Сейчас

- Хей… Поаккуратнее! Не порть даму.
Дама натужно заскрипела, преодолевая очередную воздушную яму. Реми кинул обеспокоенный взгляд на приборную панель – датчик правого двигателя горел тревожным желтым.
- Ладно. Попробуем проскочить под грозовым фронтом. Держись, cher, будет весело!

Несколько часов назад.

Вроде бы они собрали все вещи. Да и собирать там было всего ничего. Фляжку с коньяком да с десяток карточных колод, которые Реми распихал по карманам. И упаковку сильного успокоительного, которое Реми тайком сунул во внутренний карман кожаного плаща. Перед этим уменьшив количество таблеток в этой упаковке сразу на четыре штуки.

…операционный стол неприятно холодил кожу. Воспоминания всплывали не самые радужные – зафиксированная голова, алые глаза, белая кожа, скальпель. Острая боль впивающихся в кожу болтов. Резиновая заглушка во рту, скользкая от слюны, впивающиеся в щеки кожаные ремни. Тогда он сам согласился. Тогда от этого зависела его жизнь, и лишней боли ему Натаниэль ему не причинял. Да и после операции заботливо стер пот и кровь с лица влажной, пахнущей чем-то больничным, салфеткой. И обезболивающее ввел.
Сейчас все было иначе. Сейчас все тело ломило и ломало. И никто не озаботился кляпом, и Реми орал – не столько потому, что было больно, а потому, что боялся откусить себе язык. Его никто не резал. Но лучше бы резали. Препарат – который по счету? – непрерывно вводимый в вену через толстую иглу, казалось, сжигал тело изнутри. Рвал на части нервы, а от мышечных спазмов тело выгибалось дугой. Реми до этого момента и не представлял, что может так сильно изогнуться.
- Увеличьте дозу.
Кажется, Реми все же не выдержал, и предпочел боли унижение. Кажется, он все же умолял не повышать дозу.
Но его никто не собирался слушать. И к первой игле присоединялась вторая – вводили что-то еще, чтобы он не потерял сознание. Потому что им нужна была реакция. Интересно, какая еще им нужна была реакция, когда Реми каждый раз умолял пристрелить его? Правда, был в этом всем один плюс – когда после эксперимента солдаты затаскивали его в камеру и долго, с явным наслаждением, избивали, Реми уже ничего не чувствовал. Кроме отвращения к этим людям в форме без нашивок.

…от напряженного взгляда Логана становилось не по себе. Он ходил за Гамбитом, не выпуская его из поля зрения ни на секунду. Боялся, что сбежит? Вероятно. И не зря боялся. С одной стороны Реми до безумия желал сбежать куда подальше, лишь бы не слышать слов «Остров» и «Страйкер». С другой стороны – он впервые в жизни мечтал о том, как будет убивать. Не мстить, отнюдь. Если бы Реми мстил, он заставил бы этих уродов страдать. Но опускаться до их уровня… Нет. Реми хотел их уничтожить максимально быстро и эффективно. Такие твари не имели никакого права жить.
- Я готов. Ну что, поехали?

Сейчас

Самолет отчаянно трясло. Реми намертво вцепился в штурвал, боясь даже на секунду ослабить хватку. Рядом отчаянно матерился Логан, и Реми против воли кидал на него короткие взгляды. Но блевать тот вроде не собирался – Гамбит заставил «пассажира» заглотить нужные таблетки, едва увидел его реакцию на самолет.
Реми понятия не имел, почему Логан терпеть не может самолеты. Но это были не его проблемы. Сейчас у него самого была только одна проблема  - чертовы жетоны. Их бряцанье он различал даже сквозь адову какофонию звуков.

…Реми жалел, что не успел постричься. А еще лучше, что не побрился налысо. Его до смерти достало, что солдаты каждый раз хватали его за волосы. Хватали, дергали, заставляя поднимать голову. Им нравилось смотреть в глаза тому, кого они избивали. Особенно им нравилось смотреть в глаза Реми – нечеловеческие, черно-алые. Потому что за исключением глаз, Реми был слишком похож на человека. Избивать людей эти твари вряд ли боялись, но… Совесть позволяла им забывать всякие границы, если в их руки попадал мутант.
От ударов трещали ребра. Реми сглатывал собственную кровь и улыбался. Вряд ли его улыбка была похожа на улыбку психически здорового человека. Но, главное, что она не только бесила – она пугала этих сволочей до дрожи. И пусть собственный страх заставлял солдат звереть еще больше – Реми находил странное удовольствие в осознании того, что боятся они, а не он.
Он уже устал бояться.
Жетоны на шее отдающего приказы лейтенанта бряцали каждый раз, когда он замахивался.

- Скоро долетим. Потерпи…
«Потерпи, Реми. Скоро долетим».

Росомаху было не очень жалко. Ну, разве что совсем чуть-чуть… Но Реми даже предположить не мог, что у этой груды мышц на стальном скелете окажется такой слабый вестибулярный аппарат. Знал бы – заранее стукнул бы его чем-нибудь потяжелее, чтобы он мирно спал в течение всего полета. А то вопли, угрозы и стенания на полете благотворно не сказывались. Точнее, благотворно не сказывались на и без того взвинченных нервах Реми.
Пожалуй, под конец полета Гамбит был не меньше Росомахи встать на твердую землю. Только впереди предстояла еще прогулка на лодке – и тоже в компании этого неуравновешенного. Которого еще и тошнило ко всему прочему.
- Не обзывай мою птичку, cher. Это единственный способ попасть сюда. Уходил я по воде, но… не дай тебе бог, Логан, это испытать.

Потная рожа солдата кривится в похабной улыбке. У этих солдат осталось всего три желания – убивать, пить и трахаться. И чем больше они удовлетворяют первые два, тем сильнее третье. Среди этой толпы есть те, кому все равно, кого тащить в кровать, женщину или мужчину… А Реми красив. Очень. Даже сейчас, после всех этих экспериментов. И он легко вылавливает среди направленных на себя взглядов те, в которых отвращение смешивается с похотью. Дальше – дело за малым. Его всегда утаскивают играть в покер, если позволяет состояние. Утаскивают и на этот раз.  Дальше – дело за малым. Проиграть желание тому единственному, кто может вывести его на свободу.
Блокираторы делают гипноз невозможным, но не убирают эмпатию. И в течение игры Реми проверяет, какие его взгляды, жесты, слова, движения подогревают фантазию этого… животного. Проверяет, находит и пользуется. Провоцирует. Игра ва-банк. Либо он окажется на свободе… либо  с пулей в голове, если не хуже.
… Реми раздевается. Ему и снимать то – то, что осталось от штанов. За стенкой – голоса тех, кто продолжает покерную партию. Надо все делать тихо и быстро. И Реми, раздевая этого урода, ловко вытаскивает ключ. Через пять секунд блокиратор падает на пол. Через пятнадцать солдат валяется на полу, восторженно подвывая и пуская слюни. Зрелище мерзкое, и в любое другое время Реми с радостью сходил бы поблевать. Но сейчас у него нет времени даже на это. Он не телепат, он не умеет делать иллюзии, и его гипноз не будет действовать долго. У Реми есть всего минут сорок, прежде чем гипнотическое влияние ослабнет настолько, что солдат сможет поднять тревогу.
Одежда этого ублюдка велика на размер, но это мелочи. Жаль, что обувь не подошла, но Реми плевать, что будет с его ногами. Потрепанная колода карт идеально лежит в руке, а знакомое тепло силы, которой Гамбит был столь долго лишен, приводит в состояние эйфории.
Вентилляция. Коридор.
Простите, я не могу вас спасти.
Еще коридор.
Простите, но Реми – не герой. Реми жалок. Он даже не думает о том, чтобы вытащить еще кого-то.
Снова вентилляция.
Простите, Реми просто хочет жить. Очень-очень хочет жить. Настолько хочет жить, что согласен испытывать чувство вины все оставшееся время, которое ему отмерено.
Реми знает, что делают с остальными. И знает, что ему самому было гораздо хуже, и все из-за телепатического блока. Он есть только у Реми. Страйкер думает, что это мутация, и пока он так думает, Реми не убивают. Пытают, выворачивают наизнанку, но не убивают.
Простите, но Реми просто больше не может так.
Морг. Реми быстро пробегает между столами, где, накрытые грязными тряпками, лежат те, кому повезло меньше. Дальше – дорога в крематорий, и оттуда – на свободу. Реми запугивали, показывая самые страшные места этого Острова. И Реми смотрел. Но не на свое «будущее». На расположение окон, датчиков сигнализаций. Крепления решеток. Считал шаги и секунды.
Фотографическая память – отличное подспорье для вора. И для того, кто решил бежать из тюрьмы.
План закончился на прибрежной полосе. Наружу Реми не выводили, и он понятия не имел, что его ждут там. Он был готов бросаться грудью на пулеметы, если ничего не получится. Лишь бы не возвращаться.
Ни пулеметов. Ни лодок. Ничего. Только темная-темная вода, покрытая тонкой маслянистой пленкой.
Другого берега не видно. Сейчас ночь, и вообще ничего не видно.
Реми скидывает одежду – она будет мешать – и кидается в воду. Холодную, грязную воду.
Он доплывет. Он обязан доплыть.

… Голос Росомахи выдергивает из прошлого в настоящее. Реми думает недолго.
- Я их вырублю. Ты не высовывайся. У тебя, ourson, нет дистанционной атаки, и они успеют… В общем, сиди тут.
Руки дрожали. Только Реми понятия не имел, от чего именно они дрожали – от нахлынувших воспоминаний, от желания убить их всех или от страха перед этим самым желанием. Реми не убивал раньше, и не хотел начинать. Но…
Карты с тихим свистом прорезали воздух. Четыре охранника. Четыре пластиковых прямоугольника, вонзившихся в четыре шеи. Четыре едва слышных взрыва.
Раскуроченные горла. Обожжённое мясо, мгновенно свернувшаяся кровь.
Четыре трупа, шуршащая под ногами галька. Реми шатало, и руки дрожали еще сильнее. Он бы, наверное, упал, если бы Логан не подхватил его под руку.
- Я… впервые убил. И… мне почему-то не легче.
Несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Несколько секунд, чтобы обыскать трупы и взять рацию. Потому что чем дольше охрана будет думать, что все в порядке, тем лучше.
- Ищем лодку. Нам нужен северо-западный пирс. Там есть прямой вход в подвалы. Сможем пройти незаметно. И еще, Логан, - Реми перехватил Росомаху за руку и заставил посмотреть себе в глаза. – Если ты поймешь, что мы проиграли… Если нас схватят… Убей меня. Только не отдавай им снова.