Сейчас Тор, как и прежде, одержал победу на арене Асгарда. Он бог, он Цесаревич, он будущий Всеотец девяти миров, и сейчас он снова доказал, что Одинсон сильнейший воин во всем Асгарде, даже не смотря на то, что во время поединка с достойнейшими воинами Золотого Города у будущего бога грома выпал его топор - Ярнбьорн. Это все равно мелочи. И не повлияло бы на исход боя. По крайней мере, так рассуждал Тор. А оглушительные крики и аплодисменты зрителей лишь убеждали Одинсона в своей красивой и приятной лжи. Но вот только один посетитель арены остался недоволен. Его сын Одина заметил сразу. Собственно, он только за ним, точнее, за ней, и наблюдал. И если поначалу эта зрительница просто наблюдала за поединком, не показывая никакой реакции, то после момента с упавшим топором, она демонстративно отвернулась и покинула арену.
В душу вторгается святое стремление, чтобы мы, не довольствуясь заурядным, страстно желали высшего и, по возможности, добивались, если хотим, того, что положено только избранным.
С Сиф всегда было трудно. Но теперь, как казалось Тору, она все больше и больше язвительно и показательно принижала достоинства Цесаревича, как-будто специально подчеркивая его недостойность молотом Мьеллниром и своего высокого положения и звания.
Тор вступает в бой, так Сиф говорит, что противник специально был слабый; Одинсон заводит битву с сильным противником, так богиня говорит, что противник поддается Цесаревичу; Тор уже и со множеством воинов сразу битву начинает, так богиня лишь бросает коротко- Это все из-за твоего происхождения.
Надоело. Это все порядком уже надоело сыну Одина. Что эта богиня себе позволяет? Как она вообще смеет сомневаться в способностях Тора? Гневно заключает в себя эти простые мысли Цесаревич, проходя по улицам Асграда, вдоль набережных, за которыми видны чистейшие воды Золотого Города и бесконечный космос. Сын Одина самый достойный из всех достойных, самый смелый и самый благородный. В нем достаточно смелости, чтобы прямо сейчас встретиться с Суртуром, поднявшись на самые высокие лавовые пики Муспельхейма; или чтобы спуститься в самое сердце Йотунхейма и взглянуть на чрево, что дало жизнь ледяным гигантам. И никто не смеет сомневаться в достойности Тора. Никто.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
И тут, глядя в свое почти зеркальное отражение, кое-где нарушавшиеся волнами вод, Тору пробралась в голову одна пугающая по своей сути мысль. Будто сам ветер еле нашептывает ее будущему Громовержцу, как обычно любит делать его брат- Локи. И эта мысль проста- Если Тор такой достойный, то почему он не может поднять молот?
Жизнь — это процесс постоянного выбора. В каждый момент человек имеет выбор: или отступление, или продвижение к цели. Либо движение к еще большей боязни, страхам, защите, либо выбор цели и рост духовных сил.
И эта мысль напугала Тора больше, чем все демоны Муспельхейма. Отчего Цесаревич сразу побледнел, почувствовав легкую слабость и ужасающую правоту в словах Сиф....Но нет. Она не права. Она не может быть права. Это как раз все из-за Сиф! Да. Именно из-за ее поведения и слов, Тор и не может поднять молот. Богиня специально его сбивает!
Не так страшно блуждать, как страшно считать себя свободным от заблуждений лишь потому, что ты стоишь на одном месте.
И это было начало самообмана Одинсона. Эдакая приятная ложь, которая лишь стала последствием всей остальной лжи, что его окружала.
И теперь он захотел получить ответы на поведение Сиф от самой богини, начиная в уме постепенно скидывать все свои ошибки и неудачи за столь дерзкое поведение на воительницу. Отчего сразу же направился в чертоги богини, оповестив эйнхерии о том, что жаждет встречи с Сиф.
Наш жизненный путь усеян обломками того, чем мы начинали быть и чем мы могли бы сделаться.

Перед нами сложный выбор: тревога или депрессия. Вняв зову души и сделав шаг вперед, мы можем испытать очень сильную и острую тревогу. Отказавшись сделать этот шаг и подавив душевный порыв, мы испытаем депрессию. В таком сложном случае следует выбрать тревогу, ибо такой выбор — это, по крайней мере, путь, ведущий к личностному развитию; депрессия — это тупик и неудача в жизни.
Вот Тор браво влетает, подобно вихрю, в покои богини, готовый произнести свою длинную браваду о том, какой он достойный и смелый. Но Сиф...она как всегда опередила его. Совершенное сочетание красоты, силы, отваги и колкости было в этом женском теле, что стояло перед Цесаревичем, сложив руки на груди. И каждое ее последующее слово отдавалось будто искрой в груди Одинсона, все пуще разгорая пожар слепой злости и гнева. Но последней каплей было  - "не в ближайшие несколько лет точно". И тут Одинсон уже не выдержал- лицо его исказилось гримасой неподдельной злобы, губы сжались, зубы стиснулись, тело затряслось от напряжения, а глаза...глаза были готовы вот-вот метнуть молнии в богиню.
Легко задохнуться от возмущения, когда тебе рта раскрыть не дают. Но ещё легче – когда каждый раскрывает свою глотку.
Рука Цесаревича сама уже произвольно начала делать длинный замах, а губы начали произносить следующие слова.
- Да как ты смеешь, жен...
И тут Тор осекся, попятившись назад, судорожно начиная моргать, оглядывая покои еще раз, а затем и талию и щеки Сиф. Он чуть было не совершил самое страшное из всех своих поступков, о чем бы он корил бы себя до конца дней самого Асграда. Одинсон чуть было не ударил саму Сиф! Ту, которая всегда была рядом с ним. Ту, которая была для него нечто большее, чем просто товарищ по оружию или воительница. Ту, которая была для него...
Гнев прошел также быстро, как и наступил, оставляя после себя ужас, стыд за содеянное и неловкое молчание, ибо щеки Тора стали пунцовыми, а рот замер в раскрытом состоянии.
Стыд и совесть говорят разным языком и по разным поводам, но смысл того, что они говорят, один и тот же: это не добро, это недолжно, это недостойно. Такой смысл уже заключается в стыде; совесть прибавляет аналитическое пояснение: сделавши это недозволенное или недолжное, ты виновен во зле, грехе, в преступлении.
Воздух сейчас казался Цесаревичу чем-то тяжелым и спертым, будто он оказался в самом Муспельхейме. Делая пару глубоких вдохов, он в несколько шагов преодолел расстояние до балкона, в бессилии облокотившись об ограждение, поникнув голой. Кажется, он только теперь стал понимать суть происходящего, оглядывая взглядом весь Асгарад.
Когда-нибудь надо осознать, что даже между самыми близкими людьми существует бесконечность, и прекрасная жизнь двоих может продолжаться, если они сумеют в любви сохранить дистанцию между собой, которая дает каждому возможность видеть мир другого человека во всей его необъятной полноте.
- Прости. Я не хотел. - еле-еле выдавил из себя Одинсон, чувствуя как каждое слово отдается свинцом в груди, еще раз бросив быстрый взгляд на Сиф. Сейчас она была еще красивее, чем несколько мгновений назад. Она его завораживала.
Каждый видит в мире и людях то, чего искал и чего заслужил. И каждому мир и люди поворачиваются так, как он того заслужил. Это, можно сказать, «закон заслуженного собеседника».
- Я всегда мечтал стать достойным. Достойным войном, мужем, правителем. И эта ответственность..она будто жерно на груди, как заноза в голове. Всегда давит, заставляя забыть самое важное.
Тут Тор немного замолчал. Делая глубокий вдох, словно в последний раз, прикрыв глаза, пытаясь еще раз почувствовать запах волос богини, аромат ее кожи и тепло ее талии.
- Но как я стану тем, кого хочет видеть мой отец, все девять миров, в конце-концов, я сам, если та, кто мне так дорог, не верит в меня?
Всем людям в жизни дается хотя бы немного ласки. Это помогает им жить. И именно ласки ожидают они, когда чувствуют, что устали.
Собравшись с силами, Тор наконец снова поднялся, но направился уже к выходу из покоев богини, боясь уже еще раз посмотреть в ее глаза, замерев спиной к Сиф перед самой дверью.

Отредактировано Thor Odinson (17-10-2016 00:11)