После возвращения со ставшей «реабилитационной» секретной дачи, где Баки и Клинт провели как два самых взаправдашних фермера около месяца, Баки не оставалось ничего, кроме как вселиться в башню Мстителей. Он, разумеется, имел право и возможность остаться в их с Наташей квартире, где они успели провести не так много как хотелось бы времени, но не имел желания находится там в одиночестве, съедаемый постоянным чувством тревоги. Тоска по Романовой не утихала даже спустя столько времени, а возвращение в город ознаменовалась реальностью проблем, от которых в сельской местности можно было прятаться за физической работой или тренировками. Они с Бартоном чуть ли не отстроили дом заново, прячась таким образом от переживаний и прикрываясь мнимой необходимостью в улучшениях, хотя по сути, оба они бывало и жили в условиях на порядок худших, и их ни сколько не смущало это тогда, и не должно было смутить сейчас.
В Башне Мстителей его не приняли никак: он был темной лошадкой для большинства команды, доверия к нему не испытывал почти никто, а некоторые и вовсе по-прежнему считали, что самое место ему в тюрьме или в психиатрической лечебнице. Оснований для таких выводов было вполне достаточно, от постоянно угрюмого взгляда в стену, до эгоистичного не желания идти на контакт, он даже не пытался работать в команде. После возвращения, он то и дело порывался пойти к Роджерсу - разговора аж с самого завершения суда у них так и не было, а после той истории с промывкой мозгов летом этого года, Джеймс чувствовал себя перед ним виноватым. Но желание никак не исполнялось в жизнь, он бродил по выделенной ему комнате - своей, язык не поворачивал назвать - и натыкался на четыре стены и дверь. Перед Стивом Баки испытывал какое-то зудящее чувство неловкости и стыда, будто ему было трудно пересилить себя и позволить другу юности взглянуть на себя нового, далеко не такого славного малого, коим он был в сороковых. Стивен-то, в отличие от него ни на мгновение не стал хуже: не исполнял роль убийцы другой страны, не устраивал диверсий и даже не тренировал агентов, которые чинили препятствия США - он был чист по всем параметрам, и сразу очнувшись в новом мире, принялся очищать его от черни, накопившейся в его отсутствие. Джеймс чувствовал себя на его фоне запачканным в собственных грехах настолько, что и на глаза-то лучше не показываться. Он и не показывался, успешно избегая встречи с совестью Америки на протяжении полутора недель, стремящихся превратиться в две и далее.

В очередную ночь, ознаменовавшуюся кошмаром средней паршивости, Барнс рывком подпрыгнул на кровати, безуспешно пытаясь совладать с собственным безудержно колотящимся сердцем. Обычно, в такие дни Нат была рядом как самый стойкий оловянный солдатик - она смотрела в глаза так долго, что приходилось сдаться под ее безмолвным натиском и рассказать все от и до. Сейчас на него никто не смотрел, и рассказывать было некому, а копилось так долго, что дамба вот-вот должна была прорваться. Он сел на кровати, рассматривая в ночном сумраке свои руки: одна, живая, слегка тряслась, что свидетельствовало о том, что нервы были совсем уж ни к черту; протез был как всегда равнодушен к внутренним страданиям своего обладателя и служил равнодушным напоминанием, как именно ровно должны держатся руки у снайпера. Барнс окончательно отбросил одеяло: никакого сна ему сегодня не видать. Он влез в спортивный костюм и стянул волосы резинкой, пробираясь по направлению к кухне. Раз уж его утро началось чуть раньше трех утра, перед привычной тренировкой, на которую он себя выгоняет, нужно перекусить.
Пробираясь по коридорам, свет не горел ни в одной комнате, и шаги солдата отдавались эхом в ночной тишине, но он был неумолим и приближался к кухне, где горел, кажется, ночник. Джеймс подумал, что наверняка застанет там Беннера, который мог находится в таком же поиске внутреннего баланса. Зимний аккуратно ступил на кухню, рассматривая широкую спину, наполовину потонувшую во глубинах холодильника. Далее бесшумно и ловко были извлечены некоторые продукты для классического американского сэндвича, и даже булочка на столешнице была педантично порезана на две абсолютно ровные половинки. Джеймс с тоской посмотрел на такую точность, представляя свои утренние бутерброды, которые были больше похожи на разрезанный батон, в который он с трудом запихивал все съестное, что по его не притязательному мнению могло сочетаться между собой. Роджерса он застал на месте преступления с колбасой, сыром, помидорами салатом айсберг. Капитан так и застыл со всеми вышеперечисленными продуктами, обнаруженный молчаливым солдатом. Выглядел Роджерс комично.
Джеймс как-то неловко кивнул головой и наконец прошел на кухню. Он остановился напротив столешницы и Роджерса соответственно, сомневаясь, а не стоило ли сбежать в тот самым момент, когда он узнал спину, которую видел множество раз в прицел. Время для разговоров по душам, ему казалось, было самое что ни на есть не подходящее, да и в готовности к этой беседе он не был уверен.
- Привет. Не спится? - наконец-то он нарушает молчание, и по Стиву кажется, будто он удивлен не меньше самого Баки. Солдат щелкает выключателем и навороченная кофемашина загорается диодным светом. Джеймс извлекает из сушки две чашки и обращается с одной из них к Капитану, который неоднозначно кивает головой, больше все таки «да», чем «нет», решает Барнс и заливает молока в молочник. На кухне какое-то время висит неловко молчание, и каждый из них усиленно занят своим делом.
- Никогда бы не подумал, что буду чувствовать себя неловко в твоем присутствии, Роджерс. - как-то даже обиженно цедит солдат, будто в этой самой неловкости именно Кэп и виновен, хотя сей факт при рассмотрении потерпел бы крах.
- Мы ведь так и не говорили после того случая.. - что именно подразумевал «под тем» случаем Джеймс - непонятно. Или он говорит о том, как Роджерс блистательно выступил на суде в его защиту, или о том как он сам блистательно проткнул ребра Роджерсу стальным военным ножом или о том, что у них с Наташей долгоиграющий роман, о чем Капитан не знал. Или о том, что Барнс вообще жив здоров.

- Мои сны не лучше. - полу отвечает полу - соглашается солдат, потоптавшись на месте. Напряжение между ними натянуто тугой струной, от каждого движения и слова вибрирует, издает протяжный стон их скрипящей по всем фронтам дружбы.
- Ради всего святого, Роджерс, перестань извиняться! - бросает Джеймс, и это звучит почти зло. Он вдруг почувствовал себя снова в том далеком, призрачном прошлом, где худенький, тоненький Роджерс влипал в дурные истории, подхватывал простуду, и ему, Баки, приходилось заботится о нем, пока Сара была на работе; сидеть с ним, вместо того, чтобы гулять в тех самых «лихих» увольнительных. Парень чертовски часто болел, меняя одну заразу на другую. Стивен все повторял это нелепое «прости», словно был ответственнен за свое слабое здоровье, как будто мог изменить своими извинениями хоть что-то. А Баки все отпаивал его всеми лекарствами мира, чтобы он прекратил лихорадить.
Теперь вот и его не помешало бы отпаивать, - да только чем? - ведь после потери - пропажи Наташи, он словно в той самой горячке - едва понимает и чувствует происходящее во круг себя, цепляется за реальность, а она, извиваясь как уж, ускользает из под холодной бионики и Барнс снова в невесомости. Кто он, где он, какой он без Наташи - не помнит, не знает, не пробовал. Она сделала его тогда в Красной комнате человеком - сделала сейчас, в две тысячи пятнадцатом - человеком, а теперь без нее, он неумело и нетвердо ступает по дороге жизни, не Зимний солдат, не Баки Барнс, а кто? Джеймс смотрит на Капитана.
- Это ведь не твоя вина. - как-то невпопад говорит Джеймс и замолкает. Он принимается за кофе-машину по крупному: продувает, протирает, засыпает зерен и нажимает на кнопку, внимательно гипнотизирует аппарат, пока он медленно, с урчанием и пыхтением, не разливает тягучую жидкость по чашкам, а потом вспенивает молока - Джеймс делает все на свой вкус и Стиву приходится смириться с молоком, сахаром и даже парой щепоток корицы. Бариста из Баки вышел куда лучше, чем собеседник, но когда кофе готов, от разговора уже не отвертеться, как бы не хотелось.
Солдат смотрит на грампи-кэта, в некотором роде понимая его грустную мину и ассоциируя ее со своей собственной, в руках он держит две кружки, опомнившись через секунду, и протягивая одну из них Капитану. Роджерс обменял кофе на бутерброд и сделка оказалась, в целом, равносильная.
- Всё так странно. После семидесяти с лишним лет, кажется, что мы оба так изменились. Но ведь по сути нет, верно? Мы всё ещё друзья? - в голосе Барнса звучит неуверенность и какая-то детская надежда. У них за плечами огромная история, пласт прошлого, который казался им обоим всегда гранитным, нерушимым ни одним оружием, и вот, столкнувшись с жестоким и безразличным временем, он дал не то, чтобы сбой, но пошатнулся уж точно. Доверит ли Капитан свою спину Баки теперь, после всего, что вскрылось о нем?
- У меня со свободой свои отношения. - многозначительно поднимает брови Барнс, и откусывает приличную часть от бутерброда. Солдат ест медленно, тщательно пережевывает, оттягивает свой ответ. Стивен проникновенно смотрит на Джеймса, и в его глазах искреннее обещание и буря надежды. Он уверен в своих словах действительно, но Баки знает, что такое Россия. Он был в плену у этой страны гораздо больше времени, чем служил Америке, он жил в плену у этой страны больше, чем вообще впринципе, жил. От этих воспоминаний мурашки бегут по спине. Чтобы не отвечать, Джеймс откусывает еще раз от бутерброда, а потом запивает все кофе.
Роджерс молчит, не торопит с ответом, но молчание, во всяком случае, стало уже не таким холодным и тяжелым, как в самом начале. Они некоторое время жуют и отхлебывают из чашек. Джеймс думает о том, как действительно тут любили Наташу - каждый Мститель, считает своим долгом сказать ему, что они вытащат ее, куда бы ее не увезли, вернут ее на место, сделают все возможное, и не ради него, а потому, что она важна им. Только для него эти слова значат надежду, и веру в то, что он не один будет рвать за нее. Впрочем, откажись они помогать, солдату достаточно было бы указки, а там уж он будет грызть землю в одиночку. Баки поднимает взгляд на Капитана. В глазах - пожар Советского союза.
- Я тренировал её, знаешь? Когда она только поступила в Красную комнату. Почти не помню ничего из этого, только свои ощущения.. так получилось, что она единственная, кто не считал меня машиной. Благодаря ей я кое что вспомнил о себе, и даже тебя смутно. Она делала из меня человека, а не того убийцу, каким я был нужен. Поэтому в итоге нас разлучили. Но никакой брейнвош не заставил нас забыть. - Джеймс рассматривал поверхность столешницы, которая была в мелкой текстуре гранита - а может быть, она была и правда гранитная, это ведь башня построенная Старком, тут все должно чуть ли не кричать о его несметных богатствах. Смотреть на Стива он почему-то не мог. Было неловко рассказывать о своих сердечных делах, поэтому Баки рассказывал скомкано, в общих чертах и как-то отрывочно. Из них двоих, неумолимым романтиком и однолюбом был всегда именно Капитан - Баки же всегда довольствовался симпатичными санитарными мед-сёстрами, когда они останавливались где-то вне линии огня; он не спешил связывать себя узами обещаний, разве что одна единственная девушка приглянулась ему по-крупному. Стивен Роджерс не знал влюбленного Баки, он знал Баки франта, ловеласа и гуляку, беззаботного и порывистого вояку, так что сейчас, самому Джеймсу было странно признаваться в том, что его посетили действительно глубокие чувства.
- Это будет нелегко, ты знаешь? - внезапно говорит Джеймс. - Не знаю, что там сейчас, но раньше.. Советский союз очень не охотно отпускает своих пленников. Я-то уж знаю. - с бутербродами и кофе покончено, а времени до пробуждения остальных обитателей башни еще достаточно, так что солдат подходит к Стиву и слегка кивает головой в сторону выхода.

- Небольшой спарринг? - они не тренировались уже больше семидесяти лет, да и то, что раньше называлось тренировкой, для Роджерса было простой растяжкой. Баки не годился ему в соперники, был слабее, хоть и достаточно обученный. Сейчас расстановка сил изменилась, и Барнс теперь может быть достойным соперником Стивену.

Отредактировано James Barnes (16-03-2017 23:35)

Минуя площадку девятнадцатого этажа, Барнс изящно выгибает бровь, без слов требуя пояснений от Стива, который стушевался. Перехватывая инициативу у Джеймс, он пустился в размышления касательно привлекательности Романовой и ее талантах соблазнения в частности, вызывая тем самым у Джеймса некоторую напряженную подозрительность и неприятно зашевелившееся чувство ревности в груди. Стивен, конечно не такой, солдат уж точно знал это, и что приглашать даму сердца друга на танец Роджерс не станет - а вот это камень в его собственный, Барнсовый огород - но поговорка «в любви и на войне все средства хороши» уж слишком крепко была выцарапана на подкорке солдата, который и на войне вёл себя не сносно и в любви бывало хамил Стивену откровенно, чему хорошим примером была не однократная попытка увести Картер, ту что Пегги, на танец. Хорошо, что не дальше. Роджерс все медлит, а чувство ревности Джеймса растет так, что ему так и хочется поддеть Капитана на тему того, а не попал ли он сам под чары знаменитой Черной вдовы? - Возможно тебя и удивит это, но мои намерения крайне серьезны. - легко признался Барнс, когда они остановились на площадке семнадцатого этажа и не сговариваясь, взглянули на город, который никогда не спал. Большое яблоко даже сейчас, в такой поздно ранний час, пестрило яркими неоновыми вывесками и мчащимися по дорогам машинами. Стивен свою мысль закончил и Барнс значительно расслабился, но червячок сомнения все же продолжал неприятные шевеления в груди.
- Я люблю её. - поясняет солдат так, будто это итак не было понятно по нему и по его словам чуть ранее. Говорит он это с некоторым даже вызовом, будто бы Роджерс это высказывание подвергал сомнениям или рассматривал как нечто не серьезное. - И это было первое чувство, которое проснулось во мне. Всё осталось появилось позже. Так что.. может быть ты и прав, в отношении того, что во мне что-то да осталось. Но.. - они вошли в зал и на оклик Стива не произошло ровным счетом ничего. Барнс принялся шарить по стенкам по примеру друга, но последний справился быстрее. Помещение, похожее больше на отдельный спортивный зал, но никак не скромную тренировочную зону, хранившуюся в памяти Барнса как место, где он тренировался в России, было освещено не полностью, а лишь та предполагаемая для их спарринга зона, но оба они отличались замечательным качеством абсолютной, военной не притязательности, так что таким раскладом были вполне удовлетворены. 
- Но если бы она не нашла то человеческое, что во мне осталось, терпеливо не докопалась бы до этого, то вероятнее я бы до сих пор пытался убить тебя. Всё же я справился не в большей мере. - опроверг теорию Барнс, затягивая на живой руке эластичный бинт и перевязывая резинку на волосах.  - Разумеется, это ведь дело совсем не личное. Ни для меня, ни для тебя. - солдат многозначительно выделил личное, усмехаясь кривоватой, несколько даже скованной улыбкой, больше похожей на спазм.

Необходимость отвечать в вопрос Роджерса Баки не увидел, оттого и оставил решение целиком на широких плечах Капитана, который верно смог расценить поднятые кулаки Зимнего. Получать, в былую давность, было прерогативой Роджерса, который хоть и растерял всю свою тщедушную щуплость, однако сохранил свою любовь к несдержанным высказываниям и абсолютное равнодушие в вопросе отношения этого мира к правде как она есть. Позволить Капитану легко опровергнуть свой некогда статус бруклинского мальчика для битья Барнсу может быть и хотелось, но вставать на его место точно нет, потому он уклонился от удара, в надежде воспользоваться своей большей манёвренностью и обойти Стива с боку. Драться с Капитаном — всё равно, что с с кулаками выходить на танк, но у Джеймса, благо - сомнительное, однако - один кулак железный, да и сам он на просто рядового не тянет, и по своей разрушительности претендует как минимум на БМП. От удара по голове он уходит, но колено защитить не удается, сработало бы, но все нервные окончания солдата давно и напрочь отбиты, так что бей хоть под колено, хоть по бедру, толку мало. Тяжелая рука Капитана встречается со сталью и Барнс мигом выходит из блока, прописывая удар по корпусу, прощупывая пресс Капитана на прочность.
- Однако достаточного уровня дипломатии, чтобы выменять Наташу на меня, они достигли. А ведь она действующий агент, тогда как мое состояние ни физическое, ни психологическое, ни уж тем более лояльность - не были установлены толком. - предупреждает солдат, не позволяя Капитану размечтаться о быстрой и легкой победе.
- Нет большей беды, чем недооценивать противника. - спокойно замечает мужчина, и огибает Капитана, обрушиваясь на него серией мелких, колючих ударов-укусов, не щадя бьет его по сухожилиям, мягким тканям. Он вынуждает уйти Капитана в оборону, хотя кажется, что именно Роджерс должен теснить Барнса. Джеймс быстрее Стива, мобильнее, но по силам - нисколько не уступает ему.
- Мы должны вместе разработать план. - выдыхает Барнс, когда они уже слегка устали: волосы на шее и лбу вспотели, лица разгоряченные, красные, ноздри раздуваются, мышцы напряжены, натянуты. Он сосредоточено смотрит на Капитана и парирует удар, они уже знатно отмутузили друг-друга так, что синяки будут неминуемо, но останавливаться не собираются. Джеймс почти не пользуется силой протеза, оценив жест Роджерса, оставившего щит в комнате.

Барнс кривовато усмехается — наивность, или вера, - воспринимай как угодно - Роджерса, всегда вызывала в нём нечто среднее между раздражением и завистливым восхищением, все-то у него так транспарентно да добровольно, что аж скулы сводит, а на деле, конечно, совсем иначе. Впрочем, в Джеймсе в большей степени говорило его глубоко рабское прошлое, где о добровольности и речи быть не могло. Не хочешь - обнулим, не можешь - обнулим, не умеешь - обнулим и научим, ну и далее по списку с главным и тяжеловесным аргументом в виде обнуления, где оно и криокамера на крайний случай, всему многоголовая.
- Организация красного креста с супергеройским уклоном? - усмехается Баки и пожимает плечами: он с работой Мстителей внутри до сих пор так и не столкнулся. Представители организации появлялись и исчезали, отправлялись и возвращались с различных заданий, а он так и сидел в здании, и проникался, так сказать, волонтерским геройским духом. Задумавшись, солдат пропускает удар и неловко отклонившись в последний момент, получает увесистый удар в ухо, от чего он немного даже оглушен и дезориентирован. Пока организм борется с произошедшим, Барнс парирует все выпады Капитана, и пытается навести глазомер, который сбился в силу хорошей встряски. Приходя в себя, Барнс бросается мстить и добивается некоторого даже успеха, впрочем не такого как хотелось бы: Капитан в обороне, но далёк от поверженного или хотя оглушённого.
Ухо горит огнём, и Барнс, стараясь больше его не подставлять под раздачу, прикрывается то плечом, то рукой, а иногда и вовсе бросается в сторону, будто ужаленный.
- Допустим, - выдыхает Джеймс, не забывая при это держать руки поднятыми, и задумывается. - В гости нас не позовут, но у всякой охраны есть свои слабые места. У всяких камер - мёртвые зоны, а уж про границу и речи быть не может, с нашими способностями, пересечь такую необъятную можно без всяких проблем. Помнишь Мальмеди? На этот раз я знаю язык чуть лучше. - Баки пожимает плечами. - С другой стороны, время не военное, кто мешает прикинуться туристами, возжелавшими взглянуть на Красную площадь? - от этой картины ему становится откровенно смешно, Капитан Роджерс ярко представляется в русской шапке-ушанке, с красным носом, задумчиво расхаживающей по Красной площади. От этих мыслей Баки пропускает очередной удар, но шустро вскидывает руки во встречном апперкоте и угождает прямиком блондину в челюсть. Благо, рука была не бионическая, так что серьезной травмы челюсти не последовало, но многозначительный хрумс на мгновение остановил их спарринг и Барнсу пришлось участливо, в несколько даже заботливой форме поинтересоваться.
- Ты как? - всю заботу испортила хитрая, почти что даже мстительная улыбочка, которая вызвала у Роджерса желание не иначе как стереть ее с лица Барнса по скорее, но сатисфакция за отбитое ухо была получена и Джеймс прекратил напирать, сдерживая Роджеса на расстоянии, разумно полагая, что он свое получил и на рожон более лезть не стоит. Как и поддаваться на провокации, на которые Зимний упрямо не ведется и за манёврами Роджерса следит исправно, несколько раз пресекая попытку оглушить его и пару раз даже попытавшись выбить ему плечо, от чего сам схлопотал по шее.
- Готов обратиться в экскурсионное бюро? - усмехается Барнс и отбрасывает с глаз волосы, которые не смотря на резинку, от такой интенсивной тренировки выбились и то и дело падали на глаза.

- Сомневаюсь, что они столь же сентиментальны, как мы с Наташей и верят в любовь сквозь время. - Джеймс искренне сомневается, что архивы Красной комнаты и их тогдашние отношения могут стать основанием полагать, что Джеймс рванёт за Черной вдовой на просторы России-матушки, однако, он был уверен, что прежде чем провернуть операцию, «Российские коллеги» узнали достаточно, чтобы понимать, что эти отношения - вовсе не давно канувшие в лету пережитки прошлого. Спарринг медленно и верно превращается в вечер - ночь? раннее утро? - воспоминаний, и Стивен, совершенно не ожидавший такого откровения, справедливо получает за свою впечатлительность.
Баки вбрасывает Мальмеди осторожно, бережно и будто бы проверяя почву под ногами; боится, что трясина воспоминаний может затянуть их - особенно его - с головой, особенно, если они еще не до конца четкие и местами мутновато-размытые. Но эта тропинка оказывается твёрдой и надежной, пожалуй даже крепче их нынешних отношений, и общее прошлое рисует их прочную дружескую связь сквозь года, мгновенно делая все куда яснее и чище, будто бы заливая в фундамент их сейсмически активное настоящее.
Джеймс красноречиво поднимает одну бровь и скрывает в уголках глаз, в паутинках-морщинках, сияющее торжествование и лукавый смех — казалось бы, ему не под силу больше ничем удивить Капитана, особенно после той встречи на мосту, когда лицо Капитана было непередаваемо и не раз ему являлось во сна укоризненно-шокированной гримасой, но нет, ещё не всё потеряно, и Джеймс способен удивить старого друга настолько, что он даже опустит руки, покорно принимая удар. Когда такое в последний раз было? Разве что на хеликэриэре, где он взывал к братским чувствам Джеймса, в итоге как настоящий упрямец, добиваясь своего.
- И захочешь - не забудешь. Ох и крепко же тогда мы влипли в той часовне. - впрочем, они влипли далеко задолго до той часовни, и это было лишь продолжением их безудержного путешествия в стан врага. Военные годы Джеймсу вспоминались особенно легко и вместе с тем болезненно, возможно потому, что именно они стали отправной точкой к конечной станции с кодовым «Зимний солдат». - Я успел ознакомится с историческими сводками, и знаешь, я кое с чем решительно не согласен, ха! - последнее солдат уже полу-выдыхает, уворачиваясь от подсечки и едва успевает вернуть себе равновесие, но не поднять руки, так что блокировать серию ударов по корпусу не удается. Стивен щёдро осыпает зимнего россыпью ударов, встречаясь с крепким, но все же живым - в данном случает он уже не отказался бы и от вживленного в корпус металла - прессом Джеймса, в конечно итоге, выбивая из него окончательно дух так, что Барнс закашлялся. Последний удар капитана уже встречается с бионикой, которую бывший сержант отправляет последним рывком воли прямиком выбивать костяшки Стива, в то время как нога синхронно подсекает капитана. Барнс мгновенно отскакивает от оппонента и делает два глубоких вдоха, отзывающихся болью в грудине.
- Боюсь мой турагент остался где-то в девяностых, и его горящие туры были далеко не в переносном смысле. Если ты вдруг не заметил, в городе я всего ничего.. - он хрипло, кашляще рассмеялся - а последний раз путёвку тут мне выдавал вербовочный пункт номер двенадцать, штата Нью-Йорк. - Баки усмехнулся, возвращая себе былую боевую стойку, и резко выбросив руку, попытался с ходу взять Капитана в сабмишн, пытаясь в ущемлении пережать плечевое сухожилие.
- Как насчет Старка? - пыхтя, уточнил Барнс, имея ввиду то, что Тони не только Железный человек, но и парень обладающий приятными ресурсами в области средств передвижения, в том числе, и летательных.

[AVA]https://31.media.tumblr.com/0aea26a6396bfe92cbb729d76d8244c3/tumblr_n3obppDSJ91sxpnovo2_500.gif[/AVA]

Спарринг со Стивом далеко ушел за простую утреннюю тренировку и оба они были неоценимо далеки от победы. Оба отличались и той самой степенью упрямства, чтобы не постучать по мату положенные два раза, оказавшись в неприятном захвате. Неприятных захватов они избегали, и со стороны могло показаться, что Роджерс и Барнс играют друг с другом, но на деле они по собственному опыту (Барнс точно) знали, что захват может стать последним в этом спарринге, и намеренно не допускали такого исхода. Джеймс еще помнил то чувство беспомощности и отвратительного исхода, когда Капитан безжалостно зажал его шею, удерживая от любой попытки вырваться и прикладывая все свои оставшиеся силы зафиксировал протез, так что выбраться у Баки не было ни единой возможности и он медленно, но верно лишаясь воздуха, отключался. Тогда он был готов сдохнуть, лишь бы не отдавать Стивену чип, сегодня он умирать не собирался, да и встреча эта несла скорее разгрузочную цель, бегство от удушающих мыслей и тревог, нежели матч-реванш, однако Барнс разумно избегал подсечек Капитана, способных сбить его с ног и убрать в захват.
- Теперь ты оттоптал бы им ноги, превращая прелестниц в косолапых медведей, Стив. - замечает Джеймс, легко представляя, что было бы с дамой, если бы ей на ногу встал далеко не легкий мистер Роджерс, а если бы несколько раз?
- Раньше ты представлял куда меньшую угрозу! - усмехается солдат. Последняя фраза Капитана портит нелепо построенную шутку и развевает ее как карточный домик разлетелся бы на ветру и взгляд Барнса мрачнеет. Пегги Картер была особенной девушкой в жизни Роджерса и имела куда меньшее значение в жизни Барнса, но она шла на периферии воспоминаний о войне, и вспомнилась ему легко, с ее дерзко приподнятой бровью и легким намеком на улыбку, без всякого намека на отказ, ведь она даже не рассматривала необходимость держать ответ перед сержантом. Слова Роджерса стали очередным неприятным напоминанием, как много времени они оба потеряли, и необъятная плазма с красочным выпуском новостей и рекламными роликами выглядящими как фильм, была слабым утешением.
Зимний и Роджерс сходятся снова, после короткого подобия на тайм-аут с обменом мнений, они налетают друг на друга, хотя теперь их движения не столь стремительны, а тяжелы и даже несколько неповоротливы. Масса собственного тела стала непосильны грузом, кроме того у Джеймса хорошо гудит нога и приходится следить за тем, чтобы Роджерс ненароком не ударил по ней, окончательно превращая ее в помеху, а не помощницу.
- Кто бы сомневался. - ворчит зимний, не выпуская из поля зрения подозрительно унявшего свой пыл Капитана. Энтони Старка Джеймс не знал совершенно, но одно его выступление на суде однозначно рисовало отношение миллионера к сержанту Барнсу, да и тюрьма которую он для него построил, выглядела как настоящее произведение искусства, над которым едва ли старались бы ради пары дней содержания, не испытывая к пленнику личных чувств. Тем более, когда пленник самолично сдался и позволил снять с себя протез, несший основную угрозу.
- Прежде чем что-то просить, кажется мне придется с ним уладить наши личные вопросы. - туманно отзывается Баки, но пояснить Капитан ему не дает, лихо напоминая ему, зачем они тут собрались: уж точно не поболтать по душам. Приходится пожертвовать собственным равновесием и обменять его на целостность руки, в повороте уходя от прямого удара ногой и падая на спину следом за переворотом Капитана так, что его серия проходит вхолостую. Разлёживаться солдат долго не намерен, и сразу пользуется тем, что он на полу и вышел из поля зрения, а Капитан к тому же временно дезориентирован своими акробатическими выкрутасами. Джеймс делает подсечку и предвещая попытку уйти, тянет Капитана на себя, уводя таки в падение. Все еще осмотрительно избегая встреч в горизонтальной плоскости, солдат уходит от возможной контр атаки и поднимается на резким прыжком, толкая корпус. Быстро поймав баланс, Баки подкарауливает Роджерса и пытается нанести прямой и оглушительный удар в челюсть, в надежде отправить его тем самым обратно на пол.