, убегающая от преследования, словно они вместе, как нормальные люди. Романова переплетает с ним пальцы, тянет в сторону потайного хода, и дверь легко поддается – не раз пользовались – открывая им совершенно чудесный ход, запрятанный в цветущем саду. Забор легко остается позади них, открывая им быстрый путь до побережья, где затеряться не составит труда. Они обмениваются короткими взглядами, и разворачиваются в разные стороны, лишь их руки, по прежнему переплетенные в морском узле, не желают так просто дать им разойтись, так что приходиться осторожно выпутаться. Они знают, что в скором времени: на задании или как будто случайно, они увидятся вновь. Джеймс чиркает жадным взглядом по ее лицу, и устремляется вперед. Он не позволяет себе обернуться на этот раз.

Джеймс около часа петляет по улицам города, он хочет убедиться, что за ним уже нет никакой слежки. Когда время переваливает за доступное для расслабленного гуляния, он ныряет в проулок. Барнс подтягивает на руках, минуя ограждение пожарной лестницы, и оказывается на втором этаже. Оттуда он беспрепятственно забирается выше, а после и вовсе исчезает в одном из темных окон.
Мужчина мрачно осматривает предоставленное ему жилище, которое не имеет ничего общего с недавним местом его нахождения. Он ведет плечами, испытывая невнятную прохладу и щемящее чувство одиночества, которое не свойственно ему. Мысли то и дело возвращаются к Романовой, и оказываясь в тишине, он вспоминает ее короткое, едва слышное на выдохе «Джеймс..», так похожее на то, что является ему самых тяжелых снах. Она назвала его по имени, хотя солдат не озвучивал его. Ее голос на секунду из уверенного, спокойного и нежного, приобрел эмоциональную, порывистую окраску мольбы и надежды.
Встревоженный этим открытием, Барнс не сразу заметил сложенный лист бумаги, вставленный в дверной проем. Выуживая лист, он осторожно развернул его, вчитываясь в безразлично выбитые буквы, являющиеся для Зимнего солдата новыми коррективами. Он пробежался по буквам несколько раз, чтобы убедиться в том, что написанное верно уложилось в его голове. Барнс так же осторожно сложил бумагу вдвое; извлек из ящика спичечный коробок, и легко поджег лист, вглядываясь в огонь, который сожрал текст. От увиденного солдат испытал смутное, мимолетное наслаждение, как будто бы то, что он изничтожил текст, дает ему право проигнорировать приказ. Разумеется, такому не бывать.

Очередной солнечный день провоцирует агента, привыкшего действовать под покровом ночи, заставляет спрятаться под солнечными очками. Он двигается все так же непринужденно: лавирует среди людей, легко обгоняет нерасторопных и выглядит максимально свободно; хлопчатобумажная рубашка цвета слоновой кости с двумя нагрудными карманами и белые штаны. В руках у него зонт тростью, а на ладонях пара перчаток, скрывающих железо. Как только он сворачивает в сторону ресторана, что у гостиницы, от стены отслаиваются две тени, присоединяющиеся к его движению. Джеймс чуть склоняет голову, и высматривает в боковых окошках, припаркованных на краю дороги машин, своих преследователей. Он делает совершенно лишний поворот, с целью обогнуть здание и они совершают ошибку, нырнув вслед за ним. Джеймс разворачивается, и бросает им под ноги зонт, от чего один из них спотыкается, приземлившись прямо в объятия к Зимнему, который дарит ему нежную улыбку, после чего одним хладнокровным движением, сворачивает шею. Летящий нож догоняет второго, оказываясь аккурат меж шейных позвонков, и Джеймс по своему обычаю, выуживает орудие, утирая кровь. Усыпальницей мужчин становятся мусорные баки.
Он не уверен, что на этом, желающие преследовать или прикончить его – как наивно – заканчиваются, но на ближайший час он как минимум обеспечил себе уединение, которое Баки с легкостью мгновенное нарушает, переступая порог кафе. Он насквозь проходит заведение, задерживается лишь на уровне подсобных помещений и пропуская официантку, толкает дверь.
- Знаю. – коротко соглашается Джеймс, рассматривая Романову, которая стояла к нему чуть ближе, чем требовало того их временно укрытие. Его руки по-прежнему находились на ее талии, как будто удерживать ее было необходимо. Джеймс не перебивает ее, слушает внимательно, но с легким намеком на насмешку склонив голову в бок, мол надо же, серьезно? Она делает вид, или и правда не замечает его легкого отношения к ситуации и продолжает бросаться обещаниями. Зимний солдат в отличии от нее предпочитает не обещать ей ничего из того, что не смог бы сделать, так что обещание ее хладного трупа на разделочной доске патологоанатома не прозвучало. Ее пронзительный шепот, быстрый и укоризненный, заставляет его поморщиться. Впрочем, чего он еще ожидал?
- Ты много говоришь, Романова. – усмехается Барнс и заставляет ее замолчать поцелуем, хотя мог бы стальным ножом, который все это время находился у него под рубашкой. Бионический протез стальной хваткой обнимает Вдову. Даже если бы она захотела – высвободиться не смогла бы.
- До вечера. – шепчет он ей в губы и освобождает ее из своего плена, выталкивает обратно в ресторан и сам выскальзывает следом, только не идет за ней, а устремляется вперед, проходит кафе насквозь и теряется на параллельной улице.

Никто из них не планировал сегодня умирать так просто. Джеймс взглянул на себя в зеркало. Мрачный мужчина с волосами средней длины и глазами беспросветного убийцы рассматривал свое отражение придирчивее, чем обычно. Барнс снова пригладил волосы, и провел рукой по выбритому подбородку и щекам. Оружие было расположено в самых неожиданных, но легко доступных местах, и солдат проверил себя, повертелся на месте, помахал руками и сделал несколько резких движений. Он проворачивал подобного рода сотни заданий, но только сегодня его внутреннее состояние не было синхронно с его внешним. Плавные и уверенные движения, и трепещущее сердце – отвратительное сочетание, но он более не имел права медлить, настраивать себя на нужный лад и оттягивать неминуемое.
Барнс протягивает пригласительный, и чувство дежавю наполняет его до краев; только вчера он переступал порог подобного зала с целью наблюдения, тогда как сегодня он собирается уже убивать: одного, двоих, троих, если придется. Ему нужно убрать каждого, кто встанет на пути, и все сопутствующие потери допустимы, картбланш для Зимнего солдата. Вчера и сегодня не в фигуральном значении для Барнса разделены неизмеримой пропастью. Он встречается глазами с Вдовой, которая сегодня опять одета во все черное, словно подтверждая в очередной раз свой псевдоним, идущий за ней по пятам. Они встречаются глазами и этот ее хлесткий, острый заставляет мужчину сжать челюсти. Сейчас для них отсутствует вчера, а завтра имеет размытые, сомнительные очертания. Он опускает глаза, рассматривает свои руки, от которых в буквальном смысле будет зависеть его личное завтра, и задается вопросом: а надо ли ему это завтра вообще?
Вдова крутиться вокруг Николая весь вечер, сопровождая его за каждым бокалом шампанского, поддерживая разговор или просто хлопая своими непозволительно огромными глазами. Джеймс, будто издеваясь, крутится тут же рядом, мозолит ей глаза и позволяет себе пару многообещающих, дерзких улыбок. Он решил для себя, что раз уж это противостояние неизбежно, нужно получить хотя бы какое-то удовольствие в процессе, а пристрелить или прирезать их он успеет в любой момент, даже когда она будет сопровождать Николая в спальню, ведь его рука уже окончательно приросла к талии Наташи, в редких иногда случаях опускаясь чуть ниже.

Отредактировано James Barnes (27-12-2016 03:17)

[AVA]http://funkyimg.com/i/2nTHA.gif[/AVA]

Барнс знает, что он влип; это задание костью в горле встало, поперек дыхания, все легкие ему изъело, словно паршивый, дешевый табак. Он беззастенчиво, дерзко, вульгарно наблюдает за Натальей — хочет, чтобы и он ей поперек горла встал, чтобы дышалось не легче, чем ему, чтоб не забывала, что под прицелом. А Джеймс это умеет: пристально словно взведенный курок смотрит, холодным, обжигающим - помнишь его руки, помнишь его губы? Она то и дело бросает на него ненавязчивые, легкие, шелковые взгляды, словно щекочет его своими нежными, паучьими лапками, прежде чем вонзить своё жало. Барнс железный, уверена, что прокусишь? Она улыбается.
Время тянется как жженый сахар, так же густо, терпко, пахуче, и вечер перестает постепенно быть томным. Алкоголя все больше, атмосфера все напряженнее, взгляды все жестче и прямее. Они уже не скрывают, что наблюдают друг за другом, даже не пытаются играть в незнакомцев, и Николай тревожно сжимает край ткани платья Романовой, что не может ускользнуть от взгляда Барнса, который пронизывает его точечным колким взглядом. Он в своих планах уже отказывается от огнестрельного оружия. Зимний солдат знает примерно тысячу и один способ убить человека голыми руками, и может это сделать как в считанные секунды - грубо, грязно, молниеносно - так и медленно. Говорить об удовольствии не стоит - Барнс не испытывает эмоций к своей жертве, хотя Николай умудрился выйти из этой нейтральной зоны.
Черная вдова внимательно осматривает периметр, а Джеймс вторит ей и они оба как идеально отлаженные механизмы отмечают все шероховатости поверхности: чуть выше колонны не ровная поверхность лепнины, а далее, где пролетает пузатый ангел, в его крохотном глазу малюсенькая камера, что сканирует происходящее в зале. Пара мужчин в костюмах - слишком дешевых для такого вечера, и слишком трезвых, чтобы быть гостями - они держаться исключительно у дверей, а взгляды их рано или поздно возвращаются к Наташе и Джеймсу, он перехватывает их пустые и равнодушные уже в который раз за вечер. Чуть дальше за вазой он замечает осторожно закрытый рубильник аварийки, а все окна плотно закрыты, хотя потолочные вентиляторы едва справляются с духотой. Джеймс ставит на уже перекрытый вход и выход. Они в надежно охраняемой и хорошо закупоренной консервной банке, и чтобы вскрыть ее, придется наделать не мало шума и оставить не мало трупов. Он следует за Вдовой и спустя несколько секунд возникает за ее спиной, не спеша прерывать молчание. Он не из болтливых, а Романова прекрасно умеет изъясняться языком своего тела, подставляясь под его красноречивые поцелуи вся и полностью, и в этом нет фальши, и она даже не играет - ее плечи расслаблены, ее дыхание участилось, даже она не смогла бы в это сыграть. Солдат совершенно перед ней открыт, совершенно раним для любого укуса и в качестве высшей меры наказания получает самый сладкий поцелуй из всех, что он мог бы запомнить и из всех, что мог бы потерять навсегда.

В его голове стучит приказ, стучит, что это все не правильно, но тело не желает подчиняться приказам. Его бы обнулить в очередной раз или может быть током долбануть для встряски - абсолютный дисбаланс в разуме, совершенное отрицание действительности. Реальность играет с ним в вероломные шуточки, подкидывает ему чувства — удовольствие, влечение и страсть, а самое обманчивое и невероятное: ощущение правильности, естественности, нормальности. Джеймс чувствует себя, держа Вдову в объятиях так верно, так живо, что это почти пугает его. Она извлекает оружие, простая пукалка, кого им напугаешь, но заряд самый настоящий, а выстрел с глушителем вызывают уважение, едва ли в зале кто-то услышал этот ненавязчивый «чпок». Барнс двигается плавно, подхватывает мужчину под руки, оставляет в кабинке в максимально естественной позе, хотя это заранее обречено на провал. Женщина роется у него в карманах и ругается на чистом русском, до боли колет его своей хрипотцой и резкостью звучания, словно бы препарирует его память без анестезии, делает это тупым скальпелем, прямо посреди этого треклятого туалета. Зимний с усилием сжимает голову, которая выдает неровный перезвон Ромаовских слов, эхом стучащих по подкорке и заставляющих солдата прикрыть глаза, чтобы сосредоточиться на возникающем и отдаляющемся образе. У них не много времени, так что он делает резких вдох и прислоняет бионику к груди, отводит в сторону Наташу и пускает себе в грудь легкий разряд, заставляя очиститься свой непокорный, играющий с ним в родео, разум. Его несильно тряхануло, Барнс резко вскинул голову, открыл глаза уставившись в потолок, а потом взглянул на женщину, подозревая, что если не выстрел, так безумный бит его сердца должен привлечь всеобщее внимание.
- Меня убьют, - она грамотно привлекает к себе целиком внимание солдата, хотя этот факт и не был для него новостью. Надо признать, - не для протокола - что он продумывал возможности сохранить со своей стороны ей жизнь, так что ее безапелляционное заявление вызвало очевидное безраздельное внимание. Он даже возмутился, вскинув брови: как этот вопрос может обойти меня? Женщина подарила ему усмешку, передала в руки бумаги, где были выбиты коррективы, да только не для них. Он перечитал документ дважды, усмехаясь.
Барнс слегка морщит нос, когда она использует форму долженствования, - не многим ли он должен? - но списывает все на ситуацию, не до таких мелочных выяснений сейчас было. Джеймс все еще молчит, лишь коротко кивает головой и позволяет женщине внести свои корректировки на его дальнейшие действия. Ее предложение расходится с планом Баки лишь в деталях и не особенно существенных мелочах, избавляет его от ряда формальностей и добавляет пару зрелищных элементов. Она надеется на него так отчаянно, так безраздельно, что груз ответственности ложится на него непомерным весом. Джеймс смотрит на нее долгим, проницательным и абсолютно чистым, ясным взглядом. Сейчас Джеймс Барнс смотрел на нее из глубин своего подсознания, и в его взгляде была их жизнь.
- Можешь рассчитывать на меня. - тихо прошептал Джеймс, порывисто ловя ее в свои объятия, и заключая ее, целует в макушку - совсем по ребячески игриво и по детски чисто, словно нет никакого убийцы со стажем в десятилетия. Он отпускает ее и Романова покидает туалет первой.

Считанные минуты они провели в этом помещение, но для каждого из них решилось целое будущее, появилась надежда на..что? Может быть, что они пересекутся еще раз, и ради этого Джеймс пожалуй готов был рискнуть. Вспомнит ли он ее потом? А это важно? Чувство, что вспыхнуло в нем однажды проснется когда она во вновь коснется его, он был уверен. Джеймс осторожно скользит по залу: он знает, что никто не станет устраивать мясорубку на приёме. Все это знали, и посему каждый ловил свой звездный час и готовил свой сольный номер. Солдат видел всё в своей голове кристально - четкие, до минуты высчитанные движения. Романова вывела Николая. Двенадцать вдохов и ровно столько же выдохов - он следует к выходу. Две тени следуют за ним. Романова садится в машину и заводит мотор - Джеймс на ходу снимает снайпера с крыши, и тот неуклюже взмахнув руками, перегибается через крышу и не удерживается, падает вниз, аккурат в мусорный бак. Джеймс пересекает улицу: два агента разделились, следуют за ним на расстоянии, но он знает, что не может убрать их. Эти двое нужны ему, они обязаны доложить о ходе операции. Наташа выжимает педаль газа, Николай пристегивается и они выворачивают на параллельную от главной улицы. Джеймс замирает в тени дома и только глаза его блестят как два фонаря. Машина совершает маневр, а Барнс - неуловимое движение бионики: линии электропередач снимаются с места и падают на автомобиль, под колеса и на лобовое стекло, мнут крышу, заставляют машину завернуться на скорости и пробивают стекло. Джеймс ждет - Николай вываливается с пассажирского кресла, оббегает машину, с трудом открывает покореженную дверь и вытаскивает Наташу. Зимний все еще ждет, когда Романова придет в себя, когда на крыше прицелится снайпер. Секунда — Наташа резко разворачивает Николая, закрывает его собой, а Барнс стреляет. Он в упор смотрит на Роману. Глаза в глаза. Пуля проходит через нее аккурат в ученого, они оба падают. Барнс несколько секунд внимательно смотрит на две обездвиженные фигуры - кровь у Романовой светлая, слабая, но в сочетании с почти черной и густо выталкиваемой разорванными сосудами Николая, кажется будто все гораздо хуже. Джеймс поднимает глаза на крышу и видит, что она пуста. Он осматривается, и убеждается, что тени, преследующие его тоже скрылись из виду. Убедившись, что в сторону места происшествия идет несколько человек, Барнс скрывается с места преступления. Идея Наташи - безумная, на коленке написанная, кажется сработала и обе стороны сожрали ее, даже не подавились.

Через ровно три часа, Джеймс открывает морозильную камеру морга, вытягивая Наташу, чье тело было укрыто белой простынкой. На большом пальце была бирка с нумерацией, причисляемой тем, кто не был опознан - ничего удивительного, усмехается он. Открывая ее, Барнс смотрит несколько секунд на спокойное, практически равнодушное лицо женщины, чьи черты стали чуть более смазанные, не четкие и несколько даже серые. Он спускает ткань еще ниже, оголяя ее и больше не медлит, повторяя операцию, что делал для себя: бионический разряд. Удар. Пульс.
- Пора просыпаться, спящая красавица. - хрипло шепчет Барнс.

Отредактировано James Barnes (26-01-2017 03:34)