-  Здравствуй, друг мой. Прости, что мне пришлось прибегнуть к таким мерам…
- И тебе в голову тут же прилетит какой-нибудь молоток.
- Предлагаешь мне с порога поднять руки вверх и просить его сначала выслушать, а потом казнить?
- Предлагаю тебе оставить его там.
- Мы это обсуждали. И, кстати, ты слишком плохо думаешь об Эрике. Он способен спокойно меня выслушать и понять причины моего поступка.
- Дай-ка мне уточнить… Ты сейчас говоришь о парне, который пару раз чуть было не развязал третью мировую, посадил тебя в это кресло, кидался стадионами, а потом и вовсе подарил тебя Апокалипсису?
- Но в итоге он всегда делал правильный выбор.
- Ага, в итоге. Только пока он этот выбор делал, платили другие.
- Ты мне нисколько не помогаешь, Мойра… Ладно. Было глупо просить твоего совета. Ты слишком предвзята.
- Как и ты. Но в любом случае спасибо, что предупредил о ваших планах. Позволь напоследок еще кое-что сказать.
- Да?
- Я уверена, что ты приложил руку к исчезновению его досье. И не только руку. Пока что я еще согласна помогать тебе, Чарльз. Но если Эрик возьмется за старое… Прости, но в этом случае даже не вспоминай обо мне.
- Конечно. Еще раз спасибо, Мойра.
- Не задерживайся там. И не забудь, что через два дня у тебя очередная проверка.
Чарльз был практически готов боготворить эту женщину. Всего лишь человек без каких-либо сверхсил и модификаций. А держалась в сложившейся ситуации она более достойно, чем некоторые мутанты. Вот и сейчас, фактически продолжая работать на правительство, она находила силы и возможность помогать Чарльзу с поиском и переправкой детей-мутантов на Авалон. Сегодня Мойра отправила туда еще одну группу, а через шесть дней планировала самостоятельно отыскать и вывести еще троих. Фактически на данный момент она выполняла работу Чарльза – убеждала родителей в том, что те должны отдать незнакомым людям своих детей ради их же безопасности. И, возможно, у Мойры это получалось лучше, чем у Чарльза – по крайней мере сейчас, когда речь шла не об обучении юных дарований.
Мойра была не единственной, кто был против возвращения Эрика. Старк, Хэнк, Логан, Алекс, Скотт – они все были против. Джин придерживалась нейтралитета. И, возможно, они все в итоге были правы, но… Чарльз чувствовал себя точно так же, как в шестидесятых, когда посадил Эрика в тюрьму по Пентагоном. Только на этот раз «заключение» и вовсе являлось превентивной мерой. И Ксавьер не был уверен, что эта мера была такой уж необходимой.
- Нет, у Эрика всегда сносит крышу, когда речь идет о геноциде, - Чарльз посмотрел в свое отражение в зеркале, мысленно выругался и снял чертов галстук. А заодно и пиджак. Привычка носить классику на данный момент работала против него. – Но в конце концов, он же не идиот. Удалось же нам договориться по поводу Феникса, не так ли?
Пожалуй, сборы все больше и больше походили на предварительный сеанс самовнушения. И не то, что Чарльз прямо так боялся реакции Эрика или его последующих действий. Он действительно верил в то, что Эрик в состоянии взвесить все «за» и «против» и сделать верный выбор. Что бы Эрик не делал раньше, это все было ради мутантов. И Чарльз был уверен, что ради мутантов его друг будет более чем в состоянии какое-то время вести партизанскую войну. А не кидаться сразу же менять ландшафт возле здания правительства. А боялся Чарльз только того, что снова потеряет доверие и поддержку Эрика. В последнее время они и так слишком часто повышали друг на друга голос.
- Ну да ладно.
Амулет на секунду обжег пальцы, очертания спальни исказились, и уже через пару секунд Чарльз уже уверенно вел коляску по направлению к дому, выделенному Леншерру. Пандусы, как назло, на Авалоне были популярны, поэтому пришлось стучать не в дверь, а в поддерживающий навес над крыльцом деревянный столб.
- Эрик! Эрик, я знаю, что ты здесь! Нам надо поговорить. – Чарльз медленно выдохнул и добавил уже тише. – Наедине.

Отредактировано Charles Xavier (14-04-2017 22:25)

- Эрик.
Каждая их встреча всегда начиналась практически одинаково. Эрик смотрел волком и выглядел так, словно мечтает закопать Чарльза на веки вечные здесь и сейчас. И если бы Чарльз знал его чуть хуже, то, пожалуй, действительно испугался бы свою жизнь. Но с момента их знакомства прошло почти двадцать лет, и за это время Чарльз не раз бывал у Эрика в голове. И знал, что Эрик ему вреда не причинит. По крайней мере специально.
- … Что тебе нужно?
У Чарльза было много вариантов ответа. Начиная с «для начала твой топор, и желательно не в моей голове» и заканчивая самым банальным «мне нужен ты». Но если первый вариант явно говорил не в пользу чувства юмора Чарльза, то последний и вовсе являлся неприемлемым. Хотя по сути был наиболее точным. Только вот не хотелось повторения семьдесят третьего года, когда Чарльз пришел за Эриком с практически идентичными условиями – свобода в обмен на подчинение. В прошлый раз ничего хорошего не получилось. Не получилось бы и в этот, даже несмотря на то, что в этой «тюрьме» Эрик провел всего неделю. И на то, что в этой «тюрьме» не было никаких ограничений, помимо территориальных.
- Для начала мне нужно перед тобой извиниться. Потом – пояснить, почему я так поступил. Ну и… Я хочу предложить тебе… - Чарльз едва заметно поморщился и потер пальцами виски. – Нет, не могу точно сформулировать. Сначала мне нужно тебе рассказать кое-что важное. Потому что решать тебе, а не мне.
Эрик выглядел не очень хорошо. Небритый, в мятой рубашке, напряженный – Чарльз слишком хорошо знал Леншерра, чтобы понять, в каком состоянии тот находился. И дело было даже не ученой степени по психологии. Дело было в том, что Чарльз «читал тело» Эрика так же хорошо, как читал его разум. И чем старательнее Эрик защищал свое сознание, тем выразительнее становились его жесты. По крайней мере для Чарльза.
- Дай угадаю… Ты без шлема. Ты злишься на меня. Мне даже не надо смотреть, чтобы быть уверенным в том, что ты поставил телепатический блок. – Чарльз устало улыбнулся. – Не стоит, друг мой. Я обещал без разрешения не смотреть, и это слово я держу уже не первый год. А у тебя и так в последнее время болит голова… Когда у тебя часто болит голова, ты всегда чуть наклоняешь ее вперед и едва заметно щуришься, а не задираешь подбородок.
Эти незаметные с виду детали… Сеточка морщин у глаз. Тщательно отрепетированная и почти что неживая улыбка. Свежие ссадины на пальцах, натертые ладони. Эрик всегда грузил себя физической работой, когда старался убежать от своих мыслей. А в последнее время Леншерр убегал только от…
- О черт! Какой я идиот! Прости. Прости, Эрик! Я даже не подумал. И…Я не с того начал. Не буду оправдываться и говорить, что закрыл тебя на Авалаоне для твоего блага. Это так лишь отчасти. Я отправил тебя сюда, чтобы ты не наделал глупостей и не поставил под удар всю школу. А ты бы мог. Поэтому за это извиняться я не собираюсь. Но... Прости за то, что этим своим поступком я невольно воскресил те воспоминания, которые причиняют тебе боль. Я… я был вынужден действовать быстро. И даже не подумал о том, каково тебе будет здесь. Если честно, я только сейчас понял, что сделал.
А ведь мог бы, идиот, подумать и догадаться. Эрик долго отказывался от преподавания, потому что во многих ученицах видел свою дочь – такую, какой она была. Такую, какой могла стать. И ведь говорил об этом с Чарльзом. Но последние события целиком и полностью заняли разум Ксавьера и… И это нисколько его не оправдывало.
- …Мне очень стыдно, друг мой. Теперь еще больше, чем раньше, - Чарльз посмотрел на Эрика тем же несчастным и больным взглядом, как тогда, на Кубе. Разве что сейчас вместо укора в глазах явно читалось чувство вины. – Пожалуйста, пройдем в дом. Разреши мне все тебе объяснить.
«Объяснить, что... Что я хотел драться за нас всех, как когда-то ты дрался. Но один я оказался ни на что не годен…»
Чарльз действительно не справлялся. Ни физически, ни морально. За последнюю неделю он спал от силы несколько часов, и то урывками. И даже не потому, что не было времени, а потому, что было слишком много мыслей. В последнее время Чарльз, как когда-то в шестидесятых, привык раскладывать эти самые мысли по полочкам во время шахматных партий. Только Эрик был на Авалоне, и играть стало не с кем.
- И гостинцы я привез. Коньяк. И шахматы.

- Недоверие ко мне вполне оправдано. Не извиняйся, Чарльз. Просто дай мне уйти.
- Не могу, друг мой.  Прости, но именно сейчас не могу. Ты много раз говорил, что я могу заставить тебя остаться.
Чарльз криво улыбнулся, вспоминая все моменты их прощаний. Не тех, когда после очередного боя друг против друга Чарльз стаскивал с головы шлем, а Эрик молча взмывал в небо. А тех, когда они, в очередной раз объединившиеся ради общей цели и одержавшие победу, прощались как друзья. Эрик всегда стоял, засунув руки в карманы, смотрел ему в глаза и тихо, спокойно и как бы между делом напоминал Чарльзу, что телепату ничего не стоит остановить его. На время или навсегда. Иногда эти слова слетали с его языка по привычке. А иногда Эрик хотел остаться, но гордость и множество «но» и «нет», смешанных с сомнениями, усталостью и нежеланием снова оказаться в одиночестве, мешали. И тогда он просил решить за него. Но Чарльз раз за разом отказывался что-либо менять в разуме своего друга. И не из-за данного слова и принципов – были моменты, когда Ксавьеру было на это плевать. А потому… Потому что это был бы уже не тот Эрик. Да и сделай он так, он был бы уже не тем Чарльзом.
- В этот раз я готов попытаться заставить тебя. Не силой, - Чарльз чуть крепче сжал подлокотники коляски. – Я готов умолять тебя, Эрик. К сожалению, не могу встать на колени, иначе бы встал, но… Сейчас ты не можешь уйти. Если только со мной.
Чарльз был готов на это пойти. Когда речь шла о выживании мутантов как вида, он готов был самостоятельно пустить пулю в голову собственных гордости и достоинства.
Эрик не стал применять силу. Это тоже было несколько странно, но разговор об этом Чарльз решил отложить до подходящего случая. Если у Эрика были проблемы со способностями… Тогда он скажет сам, когда будет готов. Если же это было частью его «я все еще обижен», то тем более не стоило лезть с вопросами.
Прежде чем проехать в дом, Чарльз едва ощутимо коснулся пальцами его ладони, на пару секунд продлевая зрительный контакт. Это «немое» общение очень часто помогало им держать себя в руках – чтобы слышать, нужно было быть готовыми слушать.
- Эрик… Не говори таких слов. Я никогда не относился к тебе как к питомцу или неразумному ребенку. Ты мой друг, и я люблю тебя больше, чем кого либо. Когда-то ты сказал мне, что я должен был сражаться за тех, кто мне дорог. И теперь я сражаюсь. Как умею. Но любое сражение - не только применение силы. Тебе ли не знать… И мне пришлось так поступить с тобой, потому что ты, - Чарльз прикрыл на секунду глаза, выбирая нужные слова. – Потому что я… Черт возьми, друг мой, твои эмоции слишком часто ставят тебя под удар. А я не могу тебя потерять снова.
Шахматы и коньяк легли на стол. Чарльз, порывисто выдохнув, поежился и нервно поправил манжеты рубашки.
- Здесь весна. А у нас там до сих пор холодно, и даже снег не везде растаял. Постоянно мерзну даже под одеялом. Я не вылезаю из твоего свитера уже пятый месяц, и, кажется, скоро мне потребуется новый. Наверное, я тоже начинаю любить свой неформальный стиль. Но разговор не об этом.
Чарльз разлил коньяк по стаканам, жестом предложил Эрику взять один. Сам он, практически не морщась, осушил свой одним глотком и тут же налил еще.
- И на амулет не смотри. Этот особый, его активировать может только носитель Греха. Но не волнуйся. Я в любом случае заберу тебя отсюда.
От коньяка чуть саднило горло и горели губы. Но сейчас Чарльз был рад даже этим не самым приятным физическим ощущениям – в последнее время ему казалось, что от его тела остался только мозг.
- Итак… Две недели назад ко мне приехал Тони Старк. Официальная причина – договориться о речи для пресс-конференции и узнать, что по-настоящему произошло в «21» на Рождество. Я рассказал ему про магию, Моргану и грехи. Этот вопрос мы решили и закрыли достаточно быстро. Заявили, что у Пьетро был прибор, влияющий на мозг. Свалили все на ГИДРУ и террористов. Но… - Чарльз тяжело вздохнул, - Выслушай не перебивая, хорошо? Старк рассказал, что этот случай стал поводом для правительства запустить программу уничтожения мутантов. Согласно этой программе полиция, армия, разведка и в основном Щ.И.Т. обязаны ловить любого мутанта, независимо от возраста и способностей. Оказавших сопротивление и опасных – убивать. Остальных отправлять в концлагеря и тюрьмы. И все это – считай тайно. Никаких законов и актов. Просто геноцид. Как в том будущем с программой Стражей, которое мы стерли из реальности в семьдесят третьем. Старк оттягивал и сопротивлялся, как мог. За неделю мы смогли вывезти в безопасные места несколько тысяч человек. Тихо, незаметно, без единого конфликта. За это время я смог отстоять право на Людей Икс, хотя пришлось оформить нас всех как команду разряда Мстителей. И школу я отстоял, как и свое право принимать в нее несовершеннолетних мутантов. Но школу проверяют, и поэтому я пока не возвращаю учеников. – Чарльз отпил еще немного коньяка, закашлялся, отдышался и продолжил. – Гамбит и Шельма вошли в Щ.И.Т. При помощи Старка они устраивают побеги из тюрем и переправку мутантов, Старк списывает сбежавших как «нейтрализованных». Мы заключили тайный договор с несколькими странами, которые согласились принять мутантов. Англия, Россия, Ваканда, Австралия, Перу… убежищ много. На данный момент мы готовим активную политическую оппозицию, которую поддержат правительства других держав. И тогда наше правительство будет в итоге вынуждено свернуть свою программу – они не допустят очередной мировой войны. – Чарльз впервые за всю эту речь посмотрел Эрику в глаза. – Я боялся, что ты опять начнешь выступать открыто. Кидаться стадионами и устраивать акции демонстрации силы. Но… Дети, Эрик. Любое такое выступление, и пострадали бы тысячи беззащитных детей, подростков, стариков, которых мы бы никак не смогли защитить. Поэтому пока мы не наладили партизанское, так сказать, движение, я держал тебя здесь. Прости, друг мой, я не мог рисковать ни ими, ни тобой. К тому же тогда бы начали охоту за тобой, и… Гамбит, Мойра, Виздом, Старк и несколько сенаторов и военных, выступающих против геноцида, помогли уничтожить все данные на тебя и еще нескольких мутантов. Теперь у них нет никаких улик, чтобы официально и публично тебя арестовать и казнить.
Чарльз дал Эрику время обдумать все сказанное и тихо добавил.
- Но без тебя сложно. Тюрьмы, не подконтрольные Щ.И.Т.у… Я телепатически вырубал охрану и ребята уводили заключенных. Но… Эрик, я не бог. Даже несмотря на то, что после Апокалипсиса каждый из нас стал чуть сильнее, даже несмотря на Церебро… Я устаю. И могу допустить ошибку. Ты говорил, что это не наше время и не наш мир, что мы не те, что… Но это всегда мы. Это всегда наши друзья, наши подопечные, наши дети. И ты нужен мне. Ты нужен им. Мы не можем допустить войны, и я не прошу тебя воевать. Я прошу… Я умоляю тебя помочь спасти их. А потом, когда мы победим… Потом можешь ненавидеть меня сколько угодно, мстить за то, что я закрыл тебя здесь – но потом. Сейчас речь идет не о наших чувствах, принципах, целях и мечтах.

- Остановись…
- Эрик.
Нет ничего хуже слова «успокойся» в ситуации, когда человеку действительно нужно успокоиться. А уж в ситуации Эрика слова и вовсе были бесполезны. Из них всех настоящий геноцид видел только он. И, пожалуй. Росомаха, но последний ничего не помнил. А Эрик помнил все. И вместе с ним помнил Чарльз. Помнил и не захотел забывать, потому что такие воспоминания одному нести слишком сложно. Эрик поделился ими добровольно – они никогда не говорили о том, что он тогда пережил и что чувствовал. Им обоим достаточно было знать, что «понимаю» в этом случае становилось не просто произнесенной для галочки формальностью.
- Эрик, посмотри на меня. Не забывай, где ты и кто ты теперь.
Прошлое должно было остаться прошлым. Даже такое прошлое – или особенно такое? Чарльз уже был готов воспользоваться телепатией, но Эрик справился сам. К счастью. Толчки прекратились, снаружи раздались встревоженные голоса, и Чарльз все же потратил некоторое время, чтобы успокоить взволнованных учителей и перепуганных детей.
- Эрик, ты… Ты столь многого не знаешь.
Чарльз подождал, пока Леншерр выговорится и окончательно успокоится. Налил еще коньяка – Ксавьер уже жалел, что взял так мало. Кажется, им обоим не помешало бы как следует напиться. Время на Авалоне текло иначе, и Чарльз мог их вернуть в Уэстчестер минут на пять-десять позже своего ухода. Раньше, к сожалению, не мог – амулет фиксировал точку перехода в «настоящем».
- Война во Вьетнаме. Ты, Банши, Алекс, еще с пару десятков молодых мутантов, которые пришли в мою школу… они все ушли на передовую. А я не мог. И не потому, что я терпеть не могу убивать – я мог бы просто использовать свой дар чтобы заставлять людей бросать оружие. Я не мог потому, что… - Чарльз прикрыл глаза, чтобы не смотреть на Эрика. Он не был уверен, что сможет говорить, если увидит во взгляде своего друга жалость. – Я даже Хэнку не говорил, что тогда было по-настоящему. Знаешь, сколько нейронов мозга отвечает за движение ног? За ощущения? Оказалось, что безумно много. А та пуля фактически освободила их от работы. И тут же усилилась телепатия. Помнишь, что я использовал Церебро, чтобы дотянуться от Нью-Йорка до Кубы? А тут я начал слышать людей в Сибири. И каждого, каждого мутанта, к чьему сознанию я когда-либо прикоснулся. Независимо от их местоположения. И я не мог заставить их замолчать. Я сходил с ума, Эрик. Я начал пить не потому, что остался один, не потому, что ты ушел и забрал с собой Рейвен. Не потому, что стал инвалидом. Я начал пить потому, что алкоголь отключал мое сознание. Сыворотка Хэнка казалась мне спасением. С ней было не больно. Не страшно. С ней я не умирал каждую секунду. Помнишь, я чувствовал, как умирал Шоу? Ты ведь слышал, как я орал. А это была всего лишь одна смерть. Тогда их было… По десятку за секунду. Я умирал от старости и болезни, в автокатастрофах и от побоев. Кончал с собой и получал пулю в лоб. – голос Чарльза дрогнул, но он все равно продолжил. – Я не был к этому готов. Слишком много боли. А мне было всего тридцать три года. – Чарльз все же заставил себя открыть глаза. – Не хочу врать себе, Эрик. Я был тепличным растением, думал, что справлюсь, но не справился. Та пуля, Эрик, сломала мне не спину, а сердце, душу и волю.
Чарльз подвел коляску ближе к креслу, в котором сидел Леншерр. Сдвинул свою пешку на Е5, сторожно взял ладонь Эрика в свои.
- Знаю, что будут жертвы. Знаю, что это неизбежно. Знаю, что мне снова придется пережить каждую, и я переживу, потому что не хочу превращаться в того, кто воспринимает людей и мутантов как шахматные фигуры. Я готов, Эрик. А даже если и не готов – когда нас спрашивали? Я должен. И смогу.
Смотреть на друга было почти что больно. Уж лучше бы он орал, громил комнату, матерился. Лучше бы поднял руку и послал бы Ксавьера к чертям собачьим. Лучше бы… Видеть своего друга настолько опустошенным и знать, что ты отчасти стал тому причиной…
- Мы будем причинять друг другу много боли, друг мой. Но нам придется с этим жить. Я никогда, слышишь, никогда не стану менять твою память, потому что это будешь уже не ты. И управлять тобой, как куклой, решая, что ты должен чувствовать, что нет, я не стану. Мы нашли выход в шестьдесят втором. Мы найдем его сейчас. Помнишь, я сказал тебе, что твой разум – самое прекрасное, что я когда-либо видел и чувствовал? Это по-прежнему так. И я сделаю все, чтобы и ты увидел его таким, каким вижу я. Твой гнев, твоя боль, твои сомнения и страхи – всего лишь одна сторона медали. Там, под ними, столько всего хорошего и светлого, такая сила, что никакой гнев не устоит. – Чарльз медленно убрал руки и устало откинулся на спинку кресла. Напряжение последних дней медленно отпускало, уступая место свинцовой усталости. – Я покажу тебе. У нас есть время, чтобы научить тебя контролировать себя снова.

Отредактировано Charles Xavier (16-04-2017 02:06)

- Повторю… Я ни с кем не делился этим. У меня тоже есть гордость, друг мой. Было очень сложно… смириться. Я научился одеваться, следить за собой. Хэнк переоборудовал особняк. С этим удалось справиться. Но мой дом стал для меня тюрьмой. – Чарльз покосился на стакан, раздумывая, насколько разумно будет пить дальше. – Самый могущественный телепат в мире не в состоянии самостоятельно сесть в машину. Не в состоянии дотянуться до плиты и верхней полки холодильника. И когда-нибудь наступит тот день, друг мой, когда рядом со мной не будет человека, который сможет взять меня на руки и поможет пересесть из кровати в коляску.
Эрику явно было сложно. Сложно просто пожать протянутую руку. А ведь раньше они запросто обнимались при встрече, и никто не испытывал неловкости, случайно соприкасаясь руками. По крайней мере так было в самом начале, когда на плечи каждого из них еще не давил груз побед и поражений. Тогда Чарльз был… Пожалуй, тогда он был действительно другим. Более восторженным и эмоциональным, и гораздо, гораздо более открытым. Он мог запросто расцеловать в щеки Хэнка за очередное удачное изобретение, на радостях вис на шее у Алекса, когда тот достигал очередной ступени в контроле над способностями. А к Эрику и вовсе мог завалиться ночью в спальню, будучи окрыленным очередной гениальной мыслью и желая немедленно оной поделиться.
А потом все изменилось. Все началось с тщательно скрываемой жалости во взглядах. С неловких улыбок, за которыми крылось отвратительное «ты не должен чувствовать себя неполноценным, хотя так и есть». Потом пропало «Чарльз, ты» и появилось «Профессор, вы». Чарльз сначала пытался делать вид, что все в порядке, но потом, что такое поведение выглядит глупо. И смирился. Остался только Хэнк, который никогда не отводил взгляда. Который молча раздевал, относил в ванну и учил пользоваться всеми теми приспособлениями для инвалидов, которые были призваны заменить Чарльзу ноги.
- Но что-либо менять уже поздно. И да… Я давно тебя простил. Те слова… Я сказал тогда, что ты виноват. Но ты не виноват. Если бы люди нас не испугались. Если бы ты не надел шлем. Если бы я не пытался тебя остановить. Если бы ты смог меня услышать, а я – сказать правильные слова. Если бы Мойра не начала стрелять. Если бы ты не отбивал пули куда попало. Если бы я не начал вставать именно в тот момент… - Чарльз тихо рассмеялся, покачал головой и сжал ладонь Эрика чуть крепче. – Видимо, это моя судьба. Но могло быть и хуже. В конце концов, у меня не работают только ноги. Все остальные органы в порядке. На полсантиметра правее, и были бы повреждены нервы, отвечающие за работу органов малого таза. Вот тогда я бы тебя так быстро простить не смог, - при этих словах Чарльз улыбнулся чуть шире. – Все в порядке, Эрик. В таких ситуациях бесполезно кого-либо винить. Нужно просто… адаптироваться. Это как… элемент эволюции.
Чарльз аккуратно убрал руки, хитро прищурился и неожиданно хлопнул Эрика по колену.
- Отомри. Я не кусаюсь.
Чарльз  убрал пустую бутылку со стола и окинул взглядом «принесенный» Эриком ящик. Выбор был неплохим, а количество позволяло при желании упиться до зеленых чертей. Виски, извлеченный на свет божий, был совсем не плох, хотя для него, пожалуй, не хватало льда. Какое-то время Чарльз молчал, понимая, что перерывы в беседе на такие темы им будут необходимы. И продолжил только тогда, когда Леншерр перестал отводить глаза, сталкиваясь с ним взглядом.
- Один раз, Эрик. Я хотел по-настоящему убить один раз. Апокалипсиса. Но у меня не хватило сил. И… Пожалуй, я рад, что не хватило. И не потому, что в итоге это заставило нас всех работать вместе. Просто… Мне кажется, что я бы не смог. Не смог потом учить детей тому, чему учу сейчас. – Чарльз предупреждающе поднял руку, не желая, чтобы Эрик перебивал. – Я знаю, что наши версии из этого времени – не совсем мы. Помню тех двоих нас из будущего. И знаю, что наступит день, когда я… убью. Наверное, будут причины. Наверное, иначе будет никак. Но… Это будет потом, друг мой. А пока – нет. Нет, я не убивал.
Фигуры на доске меняли позиции. Количество виски в стаканах медленно уменьшалось – они уже не пили залпом. Тихо тикали большие деревянные часы  в углу комнаты. Маятниковые… Чем-то неуловимо похожие на те, которые стояли в спальне у родителей Чарльза. Чарльз украдкой разглядывал комнату, с одной стороны понимая, что здесь Эрик еще не обжился. Но с другой все равно желая увидеть, какими вещами пытается окружить себя его друг.
Стопка разнокалиберных тетрадей на столике возле дивана. Обычная шариковая ручка. Кружка – чай или кофе? Казалось, здесь совсем не было вещей Эрика, и Чарльзу это не очень нравилось. Здесь было слишком пусто даже для аскетичного Магнето.
- Я понимаю, Эрик. Если ты говоришь правду, и я – единственная твоя слабость… - Чарльз даже не пытался скрыть, насколько ему приятны эти слова. – То мне понятно, почему ты отдал меня Апокалипсису. В свете данной информации мне это даже несколько льстит. Хотя поступок, кстати, скотский. – Чарльз недовольно фыркнул, но во взгляде недовольства не было. Только легкая тень сожаления. – Это было очень больно и крайне неприятно. Хотя его присутствие в моей голове и открыло мне некоторые неизведанные горизонты, но… Ты подвел не меня, друг мой. Ты подвел себя. Мне было больно даже не потому, что ты отдал меня ему. А потому, что ты, не признающий над собой ничьей власти, так покорно следовал за ним. Не делай так больше.
Под такие разговоры явно нужно было нечто покрепче виски.
- Да и вообще… На фоне голубой кожи мои голубые глаза потеряли бы всю свою выразительность. И мне не понравился его стиль. Я бы смотрелся очень глупо.
Шутка вышла так себе. Но сейчас поднимать недавние – для них обоих недавние – события совершенно не хотелось. Чарльзу по-прежнему снились кошмары, в которых этот чертов недобог одерживал победу. Или проигрывал, но навсегда оставался призраком подсознания. Так себе ощущения.
- И ты прости меня. За Пентагон. Я тогда… Тогда я тоже пошел на поводу у эмоций и помог правительству поймать тебя. Это было ужасной ошибкой. Но за тюрьму извиняться не буду – тебе грозила смертная казнь. Мне пришлось промыть им мозги, чтобы они согласились на заключение. А вот за то, что ни разу не пришел… За это прости. Не мог побороть себя. Иногда смотрел глазами охраны, проверял, как ты там. Но сам прийти так и не смог. Боялся, что либо начну тебя жалеть, либо ненавидеть. А жалость и ненависть – последнее, что я хотел бы испытывать по отношению к тебе.
Алкоголь явно развязывал язык. С семьдесят третьего Чарльз практически не пил, лишь изредка позволяя себе легкое вино и по особым праздникам – не более пятидесяти грамм коньяка. Боялся снова скатиться в запой. Но на тот момент у него снова была школа, и так рисковать Чарльз попросту не мог себе позволить. Но сейчас был особый случай. Один из тех, когда весь мир мог немного подождать.
- Как бы то ни было, у тебя есть не только я. У тебя есть мы все. И как бы там ни думал, мой дом и твой тоже. Мы начинали вместе. И если я умру, все мое имущество станет твоим. Я уже составил завещание. И школа будет твоей – нужна только твоя подпись.

- Стакан наполовину пуст или наполовину полон? – Чарльз улыбнулся в ответ. Как он и предполагал, Эрик предпочел наполнить стаканы. – Лично я тоже предпочитаю, когда так. Не в плане алкоголя, конечно, много пить – вредно. Но как метафора – весьма показательно.
Чарльз никогда не задумывался, кто из них кого переживет. Почему-то ему казалось, что Леншерр будет в его жизни всегда – либо как Эрик, либо как Магнето. А скорее всего, и так, и так. В конце концов, раз в десятилетие в их жизнях происходила очередная рокировка, итог которой, впрочем, был заранее известен им обоим. Менялись только шахматные доски.
- Мне, Эрик, нужен человек, который защитит моих детей. Ты веришь в мои идеалы. Они у нас одни. И мир, который мы хотели видеть для всех нас все тот же. То, что я не разделяю твои цели… Не делает тебя или меня менее или более правым. – Чарльз, мелкими глотками отпивая виски, гипнотизировал взглядом шахматную доску. – И решаем в итоге не мы, а те, кого мы ведем за собой. Если меня не будет, вести всех придется тебе. Хочешь ты этого или нет, но ты сам не сможешь бросить их на произвол судьбы.
Конечно, этот разговор был слишком сложным. Теория, сплошная теория, на которой кое-как держалась притянутая за уши логика. Но Чарльзу так было гораздо спокойнее.
- Ты идиот, друг мой. Такие эксперименты надо было делать под контролем Хэнка, - Чарльз недовольно посмотрел на Эрика и сокрушенно покачал головой. – Ты мог навредить себе. Что касается твоего сна… Я видел нечто подобное. Там меня тоже убивал Феникс. А в другом сне – Скотт. В третьем – мой сын. В четвертом – ты… Я думаю, это все разные варианты будущего, которое может нас ожидать. Мы уже видели то будущее, где умирали вместе, и Стражи побеждали. И если мы смогли избежать такого варианта, то сможем избежать и остальных. Но для этого нужно…
Чарльз чуть подался вперед, подхватил пальцами белого короля Эрика и поставил его рядом со своим черным королем. Передвинул и поставил рядом двух ферзей и три оставшихся ладьи, пристроил рядом  черного слона и белого коня.
- Хотя бы один раз решиться и забыть о том, в какой цвет наш разум красит нас самих и окружающих.
Чарльз очень надеялся, что Эрик не затронет столь личную тему, как семья, любовь и дети. Хотя и догадывался, что рано или поздно это произойдет. Впрочем, самый тяжелый в его жизни разговор с Эриком на эту тему уже состоялся, и тогда Чарльз проиграл партию по всем фронтам. Впрочем, проигрыш был ожидаемым. Стало даже как-то спокойнее, хотя Чарльз прекрасно понимал, что болеть будет еще долго.
- Нет, Эрик. У нас с Мойрой ничего бы не получилось. Знаешь, в чем самая большая проблема телепатии? Я с самого начала знал, что она меня не любит. – Голова приятно кружилась, и начать говорить оказалось не так сложно, как думал Чарльз. – Восхищалась. Поражалась. Разделяла интересы. Хотела. Влюбилась, но не любила. Но не любила так, как женщина любит мужчину, с которым готова прожить всю жизнь. Она сама сказала заглянуть ей в голову. Я заглянул. – Чарльз пожал плечами и налил себе еще. – У нее теперь своя семья. Ну а я… Ты прекрасно знаешь, что раз я не могу быть с тем, кого люблю, то лучше я буду один. Нет ничего хуже для ребенка, чем видимость семьи при полном ее отсутствии. Это я по себе знаю.
А вот про свою семью Чарльз рассказал только Анне Марии. Почему-то каждый, кто видел особняк Ксавьера и старые семейные фото (последние видели единицы) думали, что у Чарльза было счастливое детство. Конечно, по сравнению с детством того же Эрика – несомненно, счастливое. Но по общечеловеческим нормам…
- У меня есть сын. Точнее, у Чарльза Ксавьера этого времени есть сын, - Чарльз грустно улыбнулся, вспоминая встречу с Дэвидом. – Его зовут Дэвид. Ему сейчас тридцать. Невероятная сила… Множество вторичных мутаций. Но… У него шизофрения. На каждую способность – по личности. Он не готов ни то, что школу возглавить… Он даже в ней учиться не готов. Но я уверен, что у нас получится если не решить, то контролировать его проблему. Конечно, он никогда не сможет воспринимать меня как отца, а я вряд ли смогу по-настоящему считать его сыном, но… Он мой ребенок. Он мой ребенок, как и Скотт, Курт, Джин, Ороро, Китти и все те, кто пришел ко мне. Но ты сам прекрасно понимаешь, что они все еще дети. Нечестно скидывать на их плечи то, что сам взвалил на свои.
Чарльз уже чувствовал, что пьян. И Эрик тоже начал пьянеть.
- Ну так что… Попробуем? Если да, то предлагаю переместиться домой. Там хотя бы есть закуска.