Даже при всем желании, мое подсознание не в состоянии сделать корректировку моих собственных воспоминании. Не потому, что они были слишком яркими или отчетливыми – у многих детей наступает такой период, когда они забывают, что было в младенческом возрасте. Я же лишена этой возможности в полной мере и все потому, что я не такая, как остальные тинейджеры моего возраста. И дело не в той уникальности, которая присутствует в каждой отдельно взятой личности, а в моих способностях, далеких от реальности. И в моем отце в частности, из-за которого-то все и началось. Если бы не он, то не было бы тут меня и не было бы истории, лишенной сверхествественных подробностей, но заполненной его заботой. Мой отец – моя жизнь.
Я отчетливо помню тот день, когда, наконец, после довольно продолжительных родов и мук моей мамы, я появилась на свет. Помню то удивительное ощущение, когда оказалась на руках у папы! Это были первые руки, в которых я обрела родство с Дональдом и его осторожными, заботливыми, теплыми ладонями и проницательными глазами человека, которого изрядно уже успела потрепать жизнь. И первые глаза, которым я доверилась и о чем, о чем сих пор ни разу не жалела. Я чувствовала, как он был рад прижимать к себе такое беззащитное создание, коим я была по началу, в свой день рождения, снежного первого февраля, целых восемнадцать лет назад. Он отдал меня моей маме и очень долго благодарил ее за такой «подарок», усыпая благодарными поцелуями. Раньше я не могла понять, о чем они говорили тогда, в больничной палате, где так откровенно пахло лекарствами и слегка передергивающей стерильностью, а теперь, возвращаясь разумом назад, я с легкостью имею возможность анализировать все то, что я не успела уловить в момент происходящего. Это очень полезно хотя бы потому, что ты, таким образом, не остаешься надолго наедине с самим собой и в любой момент можешь «вернутся». Правда ненадолго, иначе начинает ухудшаться физическое и моральное состояние. Мне еще многому предстоит научиться, и я редко экспериментирую в отсутствии папы. Обычно он помогает мне, если я себя плохо чувствую после очередного «сеанса». Да и с ним рядом я чувствую себя в большей безопасности, но с его частыми отсутствиями я уже смирилась.
Мои родители не состояли в официально-зарегистрированном браке, но я точно знаю, что на тот момент они безумно любили друг друга и не думали о таких мелочах. Маме, ее зовут Саманта, было тогда всего девятнадцать, и она никогда не думала о последствиях. Сколько лет было папе я не знаю, но с тех пор он ничуть не изменился.
Я жила и росла вместе с мамой и папу видела очень редко. Раньше мне не говорили причин его частых отсутствий, и только сейчас я могу объяснить причину. Дело в том, что мой папа неоднократно сидел в тюрьме и переступал через закон, но осуждать его я не имею права. Как бы то ни было, он мой отец и я горжусь им и никогда не боялась, что смогу снова его потерять для себя на довольно долгий срок. Теперь, когда я рядом с ним, он думает как вести себя осторожней, даже не смотря на то, что совсем недавно мне исполнилось восемнадцать. Для него я всегда буду маленькой девочкой, нуждающейся в его опеке и крепком плече, спине, за которыми буду чувствовать себя в безопасности, но это совсем не значит, что я ему не помогаю по мере своих возможностей. Так вот, он всегда приносил мне то книги, то игрушки, но тогда я больше радовалась ему, чем подаркам, как и моя мама. Она – сирота, поэтому ей тоже было одиноко без него, и я даже иногда ревновала и обижалась, когда они рано укладывали меня спать, чтобы побыть хотя бы еще немного вместе.
У меня было самое обычное детство, за исключением того, что я никогда не получала двоек, за что ребята в школе меня прозвали Знайкой. Но мне не было ничуть обидно, хотя и гордости при этом я не испытывала. Уроки зубрить никогда не приходилось, через несколько прочтений стихотворения или параграфа я с легкостью могла воспроизвести его как вслух, так и на бумаге. На бумаге, по началу, было легче, чем рассказывая, но чередование помогло мне привыкнуть и только устно усваивать весь материал. А в десять лет меня забрал папа.
Мама с возрастом начала относиться к папе отчужденно и завела себе нового ухажера по имени Эдвард. Вместе они смотрелись очень гармонично, так как оба были натуральными блондинами, только глаза у мамы были голубые, а у него карие, но он сразу же мне не понравился. Откровенные преследования, назойливые попытки вступить со мной в дружбу, попытки подкупа, то есть завала бездушными подарками, - все это не могло помочь ему обрести общий язык. Я очень злилась на маму и свое десятое день рождение провела в своей комнате, не желая видеть праздник, который они вместе мне решили устроить. Из-под одеяла я вылезла только тогда, когда услышала папин голос: он скомкал одеяло, собрав его в охапку, и посадил меня на колени, крепко обнял и шепнул «собирайся, я тебя забираю».
Это был самый счастливый день рождения. Нет, я не хочу сказать, что не люблю свою маму. Очень даже люблю, но что-то внутри меня было против такого предательства и горячие слезы отчаяния продолжали меня душить до тех пор, пока отец не успокоил меня. Папа быстро помог мне собрать свои вещи, учебники и любимые игрушки. Они очень долго ссорились и кричали с мамой, а я сидела на крыльце, на спортивной сумке, небрежно набитой одеждой и сжимала в ручках большого белого зайца с красным бантом на левом ухе, в ожидании папы. Мы уехали с очень громким скандалом, но мама и не собиралась нас удерживать, ведь у нее уже появился Эдвард, и она хотела выйти за него замуж. А мы с папой обещали, что будем иногда приезжать к ней. И приезжали до тех пор, пока она и ее приятель не обручились.
Так, с десяти лет, я начала жить вместе с папой в его квартире в Нью-Йорке. Школу менять мне не пришлось и я очень была этому рада. А папа был рад тому, что я у него необыкновенная. Он узнал это, когда к нему приходил какой-то неизвестный мужчина, которого рядом с ним я раньше не видела. Они долго что-то обсуждали в его кабинете, после чего мужчина вышел, а я, прошмыгнув в кабинет к папе, подняла по пути с пола ручку, которую обронил случайный посетитель, и спросила, почему он пустил этого нехорошего человека. Слова сами по себе приходили на ум, и я продолжала говорить о госте, описывая его личность сначала в общих чертах, переходя к деталям. Но последнее вызвало у меня затруднение, да и выражение лица папы заставило меня замолчать. Тогда-то он и рассказал мне о мутантах и о том, что он – один из них. И что я тоже скоро стану такой, и если очень захочу смогу выкидывать какие-нибудь штучки, как и он, но для этого придется очень долго учиться и тогда я смогу помогать ему. С тех пор моя жизнь изменилась и по настоящее время я помогаю отцу и прикладываю столько усилий, сколько потребуется. Зато он стал еще реже отсутствовать, и все свое время проводил со мной, тренируя, возясь и занимаясь моим воспитанием, о чем, живя с мамой, я могла только мечтать. Я стараюсь не лезть в его дела, но с каждым разом становится все труднее и труднее это делать. Но я буду надеяться, что он не будет сильно сердиться из-за этого, все-таки теперь я могу постоять за себя, и он может не волноваться.

***

Прошло много времени с тех пор. Кэрол пришлось узнать многое, а почувствовать - еще вдвое больше.
Подвергнувшись насилию со стороны своего собственного начальника, ей пришлось пережить влюбленность к нему, ненависть, презрение и жалость. Осознать, что значит запретная любовь. Совершить тысячу ошибок и тысячу раз оступиться. Потерять ту детскую наивность, с которой она умудрилась попасть в Оружие Х. Стать взрослее.
Прошло уже четыре года. Впервые, за все время ей была предоставлена возможность решать самостоятельно то, что ей нужно. Идти, куда хочется. Делать то, что она посчитает для себя правильным. Но самое главное - не привязываться больше к людям настолько, чтобы быть болезненно зависимыми от них.
Но кто сказал, что на этом детство должно закончиться?