Жизнь Баки — гордиев узел, захочешь развязать да не получится, и разрубить не так просто. Тянешь за одну петельку и на ее месте возникает ещё две, истинный сын ГИДРы, не иначе. Джеймс исподлобья смотрел на Наташу, он так ждал её, так страдал, ночами не спал, все глаза просмотрел, а теперь? Ее возвращение не принесло того успокоения, той разрядки и он как чертов электропровод натянут, лучше не трогать, ток по нему так и скачет. Двести двадцать вольт и выше. И что сказать ей? И в объятия её не заключить, ситуация не та, и даже лишним словом не переброситься, остается лишь стоять в своём извечном образе призрака у стены и слушать, смотреть, не верить.
Их со Стивом рокировка не устраивала Барнса, и он не был готов терять одного взамен другой — за что ему это? Он не успел обрести своего друга, как тут же теряет его. Не успевает получить свободу, как тут же лишается той, с кем хотел бы эту свободу провести. Что дальше? Романова холодна как русская зима: смотрит спокойно, равнодушно почти, ровно, и остаётся лишь гадать, что с ней было, как с ней было. Но Джеймс знает, что русские не прощают обид, что перебежчиков стреляли ещё во времена второй мировой, так что представляет, как Наташе было далеко не сладко, он почти ощущает горечь ее слов, завуалированных, спрятанных, сокрытых под бронежилетом неприступной, все-по-плечу шпионки. Руки у Джеймса сложены в надежном, защитном жесте, чтобы ни одна живая душа не смогла увидеть, как кончики живой руки нервно дергаются, крест на крест на груди, взгляд исподлобья. Баки вспоминает, как они со Стивом тренировались, как будто вчера: удар - блок - поворот - манёвр - апперкот; как они делились идеями, задумками, планами, решали, как спасти Наташу целой командой Мстителей, или хотя бы как раньше - вдвоём. Он не понимает, почему Стивен пошёл один, не понимает, как так случилось, что его сейчас нет рядом? Не видит ни смысла, ни логики и только бесконечная, колкая обида, смешанная с болью в его душе. Счастье от появление Наташи померкло, скукожилось, будто обгорело болью и злобой на Роджерса, осело пеплом, куда же ты полез, а?

Не дослушав Наташу до конца, Джеймс выскальзывает из помещения, никем не замеченный: он так и не стал частью команды, несмотря на то, что отношения со многими наладил, во всяком случае, честно попытался. Виной тому конечно то, что Зимний солдат - одиночка по своей сути, глубоко соло игрок, и в своей команде он мог терпеть лишь двоих - Наташу и Стива, Наташи не было, а Стив на задания не звал, не того они поля были, чтобы вызывать убийцу уровня профи. Башня Мстителей была непривычно темной и тихой, обычно, когда почти вся команда была в сборе, тут был настоящий хаос, но не сейчас, когда все застыли статуями в гостиной, с трудом переваривая информацию. Джеймс миновал главный вход-выход, высвобождая наконец свои легкие на улице и делая глубокий, тяжелый вдох-выход. Хотелось громко и отчаянно кричать, но не было сил и энергии, не было возможности даже сделать шаг, и он застыл на какое-то время, молча взирая на вечерний, почти ночной Нью-Йорк, чьей частью, он опять таки не сумел толком стать. Первый шаг дался Барнсу тяжело, второй - значительно легче, а третий и вовсе стал отправной точкой к бегству. Бежать по улицам было просто: он не думал о Стиве, не думал о Наташе, только о том, чтоб его дыхание не сбилось, чтоб не задеть случайных прохожих. Он добрался до квартиры Нат менее чем за пол часа, рывком вырывая магнитную дверь бионикой, не церемонясь с подбором ключей и влетая на последний этаж дома. Тут уж пришлось немного повозиться, но он проник в квартиру. Всё тут осталось так, как было в их последнюю ночь вместе, как будто квартиру и не покидали на долгие пол года. Не было ни слоя пыли, ни затхлости не проветриваемой квартиры, ни духоты. Уборщица - молчаливая женщина из южной Америки, исправно приходила прибираться и заменять продукты, она это делала, пока деньги капали на ее счёт, а они капали бы сколь угодно, ведь каждый в команде, и в том числе Тони, взявший на себя сложные операции с замороженными счетами Нат, были уверены в её возвращении. Джеймс пересек порог и сенсорная панель на стене пикнула красным светом, но Баки не обратил на это никакого внимания, он знал, что это не сигнализация тревоги, а лишь уведомление Наташе о том, что в доме некто есть.
Он пришёл сюда совершенно неосознанно, и оказавшись тут - замер. Все то время, что Романовой не было, он не возвращался в эту квартиру, не позволял себе утонуть в пучине отчаянной тоски по ней окончательно, ведь это чувство следовало за ним по пятам итак куда бы он не пошел. Тут, в этой квартире, он мог бы сойти с ума от воспоминаний и ощущения близости этой женщины, и от осознания того, что он даже не представляет когда сможет заключить ее в объятия. Джеймс прошел вперед, не включая свет. Он легко отыскал бутылку водки, щелчком открывая её и самозабвенно прикладываясь к горлышку. Давно забытый вкус настоящей, русской водки, вызывает у него порыв отплеваться, поморщиться, но он, игнорируя выступившие на глазах слёзы и отторжение рецепторов, делает еще один, большой глоток, замирая напротив панорамного окна. Бутылку он держит наготове и буравит взглядом открывающийся вид. Чувство при этом он испытывает неописуемо гадливое. Жизнь, верно, издеваясь над ним, не даёт ему ни единого шанса расслабиться, держит его в напряжение постоянно, проверяет насколько прочен Зимний солдат, и сколько он протянет в этом извечно нервном, напряженно-заряженном состоянии. Одни беды за другими сыпались на него, как расплата за все те грехи, что он невольно, по указке совершал, и цепи ГИДРы, что спали, были заменены на иной вид экзекуции.
Наташа прошла в квартиру бесшумно, проникла в собственное жилище как хитроумный воришка, но потом будто специально привлекая к себе внимания, не таясь прошла вперед, оставляя после какдого своего шага эхо от колких каблуков. Джеймс ощущал её присутствие рядом, и сердце болезненно, как-то растерянно сжалось, кольнуло и отпустило, когда Романова дотронулась до Барнса, положила свою руку ему на плечо. Он сделал глоток, прежде чем женщина забрала у него бутылку, не такой внушительный, но достаточный, чтоб громко вдохнуть, ощущая как горит язык. Наташа, в свою очередь, сделал три глотка, оставив после бутылку на столе - тоже не спешит прятать её.

Он молчит какое-то время, ледяным изваянием стоит у окна и как-будто бы игнорирует её слова, не обращает внимание, а на деле — безуспешно пытается унять шум в ушах и бешеное сердцебиение. Быть холодным - это его профессия, его сущность, внешность для каждого, кроме Наташи, которая знает, какой он внутри. Как много огня в нём. Джеймс разворачивается и смотрит на женщину прямым взглядом, в глазах его бушует пламя, но Наташа не видит, она уткнулась руками в ладони и кажется, сейчас самая сильная женщина, из всех кого знает Джеймс, расплачется прямо перед ним. Он подлетает к ней мгновенно, за секунду, не произнося ни слова и опускается перед ней на колени — жест покаяния, жест самобичевания. Баки берет её руки в свои и покрывает неловкими, нелепыми, беспорядочными поцелуями, вдыхает запах её рук; Наташа молчит и настало время говорить Барнсу, но он не может подобрать слов, молчит чуть ли не дольше, чем следует, а потом произносит.
- Я так скучал по тебе, чуть не сошёл с ума, Наталья. - он представлял их встречу тысячу раз, он рисовал себе, как скажет ей, все, чем он мучился, пока ее не было, а сейчас, оказавшись с ней один на один, заполучив возможность все ей рассказать, раскрыться, он просто потерялся.
- Не отказался, не отказался. Мы должны были пойти за тобой вместе, понимаешь, Нат? Вместе. Это я должен был вытащить тебя, по моей вине ты там оказалась, прости меня, любимая моя. Прости. Я опоздал.. - Джеймс опустил голову, ей на плечи, оседая весь, опуская плечи и выпуская ее руки из своих - он чувствовал себя совершенно разбитым, он чувствовал, что не имеет морального права радоваться, что Наташа рядом с ним, чувствовал, что не имеет права быть рядом с ней, что он виноват во всем, что случилось с ней, с Капитаном. Он один.

Оказавшись рядом с той, кого он ждал так долго, так беззаветно, Баки вдруг не может выдавить из себя и лишнего слова, он нем как рыба, оказавшаяся на суше, безжалостно выброшенная на берег яростным морем, все его мысли поперек горла встали комом и он задыхается. Он сдут, будто воздушный шарик; будто спасенный из воды — боится лишний раз вздохнуть и закрыть глаза, в диком, неописуемом страхе, что Наташа фантом, что её образ исчезнет, не успеет пройти и секунда. Сколько раз он так чётко видел её во снах? Не счесть. И ровно столько же раз Романова пропадала ещё до рассвета. Джеймс обернулся: за окном была ночная тьма и ситуация от того стала ещё боле прозаичной.
Руки Таши нежно обвивали его плечи, осторожно дотрагивались до его волос и лица, говорили сами за свою хозяйку, но Джеймс был неумолим в своём горе, он отказывался поднимать на нее глаза, боясь увидеть потаённое осуждение, глубоко спрятанное в вишнёвых глазах. Романова потянула его на себя и Барнс не сопротивляясь, поднялся с колен, опускаясь на диван рядом с женщиной и тяжело выдыхая. На его плечи легла ещё одна ответственность, ещё одна тяжесть, к ноше которой он был не готов - где же тот беззаботный сержант, сумевший перенести все тяготы и лишены не опустив головы? Зимний солдат совсем другая реинкарнация этого парня - мрачная тень счастливого прошлого. Ответственность за жизнь Стива прибила его к земле и он справедливо считал, что эта пуля должна была принадлежать ему.
- Это было бы замечательной идеей - бросить всё, Наташа. - тихо произносит Джеймс и замолкает — первые месяцы он только и делал, что произносил её имя, говорил о ней, думал, вспоминал, будто это вернуло бы её назад, будто бы это убеждало его, что она всего-лишь уехала ненадолго и совсем скоро он поедет к ней и они приедут вместе - счастливые и загорелые. Он знал, что это неправда и вскоре её имя стало запретным плодом. Ящиком пандоры, открывать который было строго запрещёно. Её имя долгие месяцы было настоящим табу и произносить его сейчас, все равно что нарушать священный обет молчания: жутко страшно, рискованно и безрассудно. Он пробует её имя снова, как в первый раз, осторожно и тихо, боясь спугнуть её, не до конца уверенный, что она настоящая. Но она никуда не исчезает и слушает его, так что Джеймс едва слышно продолжает.
- Но ты же знаешь, что мы никак не можем.. Особенно теперь. - забрать Наташу у всех и насладиться её обществом, которое будет принадлежать одному ему, идея в своем искушении сравнимая разве что с тем самым яблоком, что соблазнило Еву, но на доле Джеймса уже было достаточно грехов, чтобы брать ещё и этот, ТониСтарк его точно не простит. Да и остальные Мстители, наверняка тоже.
- Я хотел прийти раньше, я так этого хотел - ты понимаешь? Но как я мог? Ведь ты была неивестно где, ты пропала, никакой связи, никаких данных.. Брюс, Стивен не говорил о нём, это был его козырь, он должен был сначала передать нам достаточно информации, чтобы всё прошло гладко и в итоге.. Не прошло. - сумбурно закончил Джеймс - он захлебывался в своем желании рассказать Наташе, как скучал по ней, как ночами мечтал сорваться и побежать - да только куда? Джеймс прикусил губу. Наташа молчала, а он больше не начинал говорить, тишина между ними была куда более логичная и последовательная, нежели ломкой, тонкой беседе, что обрывалась трясиной боли, засасывающей их по очереди. Джеймс даже не представлял, как она там жила, не смел говорить ей, как жил тут прекрасно зная, что это будет звучать как жестокая насмешка. Эмоциональная тоска по ней единственное, что душило его тут, физическая боль и страдания - вот спутники Черной вдовы там, в России. Джеймс не смел её спрашивать и о том, как она прошла через всё это, он видел, как она держится с трудом, как говорит с истеричным надломом и смешной надеждой -  прочь давай убежим, поплывем, пока не поздно.
- Нам не стать кем-то ещё.

Джеймс поднимается с колен Черной вдовы и садится - изменившаяся интонация женщины заставляет его принять более серьезную позу. Этот разговор уже не между ними, он принял официальный налёт и Джеймс, как бы ему не хотелось сбежать во второй раз, уже не может. Баки замирает, когда Наташа начинает свой разговор о Стиве и весь буквально покрывается непробиваемой коркой льда - внутри него ледяной айсберг вместо чувств: колкая боль внутри него, ледяная стужа и стыд.
- Нет, - прерывает её Джеймс, но Наташа и не думает замолкать, она предполагала такой ответ, она ждала этого и продолжает, с проступающим нажимом. - Нет, Наташа, я не могу. - снова говорит Баки, и она обхватывает его лицо своими руками, заставляет прекратить мотать головой, как дурацкий китайский болванчик, заставляет его смотреть прямо ей в глаза, где стоят слезы и читается сталь. Она продолжает говорить и чеканит каждое слово, как молодой юнкер чеканит на смотре шаг, заставляет Барнса подчиниться и он замолкает, сжимает зубы, выслушивает её до конца. Он — не согласен, не хочет, не станет, не позволит..
- Хорошо. - выдыхает Джеймс и закрывает на секунду глаза. У него и правда нет никакого выбора. У него нет даже морального права отказываться, потому что Стивен борется сейчас за жизнь вместо него, и пулю словил он предназначенную Джеймсу, так что его воля - закон, перед которым Барнсу придется склонится.
- Но я не буду никому подчинятся, Наташа. Можешь так и передать Мстителям или Старку, или кто за всё отвечает? Я сам по себе. - у них с Капитаном совсем разные подходы к справедливости. Наташа молчит и обвивает его руками, а Джеймс какое-то время ледяная глыба, не верящая своему счастью. Неужели она и правда тут? Джеймс обнимает её и на этот раз совсем по другому, не мельком, не порывисто, а бережно, надёжно, крепко - никто не мешает им тут, никто не посмеет нарушить этот момент, который в кои-то веки принадлежит только им. Женщина целует его и Барнс живо откликается на этот жест, закапываясь живой рукой ей в волосы. Не вместить в слова то, что испытывает одинокий, тоскующий, внутри себя умирающий без Наташи Джеймс, и только может быть поцелуй - честный, искренний, ласковый как рассвет и чистый как роса, сможет передать как легко становится рядом с ней, как ее рука стирает всё, что было в прошлом, и рисует пёстрый калейдоскоп будущего. Без нее вся жизнь была тьмой, а теперь так страстно и совсем не пошло, жизнь обретает очертания, превращается в настоящее. Баки жил ожиданием всё это время, будто пёс, что брошен своим хозяином, будто младенец оставленный погибать; солдат всё равно что ребенок и земля его мать, война его крест, а смерть - любовница. Но Барнс богохульник и у него своя месса, свой псалом во имя Черной Вдовы.
- Я не отпущу тебя больше, обещаю тебе, слышишь? Никому не позволю отнять тебя у меня. Мы справимся со всем, обещаю тебе.. Любимая моя Наталья, прости, что я позволил им забрать тебя. Этого больше не повторится. - Джеймс утирает соленые слезы Наташи и покрывает ее лицо поцелуями, нелепыми, какими-то детскими и смешными. Потом обнимает её крепко и надеется, что это поможет ей поверить, что всё позади, хотя прекрасно знает, что это - лишь капля в море. Джеймс покрывает ее руки поцелуями снова, утирает слезы и улыбается - он верит в нее, она настоящая.
- Ты устала? Хочешь отдохнем? Или просто посидим вот так. - Барнс берет плед и укутывает Наташу, в квартире прохладно и ее трясёт, хотя причиной тому, оба они знают, вовсе не прохлада квартиры, а накопившееся физическое и моральное напряжение. Джеймс обнимает ее, прижимает к своей груди и вдыхает ее родной запах - всё кажется почти идеальным, таким, как он рисовал себе, мечтал, если бы не мерцающий на периферии щит Капитана Америки, щит его лучшего друга, который сейчас боролся за свою жизнь.
- Всё вернется на круги своя. - уверенно произнёс Джеймс - он действительно в это верил. Наташа была рядом с ним, и это был шаг вперед, он вернёт Стива, заставит его носить этот чертов щит самого, он не позволит ему бросить их тут одних.

Отредактировано James Barnes (07-06-2017 16:02)