All the rowboats | ⊗ ⊗ ⊗ | ||||||
информация | |||||||
Где: Покинутая база Левиафина | Кто: Ophelia Sarkissian & Alveus | ||||||
и с т о р и я | |||||||
Отредактировано Ophelia Sarkissian (22-04-2017 18:35)
World of Marvel: a new age begins |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Игровой архив » [16. 06.15] All the rowboats in the oil paintings
All the rowboats | ⊗ ⊗ ⊗ | ||||||
информация | |||||||
Где: Покинутая база Левиафина | Кто: Ophelia Sarkissian & Alveus | ||||||
и с т о р и я | |||||||
Отредактировано Ophelia Sarkissian (22-04-2017 18:35)
С тех пор как Альвиус вернулся на Землю, перед ним открылись новые возможности, о которых он так долго мечтал. Но мир уже не тот что прежде. Долгие века Гидра посылала своих избранных на Мавет, что бы поддерживать своего бога. По сути из-за этого она и была создана. Со временем организация переросла в нечто масштабное. Основная задача Гидры не то что бы откладывалась на второй план, она попросту замещалась новыми идеями. Так главной задачей Гидры стало достижение мирового господства. Хоть в узких кругах самых верхов Гидры еще не забыли про Альвиуса, эта история становилась легендой. Тем не менее, люди продолжали приходить на Мавет, а Альвиус продолжал забирать их тела и память. Так он постигал мир, находясь вдалеке от него. Но на самом деле это было сложно назвать познанием. Улей поглощал лишь воспоминания этих людей. Их опыт был подвержен искажению личностными убеждениями и структурами мнений. Альвиус мог постигать историю Земли лишь посредственно, очень замкнуто и не так многогранно, как требовалось. Улей не мог иметь собственных эмпирических познаний, он брал лишь готовый материал, который преобладал лишь объективными данными определенных личностей, имевших одну идею - умереть во благо своего бога.
Начиная с двадцатых-сороковых годов двадцатого века нашей эры Гидра и вовсе позабыла о своем первоначально предназначении. Связи с нацистами, жажда мировой власти. Все это было первостепенным и главным, а круг поклонения Альвиусу и вовсе стал тайным даже для многих членов Гидры. Альвиус ощущал это в воспоминаниях последних своих сосудов, но не мог критиковать подобное. Он попросту видел, что Гидра обзавелась новой главной целью, вполне достойной столь мощной организации. Связь же пока не прерывалась, но Альвиус уже не считал Гидру чем-то вроде своей собственности, как это было когда-то в древности.
Именно поэтому, когда Моргана вернула Альвиуса на Землю и предложила стать основной главой Гидры по праву, Альвиус отказался. Это не удивило ведьму, ведь он смог объяснить ей, что не был основателем Гидры. Она родилась благодаря ему, но лишь как некий культ поклонения. Это пробуждало в нем собственную гордость, но не притягивало становиться лидером. К тому же, если взять как пример, вернувшись в мир, Иисус вряд ли бы захотел стать папой Римским.
Альвиус не видел себя на месте управленца, но это не означало, что ему полностью плевать на Гидру. Эти люди поддерживали его на протяжении тысячелетий, Улей был в долгу перед ними. К тому же ему вполне нравились новые цели Гидры. Поэтому в его голову пришла идея - сделать самым главным в Гидре своего человека. Изначально Улей хотел сделать таковым подчиненного мутанта, но благодаря советам Морганы он открыл для себя нечто новое. Ее магические изыскания были весьма увлекательны для него. Альвиусу было даже интересно, что из этого может выйти...
База "Долгая Зима", располагающаяся на территории СНГ и принадлежащая конкурирующей организации под названием Левиафан. Именно там произошло что-то кровавое. Но Улья не беспокоили агенты Гидры, в этом месте засветилось местонахождение одной из голов Гидры. Ее звали Офелия Саркисян. Так же она была известна под псевдонимом Гадюка. Альвиус еще не был знаком с ней лично знаком, но в воспоминаниях одного из самых последних сосудов он видел ее еще маленькой девочкой. Улей не помнил, кем был этой девочке его сосуд, но он прекрасно знал, что этот человек испытывал к девчушке теплые чувства. Альвиус помимо воспоминаний та же мог относительно четко испытывать определенные эмоциональные порывы. Его заинтересовало то, что в Россию отправляют отряд агентов Гидры именно за ней. Альвиус отправился с отрядом.
- Вы отчитались мне. Не понимаю, почему вы ждете от меня дальнейших распоряжений. Вы ведь являетесь командиром отряда. За себя лишь скажу, что можете отправляться в штаб без меня. Этот труп я тоже не позволю вам забрать. Женщину заберу я сам. На этом скажу, что вы до сих пор под управлением своего непосредственного начальства. Не меня.
Альвиус имел доступ к любому источнику Гидры. Некоторые его по настоящему уважали, некоторые попросту боялись. Древняя легенда ожила и оказалась правдой. Командиры знали, что Улей не является головой Гидры, он не состоит в ее управлении, но волен делать, что пожелает. Многие просто ожидали от него распоряжений. Тем не менее, у Альвиуса были свои планы.
Дождавшись пока отряд агентов покинет помещение, Альвиус аккуратно поднял убитую Гадюку на руки и неспешно понес ее вдоль коридора. Найдя помещение, в котором был большой стол и кое-какое освещение, он положил девушку и достал из внутреннего кармана стеклянный бутыль. Какое-то время он всматривался в содержимое, а именно собственных паразитов. Микроорганизмы выглядели подобно ожившему летающему песку. Альвиус чувствовал их. Он предпочитал держать паразитов либо в себе, либо в подчиненных мутантах, но это была совершенно иная тема. Склянка содержала не просто паразитов Альвиуса. Эта колба принадлежала Моргане. Ведьма провела свои опыты на них и теперь именно эти микроорганизмы обладали силой, на которую Альвиус был не способен прежде. Воскрешать умерших людей, реанимируя их тело и даже восстанавливая разум.
Улей прищурено всматривался в бутылек, медленно покручивая его в ладони. Он словно пытался рассмотреть микроорганизмы, увидеть что именно в них изменилось. Вскоре он перевел взгляд на труп. Ее глаза были открыты. Самый быстрый путь до мозга. Обычно через глаза он заражал мутантов. Так же не редко он атаковал врагов хищным роем, начиная с глаз, что бы ослепить соперника и уничтожить его возможность сопротивляться. В этом случае Улей хотел использовать свой рой совершенно в новых целях. Он не спешно открыл колбу и вытянул руку перед собой так что тыльная сторона ладони была прямо над грудью Гадюки. Паразиты выплывали на воздух красивой абстракцией, словно рисуя трехмерное изображение гротескной змеи. Забавно, что Альвиус сам не сразу осознал столь символичное сравнение. Этот рой действительно был похож на своеобразную гадюку, которая вскоре закончила извиваться и устремилась в рот Офелии. Микроорганизмы просачивались сквозь зубы, проникали в кровеносные сосуды, вены, распространялись по всему телу. И начинали постепенно действовать.
Альвиус не торопливо опустил руку со склянкой, закрыв ее и убрав обратно в карман. Он оглядел пока еще бездыханное тело девушки, а за тем отвернулся и сделал пару шагов. Могло создаться впечатление, что он уже и забыл про нее. Визуально в Альвиусе нельзя было разглядеть ни капли увлечения тем, что он делал впервые. казалось, что он попросту не верил в то, что силы Морганы способны на такое. Но, тем не менее, он был полностью уверен в конечном результате. Моргана уже показала на что способна.
Альвиусу оставалось лишь ждать. Он закрыл глаза и полностью сконцентрировался на том, чем были заняты его улучшенные паразиты. Он обладал великим терпением, учитывая, сколько времени провел в заточении на Мавете, но даже и оно тут было не нужно. Процесс восстановления и оживления девушки был весьма интересным. Альвиусу не нужно было видеть его, он чувствовал собственным сознанием как паразиты проникают в каждую ее клеточку и заражают собой.
Вскоре сердце начало биться, некроз отступал. Тело становилось подвижным и, более того, постепенно возвращалось сознание. Хотя паразиты еще не успели добраться до отдела мозга, который нужен был для того, что бы влиять на мировосприятие, как это было с подчиненными мутантами, Улей уже чувствовал как девушка постепенно приходит в себя. Именно в этот момент Альвиус решил, что не хочет заражать ее личность усиленным влиянием на центр удовольствия. Ему было интересно посмотреть на истинную личность Гадюки.
- С пробуждением. - тихо проговорил Альвиус, продолжая стоять подобно статуе с закрытыми глазами, спиной к Офелии. - Не думал, что когда-нибудь встречусь с тобой, Малышка Гри.
Именно так ее когда-то назвал тот самый человек, знающий ее той маленькой девчушкой.
Размеренный низкий шум разбивался на отдельные, но неотделимые от целого, мелодии, словно симфония. Каждая мелодия была резкой и пульсирующей, холодной и волнующей, словно сражающийся за свою жизнь безликий воин на картинах великих сражений, где каждый такой герой – всего лишь серая точка на фоне. Вот и мелодии, чистые, свежие, словно мысли младенцев, вместе и в целом были не более чем шумом, лишенным тайны и очарования. Застывший в своей стабильности аккорд, бездушный и оттого невпечатляющий. Громкий, но гулкий, как барабан, прилив. Стремительный и стрекочущий, словно гудение электрической лампы поток. Тихий и печальный, как лопающиеся пузырьки отлив.
Звук нарастал, будто девятый вал, надвигался и нависал, словно надеясь испугать капитана хрупкого судна, что бесстрашно стоит, не держась ни за что. Но это невозможно. Капитан стар, не так стар, как море, но уже не так молод, чтобы то приручать. Капитан один и его не тяготит обязанность оберегать и горе по будущему. Капитан был рожден, чтобы узнавать эту тьму надвигающейся волны в лицо, чтобы с улыбкой встречать ее, чтобы тянуть к ней руки, будто к любящей матери, чтобы вслушиваться в нее. Чтобы почувствовать.
Холод. Выстрел и удар, от которого не больно и следующий, следующий, следующий. Вода, льющаяся с волос и ресниц. Кашель натруженных связок. Чужой крик сквозь ледяную воду. Скрип каблуков по серому камню. Бурбон на вкус, как гнилые яблоки. Стол, столь искусно сделанный, что вызывает отвращение. Хохот того, кто мним себя богом. Злость женщины. Улыбка ребенка. Звук, с которым достается меч. Зеленый кевлар. Чужая долгожданная кровь на руках. Пули и взрывы. Маска и рука на шее. Гнев, выраженный в насилии. Шлем. Кракен. ГИДРА. Имя.
Гадюка.
Хриплый, булькающий звук, вырвавшийся из ее горла, был скорее полузадушенным сипом, чем криком, родившимся в глубине ее сознания и вырвавшимся на волю. После невразумительного этого звука Гадюка закашлялась и перегнулась за бортик железной койки, чтобы не удержаться на ватных руках и заблевать содержимым своего желудка и желчью (и еще, кажется, кровью, но это не точно) чистый пол. Вкус во рту ощущался как апельсиновый сок с двойным эспрессо, пачка папирос и отсутствие ночного сна, и от этого мутило еще сильней.
- Если стояние над чужим телом - это знакомство, то, конечно же, приятно... – неизящно вытирая рот манжетой, отозвалась женщина, и обернулась.
Бесконтрольный страх, девичье смущение, праведный гнев, детский восторг. Все эти описания были блеклыми и пресными, а сами составляли лишь часть общего: испытанное чувство не могло быть выражено в мутной сонной голове ни одним подходящим определением.
- Блять, - сказал язык. Пальцы рядом с лицом расплывались в неровное серо-бежевое пятно. Глаза слезились, а каждая клетка тела болела, словно Гадюка отлежала себе все тело. Но даже в таком состоянии, да что там, Гадюка была уверена, что даже после смерти узнала бы этот образ. Он выжжен у нее на задней стороне век. Его имя шепчут в ее голове голоса на французском и немецком, голландском, итальянском и латыни. Она знает его. Она знает, что он вернулся. Но он здесь, прямо перед ней. А она не готова. Не сейчас.
Гадюка неловко, но стремительно и резко спрыгивает со стола, на котором лежала, роняет его скромной преградой между собой и мужчиной, делает пару шагов назад, сжимая кулаки.
В ее голове шумят выстрелы вперемежку с мыслью, что раз она жива, значит ему что-то нужно. Остро и ломко Гадюка, наконец-то, нашла себя в настоящем – в этой самой комнате, с дорожащими пальцами, сломанным каблуком на левом сапоге, и самое странное, неприлично живой. Это база «Долгая зима», а она не должна быть пуста. Мадам Гидра выстрелила в нее. Рука тянется к дырам в костюме. 7 с половиной миллиметров свинца из кольта, выпущенные с такого расстояния должны были пробить кевлар. Гладкая кожа чувствуется неправильной и противоречит законам логики и природы.
Но теперь, сомнений нет, какой бы долгожданной и заслуженной не была ее смерть, похоже, Гидра никогда не отпустит ее: ни в жизни, ни в смерти, ни в том, какое бы имя не носило ее существование.
Вязкое чувство страха и неудовлетворенности сменилось привычным раздражением с легким флером невосполнимой утраты. Гнев был привычным: она родилась с ним, она стала благодаря ему сильнее, она научилась управлять им и использовала, будто любимое оружие. Увы, чувство утраты тоже было привычным, оно расцветало горечью на языке от собственных ошибок и ноющей в груди ностальгией. Оба чувства привычным мысленным пинком загонялись, как домашние питомцы во время генеральной уборки, в дальнюю комнату и запирались до лучших времен. Естественно, это не работало. Естественно, она не переставала пытаться. Начиная с кончиков пальцев, Гадюка распрямляется: расправляет плечи, поднимает голову, отбрасывает холодные и слегка влажные волосы, отливающие зеленым в неверном свете ламп, промаргивается, сбрасывая с глаз мутную пелену, а с лица выражение паники.
Кем бы ни был мужчина перед ней, он не имеет права ей приказывать, она принадлежит только сама себе. Дайте ей выйти из этой клетки, и она доберется до Мадам Гидры и покажет ей настоящее погружение, а не то детсадовское унизительное шоу, которое разыгрывали с ней шестерки Левиафана. Им даже не нужна была информация, точнее они даже не пытались. «Я заставлю рассказать тебя имя своей прабабушки и странслирую это Щиту. Они любят, когда им подбрасывают кротов».
- Так, чем же я обязана такому вниманию? – ее негромкий голос сочился бы ядом, не улыбнись она собственным мыслям. Оказывается, в ней ее не умер оптимист. Видимо он единственный, кто не умер.
Отредактировано Ophelia Sarkissian (23-04-2017 10:14)
Альвиус спокойно ожидал, когда процесс воскрешения достигнет своего ожидаемого результата. В ответ на фразу Улья, которая, в свое время принадлежала не столько ему, сколько его воспоминаниям, вынужденно украденным у человека из прошлого Офелии, Гадюка сипло вздохнула, оповещая о своем пробуждении. Альвиус медленно открыл глаза, но до сих пор стоял спиной к женщине. За тем, спустя какое-то время она спрыгнула со стола и опрокинула его на пол. Громкий шум, сопровождаемый этим действием, совершенно никак не задел Альвиуса. Так же он проигнорировал пару фраз Офелии, словно не придавая смысла ее словам. По его мнению, это был лишь бред, вызванный послесмертным возвращением. Не мудрено было понять, что Гадюка до этого момента ни разу не возвращалась из мертвых. Она, возможно, даже и не осознавала, что с ней произошло несколько секунд назад. Ко всему прочему, воскрешенный организм мог очень странно реагировать на микроорганизмы, которые не только способствовали регенерации, но и плотно заселились по всему телу.
Пока Офелия приходила в себя, Улей начал осматривать комнату. Он не придавал никакого значения тому, что его здесь окружало до этого момента. Он завел руки за спину, где одна ладонь обхватила запястье другой. Словно гениальный и не понятый обществом ученый, он со скромным интересом оглядывал серые стены, а так же содержимое комнаты. Тут не было ничего лишнего. Вдоль голых стен красовались навесные шкафчики, на полках которых можно было встретить хирургические инструменты, всевозможные колбочки и прочие предметы, символизирующие убранство типичной лаборатории.
Альвиус сделал степенный шаг в сторону и начал прямо таки до безумия медленно "плыть" по траектории периметра помещения. Не сделав и четверти круга, он внезапно остановился у небольшого столика, на котором располагалась металлическая чаша. В ней было несколько скальпелей разной длины и размеров, а так же зажим и некоторые другие невзрачные предметы, нужные для вскрытия. Определенно, это была не просто лаборатория. Здесь было нечто вроде операционной. Как раз, стол, находящийся по середине, который только что упал под воздействием невроза Гадюки, и был столом, на котором проводились определенные хирургические эксперименты. А может быть тут спасали от смерти?
Альвиус до сих пор словно не замечал Офелию. Ей даже могло показаться, что он не видит и не слышит ее. Своего рода пранк, в котором женщина могла почувствовать себя настоящим привидением, застрявшим между миром живых и загробным миром. Тем не менее, розыгрыши не входили в планы Альвиуса. Его поведение попросту отличалось от большинства людей и мутантов. Он пробыл в изоляции слишком долго даже по меркам бессмертных. Это очень сильно влияло на социальное взаимодействие. И, тем не менее, Улей не был конченным аутсайдером, как это могло показаться Гадюке.
Пальцы проскользили вдоль одного из инструментов, плавно перейдя на другой. Альвиус поднял один из скальпелей на уровне своих глаз и начал усердно рассматривать его. Он вспоминал, как тысячелетия назад пришельцы Крии проводили а нем опыты, используя похожие инструменты. Тем не менее, эта вещица в его руке совершенно не пугала его, даже не отталкивала. Осмотрев скальпель вдоль и поперек, словно выискивая в нем какие-то изъяны, Альвиус все же положил инструмент на место и, наконец, внезапно взглянул на Офелию.
Его неподвижный взгляд был тяжелым и цепким. Женщина действительно могла почувствовать, что он обратил на нее внимание только сейчас, но на самом деле все это время его внимание было сконцентрировано именно на ней. Он "рассматривал" ее изнутри посредством своих микроорганизмов. Пока он бродил вдоль стены, пока он разглядывал скальпель и другие инструменты, все это время он изучал Гадюку, чья сущность теперь была связана с ним. А этот взгляд говорил лишь о том, что он не требовал к себе отношение как человеку из Гидры. Этот взгляд был более властным и, что самое пугающее, он был неподвижным, словно на Офелию смотрела зависшая голограмма или до безумия похожий на человека андроид.
Альвиус выдержал паузу, длинной в несколько секунд, а за тем полностью развернулся к Офелии, снова убирая руки за спину. Он не сводил взгляда с ее глаз и понимал, что способен понять ее мысли намного глубже и точнее, нежели используя ее внутренние химические процессы. Так называемый детектор лжи был давно создан людьми, но еще никто не додумался до машины, способной считывать внутреннее состояние по глазам. И речь шла не о ширине зрачков, подвижности век или вздутости вен. Только живое существо способно всмотреться в чужие глаза и видеть там целый мир.
Отвечать на вопрос Офлии Альвиус не спешил, словно хотел позлить ее или проверить, на сколько хватит ее нервов. Он степенно подошел к ней вплотную и аккуратно прикоснулся к ее плечу. Взгляд вскоре упал и начал следить за тактильным контактом. Подушечки пальцев медленно прогуливались вдоль потрепанного кевлара, задерживаясь на пробоинах, вызванных выстрелами. Бледная нежная кожа не оставляла и намека на шрамы. Регенерация тканей прошла не хуже, чем она проходила у самого Улья.
Пальцы вскоре остановились на одной из дыр, в которой застряла пуля, вытолкнутая в момент регенерации. Альвиус осторожно вытащил ее и поднес к лицу Гадюки, продолжая рассматривать маленький некогда смертоносный снаряд. Вскоре, будто бы невзначай, он роняет пулю и резко переводит взгляд на лицо Офелии. В этот раз врезающийся взгляд устремился не в глаза воскрешенной, а к ее губам. Ладонь, что была перед ее лицом прикоснулась к ее щеке осторожным движением, не желая пугать. Большой палец томно пробежался по нижней губе и немного навязчиво приопустил ее, обнажая зубы. Заметив удлиненный клык, Альвиус впервые продемонстрировал эмоцию на своем лице. Он немного нахмурился и даже слегка наклонил свою голову в бок, демонстрируя внезапный интерес.
- Ты ведь не мутант. - тихо проговорил Альвиус словно самому себе. В этот же момент он провел большим пальцем по острию клыка, специально царапая свой палец, насыщенный микроорганизмами, которые в мгновение залечили порез. - Но хочешь казаться такой. Или я ошибаюсь?..
Внезапно Альвиус немного оживился и отошел от Гадюки. Усевшись на стул, он невольно развалился на нем и устремил свой туманный взгляд в потолок. Его лицо стало каким-то беззаботным и как будто наивным. Подобное поведение могло ознаменовать то, что до этого момента он был занят лишь изучением Офелии. Быть может, он не закончил с этим, женщина не могла этого знать, но она могла точно почувствовать, что с нее буквально сбросилось это тяжелое внимание.
- Расскажи мне, что произошло здесь?
Отредактировано Alveus (23-04-2017 11:18)
Она неотрывно следила за ним, словно дикое животное была напряжена, но дышала расслабленно, боялась, от нее несло страхом за милю, но улыбка ее, как и на протяжении пятиста лет у Джоконды, не дрожала замёрзшая и бездушная.
Он ходил, как плыл, как будто танцевал, как будто крался и красовался. Походка тесно связанная со словом «неприятности», которую можно увидеть только у гениальных танцоров или гениальных убийц. Но нежность, с которой он касался приборов на столе, заставляла беситься. Он делал это как дети, увидев новую игрушку, будто впервые ощущая кончиками пальцев фактуру, форму, цвет. Он не смотрел на нее, поглощенный и молчаливый.
Надо понимать. Она бесится. Не просто бесится – она в ярости. Невозможность понять, как и тысячи лет назад облекается в Страх. Страх, как и сотни лет назад, порождает насилие. Ведьмы, иноверцы, младенцы с витилиго: вся история человечества лишь ода невежеству и самой гнилостной и отвратительной формой ярости порожденной страхом. Голова Гадюки идет кругом, она боится. Чего ей бояться. Она сегодня королева этой драмы. Кот Шредингера в коробке с чудовищем из древних времен и дырами от пуль в костюме. Она скопление звездной пыли, чувств и жизненного опыта. Пережившая собственную смерть, чего ей бояться.
Он берет в руки скальпель. Разве только еще больше боли и страха, что, как и раньше не сможет, не хватит духу оборвать самой себе жизнь. Жизнь болезненную и унылую, но ту, за которую она так цепляется. Блеск стали заставляет сглотнуть и вкусу крови проступить на языке. Как будто всего этого было недостаточно. Ужасно клишированного приглушенного света, прикрученных к стенам шкафов, пыльной затхлой стерильности, какая бывает только в России, этой невозможной, собирающейся мурашками под кожей тишины, тянущего чувства неправильности, абсурдности происходящего. Словно все это картонные декорации к низкобюджетному фильму о войне, предсмертные галлюцинации ее агонизирующего сознания, словно кто-то снова копается в ее мозгах, а она как слепой пузатый карапуз не знает, как выбраться. Как будто она все еще не может вздохнуть под водой. Бьет, бьет по железным бортикам свободной рукой, ломает каблук о чужую ногу, чувствует, что практически лежит диафрагмой на раковине, скользит по влажному от ее трепыханий полу, но не может вздохнуть. Все бессмысленно. Напрасно. Нелепо. Но она царапается, бьет наугад, вырывает сама себе волосы, потому что движется, потому что ладонь держит крепко. И получает за это удар под ребра, яркий свет в лицо, да глоток воздуха. И снова обступающий со всех сторон дурман, низкий звук, слышимый даже из-под толщи воды, боль в выворачиваемых руках за спиной, нестерпимый жар в легких и чужая ладонь на бедре. Она рычит, фыркает, крутит головой, глотая холодную воду, пока чувствует, как поверх головы сыпятся новые кубики льда, а потом ей снова бьют по ногам и нажимают на плечи. Должно быть, на нее и вправду снизошло спасительное сумасшествие так легко и ненавязчиво, как любовь во французских фильмах, что она даже не заметила.
Гадюка резко, коротко и почти неслышно выдыхает, обозначая тем самым смешок. Не позволяя себе нечто большее, но и способная уже оставаться без движения, она облокачивается о шкаф с какими-то коробками, такими бестолковыми и обшарпанными, будто они не из этого века, будто кто-то придумал их, не зная чем заполнить пространство. Гадюка пытается вцепиться в какую-то ускользающую мысль, словно бы уже произнесенную не раз и не два, но та раз за разом ускользает ужом в траву.
Вдох, задержка, выдох. Открыть глаза. И сжать от досады зубы.
Так же медленно и неслышно он теперь надвигался на нее. Неумолимо и смехотворно, как смерть. Прикосновение к плечу, безликое и ненужное было почти неожиданным, в том плане, что такие близкие контакты обычно заканчивались для Гадюки мигренью. Ведь большинство мужчин ее окружения, которые бесятся, когда она говорит правду и при этом считают себя сильнее (что в большинстве случаев вполне заслуженно. Не ей убивать богов. Она лишь что-то вроде буфера для этой кучки эгоцентричных болванов между ними и подавляющим большинством последователей, которых все мнят пушечным мясом, на самом деле являющихся непосредственным фундаментом их могущества) предпочитают разговаривать с ней, пожимая ее шею в знак доброй дружбы. Это давно рассматривается уже как комплемент. Но дальнейшие действия как комплемент не рассматривались, и Гадюка хотела бы даже донести свою точку зрения касаемо личного пространства. Ее улыбка становится чуть жестче. Она приоткрывает губы, но яд с языка так и не слетает. Поднимая взгляд на Улья, она чувствует себя мухой, попавшей в янтарь. Под этим взглядом Гадюку размазывает словно масляную краску по холсту руками художника-модерниста. Как будто она не суть, но лишь идея, образ и вера, выраженная в форме и цвете. Будто она легка и ярка, но ноша ее и смысл, вложенный в нее тяжел и сложен. Словно она покой и взрыв, дисгармоничный, искаженный чужим рассудком, забытый под пыльным стеклом портрет и событие. Это чувство плавности и тяжести уносят ее к концу неудержимым потоком времени вниз, и словно клепсидр, дарят надежду на что-то новое.
Чувство уходит вместе со звуком, когда пуля встречается с полом, она смаргивает. Она все еще не в порядке. Ее внутренне дергает из стороны в сторону, как куклу-марионетку.
И прикосновения к лицу лишь вносят дисгармонию, слепое, направленное во вне, раздражение. Ей хочется огрызаться. Хочется закатить глаза. Хочется сказать, что о древние боги, Мужчины «слегка за двести» какие же вы все одинаковые. Настолько старые, что становитесь детьми. Есть только интересно и неинтересно. Собственные мысли – это интересно. Все, что бы ни сказала сейчас Гадюка – нет. Да и говорить с чужими пальцами в собственном рту не слишком удобно.
Малодушная мысль о помаде, наверняка размазанной по лицу, отвлекла и заставила собраться, клацнуть челюстью по воздуху.
Но раз он хочет говорить, будем говорить. Дверь открыта, но бежать бессмысленно, пока не узнаешь, сколько за дверью противников. Ну что же, начнем с простого. Обычно когда тебе кажется, что ты умнее всех присутствующих в комнате, звук собственного голоса приобретает новое звучание.
- «Здесь» - понятие, имеющее достаточно размытые границы - она непозволительно замешкалась на пару мгновений - Альвитус.
Слишком сложно играть, не зная правил, но теперь уже она обходит полукругом стул, на котором сидит идея создания ГИДРЫ, пружинисто и упруго, стряхивая тишину звуком своих шагов, стряхивая оцепенение разворотом плеч, идет ровно, не замечая помеху, спокойно и статно, медленно. Она останавливается напротив двери, напротив кресла и легкомысленно выдает.
- Здесь случилась жизнь.
Отредактировано Ophelia Sarkissian (24-04-2017 19:52)
Женщина изо всех сил старалась собраться с мыслями. Или она, наоборот, злилась, давала волю своей ярости, которая по своей сути являлась слепым защитным механизмом психики. Быть может, она попросту боролась с собственными инстинктами, а может вовсе старалась изо всех сил надавить на себя так сильно, что это заставило бы ее упасть в обморок. Альвиус не мог до конца осознать, что творилось в Офелии, но он точно знал, что воскрешенная постепенно приходит в себя. Для нее определенно в новинку быть восставшей из мертвых, да и вряд ли она ожидала подобное когда-нибудь до этого момента. Она была частью ГИДРы, организации, занимающейся очень богомерзкими делами, использующей очень разные способы достижения целей. В данном случае, можно отбросить методы, идущие рука об руку с моральными ценностями. Более того, пацифизм и альтруизм были вещами, которые ГИДРа не просто игнорировала. Эта организация, сама ее суть откровенно высмеивала подобные проявления. Именно поэтому можно было ожидать чего угодно. Эта непредсказуемость с окрасом чего-то негативного, отвратительного и циничного могла обернуться в такой форме, что в один момент может придти осознание всего ужаса нахождения в организации под этим неоднозначным, но весьма символичным именем.
Альвиус не мог читать мысли оппонентов, даже если они были заражены его микроорганизмами, но определенные элементы, мгновенное осознание которых было чуждо большинству разумных людей, он мог ощутить. В данном случае Улей уловил это чувство Офелии. Она пришла в себя после воскрешения. Ее сознание давным давно вернулось. Она даже способна делать резкие движения, например, такие как спрыгнуть со стола и перевернуть его на пол. Женщина определенно вела себя дико, но не потому что ее разум еще не вернулся окончательно. Виной такому поведению было непонимание происходящего и в то же время понимание того, что вскоре ее ожидают омерзительные открытия. Офелия была уже готова к тому, что ее возвращение с того света ознаменовано не великими и славными почестями, а чем-то на редкость гнусным. Все это Альвиус прочитал лишь в ее взгляде. И ему было достаточно того, что он там увидел. Ведь по его мнению раздражение Гадюки было неоправданным.
Что же на самом деле видел Альвиус в настоящем воскрешении человека? Он никогда не думал, что его способности смогут достичь такого. Даже после того, что с ним сотворили Крии, он не обладал могуществом возвращать мертвецов к жизни. Магия Морганы действительно дала уникальный эффект. Со стороны Офелия могла показаться разъяренным зомби, человеком, который вернулся уже совсем не тем, кем был, но Альвиус прекрасно понимал, что перед ним находился настоящий человек со своим духовным устройством, а так же со своими тараканами в голове. Он был полностью уверен, не смотря на то, что не знал Гадюку до этого, что она воскресла именно той женщиной, которая недавно получила несколько смертоносных пуль. Так какой же смысл он придавал тому, что его частицы смогли воплотить в реальность по истине невероятное - воскрешение? Ответ на это уже изначально заложен логически. Для Альвиуса подобное было настоящим чудом. Не смотря на то, что он сам собой уже являл нечто уникальное и даже в некотором роде божественное, это событие было для него невероятным, наполненным великим смыслом. Улей и представить себе не мог, что когда нибудь сможет ощутить себя существом, способным на деяния библейского уровня.
Определенно, Альвиус придавал огромное значение случившемуся событию, хоть и не подавал виду внешне. Не стоит забывать, что Улей является очень древним мутантом, который в свое время был сослан в изгнание на далекую планету, где провел более трех тысяч лет. Его поведение, и даже, можно сказать, повадки разительно отличались от проявлений характера даже самых странных личностей всего человечества. Он был совершенно другим. Он даже не был человеком. И, тем не менее, даже в его поведении был смысл. Мировосприятие было иным, нежели у простых смертных, но все же оно было. Такая реакция была объяснима простым и банальным фактом. Альвиус научился контролировать проявление своих эмоций. Если представить на секунду, что это был не тот Альвиус, который прошел весь свой путь вечного изгоя, обладающего огромной силой, а тот Альвиус, который родился в начале восьмидесятых и прожил жизнь типичного американского обывателя, то скорее всего он бы улыбнулся во весь рот и радостно заобнимал ожившую причину своего восторга. Но Офелия и представить не могла, что существо, находящееся в комнате с ней испытывает столь повышенные переживания радости, переполненной удовлетворением. Она совершенно никак не могла даже предположить, что именно сейчас происходит нечто торжественное и великое, чем нужно гордится и восторгаться.
Скорее всего, именно из-за этого Альвиус до сих пор не показал свое истинное лицо (нет, не в буквальном смысле, речь идет не о черепе, из которого вьются щупальца, отнюдь). Правда, немногие личности могли бы заметить это. Например, Моргана, которая уже успела достаточно познакомиться с Ульем. Она бы в первую очередь удивилась тому, на сколько Альвиус мил и добр с Офелией. Он действительно был не просто снисходителен, а по своему даже ласков. Тем не менее, все воодушевление, эмоциональное поднятие и нетипичная радость когда-нибудь сменяются все той же рутиной, поглощающей в свои вязкие объятья взаимодействия предсказуемости и факторности. Офелии еще предстоит знакомство с Ульем и, скорее всего, именно поэтому ее чутье заставляет ее быть столь агрессивной.
Гадюка ответила на вопрос Альвиуса. Перед этим она в очередной раз доказала, что ее рассудок стремительно возвращается к ней, преображая ее из лютой дикарки в настоящую строптивую даму. Альвиус сам выждал момент, когда нужно было задать уже не риторический вопрос, лишенный особого смысла в обсуждении, но, как оказалось, Гадюка была еще не готова отвечать конкретные вещи на интуитивно понятные вопросы. А может быть и была? Просто, решила поиграть в свою игру...
Офелия обошла стул, на котором сидел Альвиус. По ее поведению и невербалике еще не было ясно, знала ли она, кто перед ней или нет. Но было четко понятно, что она чего-то боится. Быть может, это просто первобытный страх, а может предположение приближающейся опасности и скрывающейся угрозы. Так или иначе, женщина постепенно приходила в норму. Ее движения сигнализировали о нарастаемой концентрации ума и осмысления. Гадюка словно входила в роль, где вся ее злоба и ненависть, увиденная тут ранее лишь временный эффект после немыслимого пробуждения.
Офелия выдержала паузу, заняла позицию, говорящую о том, что она готова покинуть это место, но при этом ничто не заставляет ее поспешить. Вскоре она выдала три четких слова, которые являлись совершенно не четким определением того, что могло быть ответом на вопрос Альвиуса. В свою очередь Улей слегка нахмурился. Его голова повернулась в сторону собеседницы, но взгляд его был не выше ее бедер. Он словно смотрел сквозь ее ноги, пытаясь разглядеть в каком-то многомерном пространстве подсказку, являющую собой неким пояснением к словам, что она вымолвила.
- Это весьма поэтично. - проговорил Альвиус и его взгляд вскоре поднялся к лицу Офелии, и теперь он глядел на нее исподлобья, но брови его постепенно расслаблялись. - Определенно, в твоих словах есть смысл. - очередная пауза, которая сопровождается легким прищуриванием, что мнительно намекает на то, что Альвиуса якобы устраивает этот ответ. - Но это не то, что я ожидал от тебя услышать, Офелия.
Альвиус медленно поднялся с кресла, подобно тому как грозный господин поднимается со своего места, недовольный поведением слуг. Подобный жест обычно означает то, что человек готов пойти на очень жестокие меры, что бы проучить разгневавшего его. Альвиус выпрямился и гордо поднял подбородок, не спуская глаз с Гадюки. За тем он спокойными и размеренными шагами двинулся в сторону двери. В отличие от движений, когда Улей шагал вдоль комнаты, сейчас они были несколько быстрее и целенаправленнее. Альвиус словно обрел какую-то новую цель. И вскоре он остановился в дверном проеме, оглядывая коридор.
- Мы с тобой теперь связаны. Не думал, что подобное будет когда-нибудь возможно, но все же это так. Я чувствую, что ты переживаешь сильный стресс, вызванный тем, что с тобой произошло. Не каждый день возрождаешься из мертвых. И все же я уверен, что ты в силах конкретно поведать своему спасителю, что он от тебя хочет. Ведь это... - Альвиус на секунду замолчал, что бы многозначительно оглянуться. - В твоих же интересах.
Он поднялся с таким видом, будто это должно что-то значить. Он произносил каждое слово, словно оно неповторимо. Но на самом деле, все пустое.
Угрозы. Угрозы привычны, с ними можно бороться. С четкими мыслями и отброшенным в сторону драматизмом тоже. И, наконец-то, Объяснения. Никакой эзотерической чуши, голая поэзия чудовищных и богомерзких экспериментов над чудовищным и богомерзким созданием где-то на другой стороне галактики, а так же долгий, полный неприятных сюрпризов путь из обстоятельств и чужих трупов. И теперь создание, достойное самых ярких снов Говарда Лавкрафта во всем своем великолепии и эгоцентризме снизошло до создания собственного ручного зомби, чтобы не делать самому то, что можно не делать самому. К слову, Гадюка не испытывала благодарности. В конце концов, в этом мире ему просто не было места. Каждый в меру своих сил преследовал свои интересы или интересы тех, кому он следовал. И сама Гадюка, когда молчала и Контесса, когда стреляла и Ник Фьюри, когда ставил палки в колёса Гидре. Почти-благодарность за жизненный урок и отсутствие долгих размусоливаний женщина скорее испытывала к графине.
Теперь же, живая и невредимая, со знанием, что шансы Левиафана поглотить Гидру выше, чем когда либо, она не знает что делать. На стороне Гидры технологии, на стороне Левиафана численность. На стороне Гидры почти вся военная мощь Европы, но Россия под подошвой у последователей Ориона. Мужчины снова развязали войну. У неё нет ни сил, ни желания её продолжать.
Но законы человеческого мира старее человечества. Сильный ест слабого. Умный побеждает сильного. Есть те, кого используют и те, кто использует. Гадюка не врёт. Все что произошло здесь. На "Долгой зиме", в этой стране, во всем этом чокнутом мире - это жизнь. Недолгая и немилосердная. И теперь, эта жизнь продолжается, чтобы славить чужое имя. Чтобы делать.
«Стоп, ты понятия не имеешь, что со мной делать, не так ли?»
Мысль, яркая как светлячок в нарастающих сумерках, тут же нашла отклик. Он знает о ней столько же, сколько она о нем. В целом, ничего.
- Золотая шкатулка клана Яшида. – она двинулась за ним, ее голос, низкий и звонкий ударил ему в спину, но затерялся в коридоре, ни оставив и эха – поездка в Японию прошла успешно, и они достаточно быстро отдали ее, но она все это время была при Контессе. - Она дернула плечом при этих словах и слегка нахмурилась. Называть предателя «Мадам» даже в мыслях не поворачивался язык - Левиафан хотел национальную реликвию себе.
Светлый коридор выглядел пустым, в обе стороны ведущим в никуда. Как всегда, тактическое преимущество ставилось выше удобству и красоте. В коридорах легко затеряться, попасться на все камеры, зато держать оборону легче легкого. Но ни топота, ни чужих голосов, даже звуков вентиляции не было слышно. Оставалось только следовать за собеседником. Или идти наобум.
На базе прохладно. Теперь, когда ее начали заботить вещи вокруг нее, она смогла ощутить это. В этом климатическом поясе вентиляция в зданиях должна иметь поступление холодного воздуха сверху, чтобы тот прямо по трубам поступал вниз, на подземные этажи в котельную и уже оттуда, проходя основной виток через жилые помещения обогревать остальные участки здания. Самыми холодными должны быть серверная, оружейный склад и выходы. Котельная не отключена, даже если не слышно гудения труб и неспешных вращений вентелей, но раз говорить получается без пара и стучащих друг о друга зубов, значит, она работает. Значит, надо идти туда, где холоднее. Однако оружие, информация или путь наружу – все они ведут через зиму. Но в таком состоянии выбраться и выжить не представляется возможным: ей нужна одежда, средство связи и компьютер для доступа к серверам, и желательно заряженный пистолет и немного наличности, а все это можно найти только там, где тепло: спальни обслуживающего персонала, тренировочные площадки и центр связи. Значит, нет неправильного направления, есть неверное использование ресурсов.
- Слишком много действий было впустую. Они вломились на базу Гидры, чтобы выяснить, где шкатулка. Но Контесса сама принесла ее в качестве доказательства своей верности прямо сюда. – Слитным движением Гадюка отбрасывает волосы со лба (жест символизирует ее дикое и глубокое разочарование этим событием) и шагает вправо от двери по коридору. Ее шаги: звук каблука и шуршание подошвы, глушатся, несмотря на кафельное покрытие пола и железную обивку потолка. Гадюка облокачивается о стену ладонью, не чувствуя замерзшими пальцами холода стен, и отдирает второй каблук. Теперь, даже распрямившись, она на пять сантиметров ниже и к тому же без целой подошвы, зато подвижнее.
- Так, как долго я была мертва? – поворачивается к Альвиусу. Маленькая слабая лампочка на стене вспыхивает под действием датчика движения. Ночное освещение от запасного генератора. Значит, она ближе к жилым комнатам, чем думает.
Он продолжал следить за Гадюкой и видел, что она до конца не осознавала какая именно честь выпала ей. Конечно, то, что ее смерть была фатально отменена специфическим воскрешением зачарованными микроорганизмами не было единственным, что Альвиус готов был предоставить Офелии. Но пока что он не спешил раскрывать все карты, а наблюдал за тем как женщина приходит в себя.
Как оказалось, Гадюка приходила в себя довольно стремительно. Мало того, что она уже могла свободно перемещаться (для чего даже превратила свои туфли в чешки), так ее речь уже была более осмысленной. Она четко отвечала на вопрос Альвиуса, чем вызывала череду других, новых вопросов. Тем не менее, Улей продолжал ее слушать.
Он в очередной раз замер, стоя полу-боком к Офелии возле выхода из операционной комнаты. Его взгляд дождался момента, когда женщина начнет говорить. После этого он сразу же вновь отвернулся от нее и начал смотреть перед собой, словно видя не старую серую стену, а нечто вполне красочное и интересное. Тем временем Офелия поведала ему, с чего началась ее история здесь. Какая-то, по всей видимости, очень ценная шкатулка, чье название Улей никогда не слышал, а о значении тем более не мог знать. Контесса. Валентина Аллегра де ля Фонтейн, одна из ключевых голов Гидры, которая, по ходу действий, играла совершенно за другую команду. Левиафан, сторонняя организация, собственно, кому и принадлежит эта база.
Все эти слова, термины и имена. Альвиус не придавал им особого значения, как, впрочем, и самой Гидре. Но все же он понимал, что эти частички являются элементами одного огромного пазла. Учитывать эти детали имел смысл, ведь мир уже совсем не тот, каким он был раньше. Альвиус старался развиваться по мере своего существования даже на Мавете, где он даже был свидетелем восхождения и гибели целой цивилизации. Тем не менее, здесь и сейчас на земле творилось нечто с трудом постижимое для Бога Гидры. Ему до сих пор нужно было время, что бы адаптироваться. Что бы не делать глупых ошибок, совершая действия большего масштаба, чем он совершал сейчас. Он продолжал оставаться созерцателем, хоть и стал непосредственной частью этого мира.
Гадюка прошла мимо Альвиуса. Она сделала это так, словно перед ней был не сверхчеловек, не божество, которое восхваляли отдельные люди не одну тысячу лет, а подобно тому как проходит мимо своих коллег или даже подчиненных. Альвиус до сих пор не имел никакого значения для Офелии, хоть она уже была в здравом рассудке. Все это Улей прекрасно замечал и не мог мысленно игнорировать.
Гидра присылала ему сотни людей. Кто-то был истинным фанатиком, был искренне счастлив, что жребий выпал именно ему и он станет частью чего-то великого, кто-то просто был напуган перспективой стать очередным сосудом для настоящего монстра, которого сослали сюда опять же из-за страха. Альвиус видел слишком много отношений в свою сторону, но еще ни разу он не замечал к себе такого безразличия. Может быть, потому что Офелия понимает, что самое худшее, что могло с ней случиться уже случилось? По крайней мере она была уверена, что не станет очередным мертвым мясным костюмом для Улья.
Женщина вышла из помещения и направилась по правую сторону от него. Альвиус же скромно шагнул вперед, немного выглядывая из дверного проема, что бы наблюдать за дальнейшими шагами Гадюки. Он был похож на неопытного шпиона, который в текущих обстоятельствах смотрелся бы вообще по-идиотски. Тем не менее, он был серьезен и пассивен в движениях, продолжая смотреть и слушать.
Офелия закончила свой недолгий рассказ, из которого Альвиус так и не смог вывести нужного заключения. То, что произошло здесь было ему по большей мере не так интересно. Его больше интересовало то, на сколько быстро Офелия адаптировалась. При всем при этом, она даже считала себя самостоятельной, на что указывало то, что она отправилась вперед вдоль коридора. В итоге она даже сама задала Альвиусу вопрос. И это было сигналом к тому, что она полностью готова принять все, что уготовил для нее Улей.
- Твое тело успело остыть, но еще не начало активно разлагаться. Поэтому ты так быстро восстановилась. - произнес Альвиус, делая еще пару шагов и так же выходя в коридор, но все еще оставаясь возле двери в операционную, словно, что-то оставив там, нечто, что пока еще удерживает его именно здесь. - Несколько часов. Может быть, сутки. Не уверен точно. Отряд среагировал как только засекли твой датчик в этих координатах.
Туманный взгляд продолжал скользить по Офелии так, словно она была абсолютно раздетой. Тем не менее, взгляд Улья не был жадным или похотливым. Он любовался Офелией подобно тому как элита высшего света лицезрит произведение искусства. Не торопливо, слегка прищурено и немного томно. Гадюка и в правду была для него чем-то вроде предмета творчества. Изгибы ее тела, облаченные в весьма потрепанные элементы одежды, которые явно не удовлетворяли ее в данный момент. Она казалась утонченной и нежной, не смотря на отсутствие типичных признаков женственности. Она была солдатом, грубой и харизматичной убийцей. Но Альвиус, как не раз говорилось ранее, видел мир иначе. Офелия была сильной и прекрасной. Улей гордился тем, что сейчас видел. Ровно так, как гордился бы ей тот человек, которого она знала когда-то в детстве.
- Итак. Думаю, ты уже достаточно пришла в себя и, скорее всего, тебя тревожат совершенно другие вопросы, более значимые, чем "сколько времени ты пролежала тут бездыханным телом". Я готов рассказать тебе, почему выбрал именно тебя. - Альвиус скрестил руки за спиной и выдержал небольшую паузу. - Мадам Гидра.
Вот оно, рабство, которое она не просила. Проект ГИДРЫ, тянущийся через всю ее жизнь, ставший ее жизнью. Нити, которые хочет порвать, от которых она бежала, но вновь и вновь попадала, словно в липкую паутину. Тирания ее жизни, в которой нет тиранов, есть лишь она сама, позволяющая включать ее в механизм, как еще одну шестеренку, позволяющая использовать ее по собственному желанию; Вот она, прямо здесь. У нее холодные глаза убийцы, угнетающие манеры архитектора и мужской голос.
Клацанье тысяч мандибул, которое Гадюка слышит в холодном, но душном воздухе напоминает ей о дисциплине, напоминает ей шлем Кракена, напоминает ей о боли и чувстве собственной исключительности. Она не хочет этого.
Стрекот ламп усиливается, они жужжат, словно назойливый рой, и, моргнув напоследок, выключаются. На мгновение коридор погружается во мрак, отрезая собеседников друг от друга, оставляя в блаженной, но пугающей тишине. Гадюка молчит. Стоит на месте и не движется.
Вот оно, предназначение, которое она лелеяла в своем сердце. Сокрытое мраком, имеющее власть и голос, облаченное в хрупкое человеческое тело. Ее слабость, то, что делает ее человеком больше, чем все остальное. То божественное, от чего она отрекается всю свою жизнь. ТО, что не могут вытравить ни яды, ни боль, ни редкие выбросы эндорфина в кровь.
Она мертва для всего мира. Выжить и начать все снова – первостепенные задачи, она делала это не раз и не два. Маскировка, деньги, оружие и план действий. Никто, по крайней мере, Левиафан, не будет искать ее на своей территории. Россия – край для отчаявшихся и бежавших, затерявшихся и застрявших в городах серых и безликих. С ее внешностью смешаться с Армянской диаспорой, проникнуть в нужные круги общения и вновь заняться тем, чем она привыкла заниматься, почти просто.
Но она стоит и думает, что раз уж она собирается подписывать контракт, нужно хотя бы узнать условия.
Дополнительные генераторы, наконец-то, начинают работать. По коридору мягко расползается тусклый свет, едва-едва освещающий путь.
Она поворачивается. Она думает, оставили ли ей на базе подарок: тяжелую бомбу в фундаменте здания, и будь она тем, кто заказывает музыку, на какой срок она бы выставила таймер.
Гадюка точно знает, что она любит взрывы на закате. Когда фиолетовые, оранжевые и кроваво красные полосы расчерчивают небо, а черный дым и пламя взмывает вверх подобно огромной медузе. Она думает, что взрыв среди белого снега будет выглядеть как красное платье в китайском стиле на Эмме Фрост: так пошло, что возводится в новый ранг искусства. И долгая зима превратиться в долгожданную весну, превратит все вокруг в пепел и воду, в грязь и обломки. Гадюка думает, есть ли у нее время, пока она не превратиться в грязь и обломки, в пепел и воду.
Она склоняет голову чуть влево, открывая шею. Древний как мир и столь же бессознательный жест. С ним, волки приветствуют вожака стаи, с ним младенцы склоняются к плечу матери. С ним, она смотрит на Улья, расписавшись на собственной жизни «в расход».
Мне на своих шести ползти еще пол дня пути.
Соломинку должен нести на свой костер муравей еретик.
А там в небе, что то блестит и глаз любопытных не отвести.
Но тянет, тянет в муравейник, как древний инстинкт.И законы тут нужно блюсти. За мыслепреступления смерть.
Я бы написал об этом стих, да огненная Саламандра съест.
Мою родную колонию съест. Личинок поголовье съест.
И ты изнутри изъеденный весь, зубочистка - твой соломенный крест.А до зимы лапой подать, а в муравейнике духота.
Да клацание тысяч мандибул-катан, что распяли любопытного чудака.
Так было б заб*сь удрать, но феромонами из нутра
Муравьиную пустоту заполняет едкая муравьиная кислота.
Отредактировано Ophelia Sarkissian (29-04-2017 12:09)
Офелия рассказала Альвиусу не так уж и много. Но ему этого было достаточно что бы понять, что произошедшее здесь ему не столь интересно. За то для самой Гадюки случившиеся события могли многое значить. Улью было по большей степени плевать на Гидру и ее планы всемирного завоевания власти, но Моргана убедила его, что эта организация может оставаться полезной даже после исполнения своего первого и главного предназначения. К возвращению Альвиуса Гидра уже имела какую-никакую власть над отдельными группами людей, имела связи среди бизнесменов и политиков, а так же среди преступных синдикатов. Гидра обладала огромными денежными средствами, которые в современном мире значат очень много.
Альвиус в свое время не представлял, что деньги способны обладать такой невероятной силой. В его первобытность люди даже подумать не могли, что когда-нибудь в будущем возникнет нечто, являющееся эквивалентом всего, что со временем начнет постепенно становиться все могущественнее. За деньги можно купить территорию, людей, их преданность и даже любовь. За деньги можно купить абсолютно все, главное знать цену. А то, что нельзя напрямую купить деньгами можно достигнуть окольными путями, использовать другие вещи, которые опять-таки приобретаются за деньги. Альвиус осознавал, что современный мир человечества буквально прогнил монетами, ассигнациями и кредитами. Он знал, что это можно использовать дабы приумножать собственную силу. Но для него до сих пор было смешно это понимание. Понимание того, что выдуманная валюта, материализованная в металле, бумаге или электронном коде, может так сильно влиять на мир.
Так или иначе, Гидра имела ресурсы и помимо денег и связей. Гидра до сих пор имела идею. А это то, что лаконично взаимодополняется финансовым богатством. Посредством идеи проще управлять людьми. Это чем-то даже похоже на силу Альвиуса управлять мутантами. Только он воздействовал на центр удовольствий, а хозяева гениальной идеи воздействуют непосредственно ментально.
Все эти факты, которые Альвиус осмыслил уже на Земле, подводили его к тому, что Гидра нужна ему. Ровно так же как и он сам нужен Гидре. Вот поэтому Гадюка до сих пор жива. Она пока еще не осознает до конца, что Альвиус уготовил для нее не просто трон в кандалах, но для самого Улья это были мелочи. Он никогда не считал обычных людей достойными сравнению с мутантами. Поэтому относился к Офелии не так понимающе как того требовали его внутренние позывы, которые по большей мере сложились из воспоминаний давнего сосуда.
- Ты не ослышалась. С этого момента ты - Мадам Гидра, но при этом официально тебя не существует. Ты не будешь являться агентом и не будешь выходить на задания, подобные тому, что привело тебя сюда. Отныне тебе в руки будут вложены нити, за которые ты будешь дергать, что бы достигать определенных целей. О тебе будут знать лишь немногие.
Альвиуса словно никак не коснулась игра света от ламп, что хаотично загорались и тухли. Это совершенно не мешало ему вести диалог с Офелией. Он мог наблюдать за ней даже в полной темноте. Тем не менее, вскоре он начал сокращать между ними расстояние, медленно шагая навстречу к ней, словно прогуливаясь.
- Твоя гибель будет отличным подспорьем для тебя и твоих последующих планов. Враги, что сделали это с тобой наверняка не ожидают твоего возвращения. Это делает тебя неуязвимой, а учитывая твои новые возможности в качестве главной головы, эта неуязвимость будет обладать весьма большим преимуществом в твоей деятельности.
Альвиус подошел как можно ближе к Гадюке, в очередной раз нарушая ее личное пространство. Его руки до сих пор были за его спиной. Он смотрел на нее немного сверху в силу разницы в росте. Пауза в его речи казалась такой, как будто бы он еще не закончил свою мысль, хотя это было не так на самом деле. Он ожидал от нее не столько ответа, сколько давал ей время осмыслить сказанное им. При том он читал на ее лице черты, которые указывали на то, что эта женщина вовсе не рада тому, что с ней произошло после смерти. Она отнюдь не благодарна Улью. А это могло указывать на то, что она может не захотеть принимать то, что ложится на ее плечи с этого момента. Более того, она может стать некоторой угрозой. Конечно, это была бы не значительная угроза, но неприятный привкус ошибки Альвиус испытывать не хотел. К тому же опростоволоситься перед Морганой было бы для него неприемлемо. Тем не менее, как-либо негативно влиять Альвиус пока не хотел. В некотором роде эта женщина была для него что-то вроде детища. И лишь когда она сама покажет, что по большей мере она всего-лишь неудачный эксперимент, тогда Улей и обрушит на нее свою ярость. Пока что он хотел лишь познать ее.
- Ты словно что-то ищешь здесь? - начал Альвиус совершенно новую тему.
Она была одной из голов ГИДРЫ, входила в ее совет, она была принцессой маленького государства, она была главарем маленькой змеиной банды, но еще никогда она не была этим.
Он шагал к ней, а она ужасалась его словам.
У ГИДРЫ множество голов, отрежешь одну голову, на её месте вырастут две другие. Нельзя стать главной головой, это противоречит самой идее. Там, где упустила одна, укус нанесет другая. Магия и наука изучаются, используются и модернизируются благодаря тому, что разные подходы к проблеме, разные методы – всех их курируют. Они соревнуются, они бегут и сражаются, чтобы оставаться на месте.
Нельзя быть первой среди равных, держать в узде чужую жажду власти, с нежностью взращивая ее долгие годы.
Но именно он был столбом, который в начале времен объединял людей, объединял то, что впоследствии стало ГИДРОЙ.
Она смотрела на него исподлобья.
Нет, технически это возможно: если убить всех тех, кто представляет угрозу и дать власть тем, кто ее желает, но зачем ГИДРЕ слабые лидеры, это бессмысленно, да к тому же, идея идеей, о люди, завербованные Агенты, перевербованные шпионы не будут идти за тем, кого они не выбрали.
Есть еще вариант, быть одной из, но манипулировать остальными, соорудить то, что станет властью над ними, но она не удержит ее.
- Смысл. – Она отвернулась и резко направилась по коридору – смысл оставлять включенным отопление на базе, где не осталось ни души и куда направляется поисковый отряд твоего врага. Не оставляя сообщений, долгих объяснений причинно-следственных связей и унижений. Чтобы вывезти действующий командный пункт требуется в целом двое суток: Подготовка новой базы для переброски, подготовка транспорта, архивирование, копирование и подготовка к транспортировке данных, - в голову как назло пришел Тони Старк с его ИИ. Вот как можно было стать главой ГИДРЫ : стать неубиваемой программой внутри сети - переброска людей, техники и оружия. Все это нужно согласовать с ближайшим аэропортом, если использовать летательные средства и отвести взгляды спутников на орбите земли при переброске по земле, к тому же нельзя отправлять больше семи машин в сутки через границу из-за соображений безопасности. ГИДРА использует по большей части подводные лодки, но это Долгая зима, здесь выход к морю слишком далеко.
Будь у нее время, можно было бы восстановить Ихор, подводный город, который пришлось разрушить из-за шпионов в наших рядах. Или отправить корабль в космос, используя китайские ракету, космодром Гвианы, генераторы энергии на основе того исследования монолита итальянцев; дорого но реализуемо.
Но даже запри она сама себя в адамантиевом гробу, ей ни за что не обойтись контактом с группой привилегированных лиц.
Мысли сменяли одна другую, но каждый план отбрасывался. Она знала лишь один способ управлять ГИДРОЙ единолично – иметь на руках артефакт, сравнимый с мощностью Космического Куба. Значит, ей нужен Куб, а для этого нужно рыться в источниках связанных с Красным черепом. А это значит, что она сдохнет быстрее, чем доберется до любой мало-мальски полезной информации. В смысле снова.
Заметив дверь, она взялась за ручку и толкнула ее внутрь. Стол для тенниса, два стула, три скамейки, холодильник, телевизор и растянутый темно синий кардиган. Для начала неплохо.
Альвиус искренне не понимал, почему Офелия так реагирует на его слова. Она не говорила, что недовольна, но по ее выражению лица было видно, что она явно даже не скрывала своего отвращения ко всему, что происходит вокруг нее прямо сейчас. Более того, с самого начала она выглядела не очень удовлетворенной и даже по настоящему враждебной. Улей ссылался на то, что ее организм так воспринимает собственное воскрешение. Но дело было далеко не в этом. Она испытывала жуткий дискомфорт, но не потому что ей просто довелось пережить смерть, а потому что последовало за этим. Она видела в своем воскрешении не чудо, а очередной эксперимент. По ее мнению, для Альвиуса она была подопытной крысой, с которой не снимают хитросплетения датчиков и проводов даже после окончания эксперимента. После того как Альвиус поймал на себе взгляд исподлобья, он полностью убедился, что именно чувствует Офелия сейчас наедине с таким чудовищем как он.
"Что же, это очень плохо, Офелия. Но не для меня. Оу, совсем не для меня. Для тебя... Но ничего страшного. Думаю, ты привыкнешь испытывать это. Это... отвращение. Оно станет частью тебя. Оно станет тем, что ты будешь специально вызывать в других людях. И чем дальше, тем сильнее и глубже ты проникнешься этим чувством. И ты полюбишь его. Полюбишь так же как когда-то полюбил и я..."
Женщина отвернулась от Альвиуса и пошла вдоль коридора. Очередной жест, который мог бы взбесить многих, чей статус подобен положению Альвиуса. Тем не менее, внешне Улей и глазом не повел. Внутренне он так же не испытывал наплывов злости. Лишь легкий зуд непонимания слегка скребся внутри него. Это чувство было весьма неприятным. Многие люди бы под его порывом были бы охвачены желанием как-минимум высказать его, но Альвиус, естественно, не был таким. В какой-то степени он испытывал своего рода упоение этим чувством. А может быть, он просто предвкушал момент, когда подобное отношение и поведение в Гадюке изменится. Но опять же был очень огромный шанс того, что она скорее всего умрет, нежели позволит своим принципам и проявлениям измениться. Тогда в ее же проблемах будет то, что Альвиус не учитывал в своих планах гибель той, с кем даже и не думал когда-нибудь обрести связь.
Альвиус продолжал следить за Офелией, за ее шагами, движениями, действиями. Он словно до сих пор надеялся увидеть в ней что-то новое. Что-то, что заставит его продлить этот процесс наблюдения и созерцания. И, тем не менее, Офелия продолжала оставаться той, кто поднялся с того операционного стола. Она говорила загадками, позже мутно разъясняя их. Она действительно что-то искала. Ее дедуктивные способности так и разрывали ее на части, заставляя уделять внимание малейшим деталям, обращать внимание лишь на то, что происходит вокруг.
Вскоре Гадюка открыла дверь и увидела комнату, напоминающую помещение для отдыха. Альвиус остановился за спиной Офелии примерно в двух шагах, поглядывая из-за ее плеча на то, что располагалось внутри. И его совершенно не интересовало то, что содержимое этой комнаты уже кардинально отличается от того, что было в предыдущей. Это место до ужаса наскучило Альвиусу. И тут он вспомнил, почему отправил людей Гидры обратно в штаб, оставляя себя без возможности быстро покинуть это место.
- Это замкнутое помещение, используемое людьми, которые преследуют великие цели. По крайней мере, они так думают. Эта база секретна и даже имеет стратегическое значение. Офелия, как ты думаешь, почему ты жива? - проговорил Альвиус, словно желая вновь заставить эту женщину взглянуть на него, выдержав короткую паузу он продолжил. - Нет, дело не в том, что я сделал. Дело в том, что сделали люди, которые теперь принадлежат тебе. До того как я ступил на эту базу вместе с отрядом Гидры тут работала развед-группа, в числе которых были профессиональные саперы. Это место упичкано взрывчаткой, которая должна была взорваться несколько часов назад. Если ты ищешь именно то, что я думаю, а я думаю, что твои люди тут уже нашли все, что нужно, то это именно то, что позволит навсегда забыть тебе обо всем, что произошло здесь до этого момента. - Альвиус повернул голову в сторону, словно выискивая в конце коридора кого-то или что-то. - Я надеюсь, твое кольцо при тебе? Потому что мы не успеем покинуть эпицентр взрыва без возможности мгновенно перемещаться в пространстве. И что-то мне подсказывает, что ты все же используешь эту возможность...
Альвиус снова взглянул на Офелию. В его глазах читалось все то же спокойствие, но был едва уловимый огонек искры, которая готова была стать явью, что бы отправить это место в семнадцатый век.
- Это северо-западное ответвление блока "C". Там спрятано перекрестие сети установленной взрывчатки.
ГИДРА знает, что она мертва. ГИДРА знает, что она здесь вместе с Ульем. Гадюка натягивает кардиган и думает о втором пришествии. Она может сыграть на «божественности» собственных претензий на власть. Они пришли за ней, они видели ее, но она возвращается. Она возвращается к Альвиусу.
Он говорит - Это северо-западное ответвление блока "C". Там спрятано перекрестие сети установленной взрывчатки. - И Мадам поднимает на него взгляд, в котором проскальзывает что-то, отдаленно похожее на благодарность, это было сродни алчности и мести, незримо переплетенные вместе.
Все можно закончить, разойтись, так и не получив ответы, прокружиться вокруг, обойти арену, но не напасть. Конкретные вопросы, обращенные точно по адресу , возможно, разрешили бы диллему, раставили по местам в ее голове шахматные фигуры, но она знает, никто не задаст вопросы, никто на них не ответит и ей придется самой додумывать правила игры.
- Я хочу оставить от этого места руины. – Четко произносит она. Сейчас только ее желание, незамутненное доводами рассудка. Бессмысленный и драматичный жест, но реакция на него даст ей окончательный ответ о границах ее упрямства, которое он готов терпеть. Игры в поддавки на тонком уровне, торги на основе недомолвок, почти искусство обозначения социальных ролей, на которые она согласна. Она готова просить, спрашивать разрешения, и делать, ( о, гордость! ) делать то, что захочет он, но ее личность, ее желания, ее капризы и слабости, привычки и суждения она хочет оставить себе. – Но сначала. Этот … подарок. – Она чувствует что-то сродни смятению, на мгновение отводит взгляд, подбирая слово. Упрямо не называет вещи своими именами, но вздергивает подбородок, придавая себе храбрости. – Эта армия. Куда вы хотите, чтобы я ее повела? – Она знала еще до того, как разомкнула губы, этот вопрос бессмысленен, она уже сдалась с потрохами. Он уже незримо держал ее за шею. Она уже стоит, протягивая ему ладонь с кольцом открытым жестом, словно приглашая на танец. Она совершала предательства, ей просто хотелось знать, сколько еще ей придется их совершить.
Она – инструмент, чтобы не пачкать руки и разум, понятно, зачем она нужна ему. У нее нет привязанностей и симпатий, нет личной выгоды кроме роскоши, нет слабых мест кроме боли и жизни. Она всего лишь красотка с черным сердцем. Она – одна из голов и она же дитя этого чудовища. Не сумасшедшая фанатичка, но верная ГИДРЕ, словно семье.
Но вот зачем ему ГИДРА. Ему было все равно до сегодняшнего дня: вот что она знала. Зачем ей нужно ломать систему, которая работала. Зачем делать ее слабей и зависимей. Централизация – это всегда плюсы и минусы. Сосредоточить в ее руках власть и обезглавить – это была бы грубая, долгая, не слишком эффективная, но, безусловно травмирующая стратегия. При мысли об этом Мадам чувствует, ее словно покрывает масляная пленка ядовитая и тянущая на дно. И даже если таков будет замысел, она согласится, должна согласиться, чтобы у ее родной империи-мутанта, спрута индустриального общества, злой сказки для хороших деток было будущее. В конце концов, кем бы Гадюка ни была, что бы ни делала, ее целью была ГИДРА. Ей некуда бежать, но она может начать получать удовольствие.
Она вернется, чтобы заставить Ориона и Конт. Она станет ядром. Она откроет заново дома, как Кракен будет выращивать членов ГИДРЫ почти с младенчества. Она объединит войска под единое командование, но как Америка, создаст независимую организацию внутри, которая будет следить за полноправностью действий. Она вспомнит короткий миг правления, построит теневое государство, создаст целую структуру, которая будет следить за эффективным использованием ресурсов предприятий, принадлежащих ГИДРЕ. Она найдет Космический Куб. Она вернет Золу. Привлечет людей. Она сделает так, чтобы каждый был на своем месте. Супергерои жертвовали своими жизнями защищая от того, с чем не справится обычная армия ГИДРЫ. Ученые занимались наукой. Север был богаче Юга. Население планеты не увеличивалось в геометрической прогрессии. Страны не пытались использовать ядерное оружие. Черный рынок жил. Чтобы Нижний и Верхний город был. Чтобы все это было. Гармония хаоса. Тонкая натянутая струна баланса. Жизнь, как она есть.
Чтобы жизнь случалась.
Bernadette
You are my liberty
I celebrate the day
That you changed my history of
Life and death
Will always lead you into love and regret
But you have answers
And I have the key for the door to Bernadette
Отредактировано Ophelia Sarkissian (30-04-2017 19:51)
Альвиус пришел к тому моменту, когда он, наконец-то, рассказал Гадюке то, что по ее мнению можно было прокомментировать "что же ты сразу это не рассказал". Женщина заметно оживилась. В ее глазах, как ни странно, озарился блеск, придавший ее глазам еще большего очарования. Один фрагмент пазла, что открыл ей мужчина, разом пролил свет на всю мозаику. Теперь она понимала происходящее куда больше, хоть и до сих пор не окончательно. Это изменение в лице Гадюки не могло не порадовать Улья. Он уже и не надеялся увидеть что-то положительное в ее эмоциональном проявлении.
"Я хочу оставить от этого места руины." - фраза которая вызвала у Альвиуса легкую ухмылку. Полу-улыбка, не то из гордости, не то из очарование столь экспрессивной амбициозностью к месту, которое уже по сути не имеет ни для кого значение. Да, с одной стороны, взрывчатка была заложена далеко не агентами Гидры, но с другой, она не была использована по назначению, она не уничтожила ничего, что ей предназначалось испарить в небытие. Гадюка цела. Все оставшиеся зацепки в виде документов или иных занимательных объектов были уже увезены отрядом Гидры. Это место уже не значило ничего, и возможность самолично поднять его на воздух, обратив в пламя и пепел, для Гадюки выглядело весьма заманчивой. Альвиус же заметил откровенную любовь к взрывам. И эта любовь была прекрасной по своему. Взгляд Офелии так и кричал "Хочу, хочу, хочу взорвать тут абсолютно все!"
Альвиус планировал сказать Гадюке нужные координаты, куда они должны были переместиться. Это должен был быть особняк за городом Нью-Йорком, подаренный Альвиусу Морганой. Естественно, из средств толстосуммов Гидры. Но ее внезапное оживление натолкнуло его на мысль перед возвращением в Америку посетить тот высокий холм. Это было бы прекрасным местом на безопасном расстоянии для лицезрения взрыва. Альвиус догадывался, что Офелия не простит ему, если он не позволит ей стать свидетелем этого взрыва.
На вопрос о способе телепортации, Офелия лишь молча протянула свою ладонь, демонстрируя черное кольцо на большом пальце. Альвиус так же молча опустил на него взгляд, за тем осторожно подхватил ее ладонь своей рукой, немного приподнимая ее. Сам же он невольно склонился, рассматривая серебристый узор кольца. Подушечка его большого пальца аккуратно прошлась по абстрактным хитросплетениям, будто сканируя. За тем он поднял взгляд вновь на Офелию и в его нынешнем положении теперь он смотрел на нее слегка исподлобья.
- Ты говоришь, что хочешь оставить от этого места руины. - проговорил он, плавно выпрямляясь, но не теряя зрительного контакта с ее взглядом, при этом он словно пропустил мимо ушей ее вопрос. - Но ведь ты не собираешься оставить меня среди руин?
Его рука до сих пор держит ее ладонь, но постепенно его пальцы сжимаются сильнее. Не на столько что бы нанести вред фалангам Офелии или хотя бы причинить боль, но до такой степени, что Гадюка бы даже при желании не смогла бы освободить свою руку. Внезапно он начинает двигаться на нее, заставляя ее пятиться. Таким образом ее спина соприкасается с холодной стеной. Он останавливается сам лишь когда его сапоги чуть ли не наступают на носки ее поломанных туфель. Тем не менее, его лицо продолжает приближаться, и вот он уже аккуратно прислоняется своим лбом к ее лбу, прижимая тем самым ее затылок к стене. Легкое скользящее движение и вот его губы уже у раковины ее уха. Его голос становится еще тише, но весьма строже.
- Ты ведь не думала, что я не знаю, что твое кольцо предназначено лишь для перемещения в пространстве только одного человека? - он отпускает ее руку и пальцы нежно касаются ее груди, а за тем тут же медленно плывут ниже по ее торсу, замедляясь у живота. - И ты не сделала мне этого замечания. Офелия, я не думаю, что ты осознаешь это, но... теперь мы с тобой одно целое.
Последние слова с некоторым промедлением начали подтверждаться тем, что Альвиус готов был продемонстрировать Офелии. Находясь так близко, он ощущал как его микроорганизмы крепко заселились по всему ее телу. Они становились частью ее, ее природой и жизненно важным элементом ее физиологии. Тем не менее, это до сих пор была частица Альвиуса. Управляемая частица. Паразиты по его велению тут же замерли, прекратили копошиться внутри, сливаться с клеточками плоти Гадюки. Это не причинило ей вреда, она была уже жива и вполне восстановлена, но то что произошло в следующую секунду могло заставить ее как минимум скорчиться. Микроорганизмы начали вибрировать внутри с такой частотой, что по всем нервам Офелии стала отдавать жуткая боль, сравнимая с сильнейшим зудом всего тела. Альвиус знал, что делал. Эта боль не должна была причинить ей вреда. Впервые за все время здесь он продемонстрировал ей тот "кнут", который должен был стать самым убедительным методом в воздействии на преданность Мадам Гидры. На фоне этого воздействия меркли все "пряники", которые были приняты не с должной благодарностью и честью. Именно этот момент должен был показать, что у Офелии нет права злить ее воскресителя.
- Чувствуешь, как я нахожусь внутри тебя? - пальцы снова начали плавно подниматься до тех пор пока осторожно не обхватили подбородок Офелии. Улей заставляет ее лицо держаться прямо перед ним в пару сантиметрах. - Будет наивно полагать, что если захочешь навредить мне то в первую очередь ты не навредишь себе.
Альвиус отпускает Офелию и вместе с тем его паразиты прекращают свою дикую вибрацию и снова возвращаются к гармоничной работе. Альвиус же еще какое-то время стоит вплотную к женщине, при первой нужде подхватывая ее если она вдруг нечаянно решит упасть после такой "профилактики". Тем не менее, Альвиус не испытывает ни капли зазрения совести или даже жалости к Офелии. Он уверен, что если не сейчас, то, возможно, позже она осознает, что его отношение к ней делает ее лишь сильнее...
***
Спустя некоторое время Альвиус и Офелия оказываются на том самом высоком пригорке, что приглянулся Улью в тот момент, когда он летел с отрядом на самолете. Таймер был заведен. Оба терпеливо ждали, когда начнется шоу. Вскоре раздается взрыв. Череда взрывов. База буквально вздымает на воздух. Альвиус осторожно обхватывает ладонь Офелии, продолжая спокойно смотреть на инферно и ожидать, когда она спросит его, каковы следующие координаты.
«Будет лучше для всех, если вы будете думать именно так» - хотела бы она сказать, но вместо этого беззвучно стонет от боли, не размыкая губ, глядя на него широко раскрытыми глазами, скованная ощущением, будто он прямо сейчас танцует на ее птичьих костях, красивый и злой, как и полагает ему быть.
Один.
Ей перемалывают кости, вырывают мышцы. Тысячи мушек забрались к ней под кожу, сделали ее домом, копошатся внутри как дикие падальщики над трупом. Суеверная Африка расползается безумием, болезнью, смертью по ее венам. Она снова не может дышать. Черные тельца и прозрачные крылышки заслоняют ей взор. Поедают ее, они сразу всюду. Их жужжание она слышит в своих костях.
Два.
«Чувствуешь, как я нахожусь внутри тебя?» Она чувствует мелкую дрожь, разрывающую ее на кусочки боль, она чувствует атомную бомбу, разорвавшуюся в Хиросиме в 45-м, столкновение протонов в большом адронном коллайдере, начало полураспада.
Три.
Она чувствует себя усталой. Она чувствует слезы, она чувствует тепло его тела. Она чувствует, как бешено бьется сердце. И внезапно понимает, что не чувствует боли. Он отпускает ее.
Она стоит, замерев, еще два счета. Дышит, поднимая взгляд. Она была уверена, что готова будет готова ко всему. Удивление, болезненное и радостное, вырывается из нее смешком, переходящим в смех. Она принадлежит ему, как тень принадлежит обладателю, как стены – городу, как листва – дереву, но ему это нравится. Он не причинил ей вреда, хотя мог. Он дает ей цель и власть, как сладость ребенку.
- Это будет интересно. – Горько-сладкая радость разливается по ее венам, расцветает на ее губах улыбкой, блестит в подсыхающих на щеках слезах, плавится ядом на языке. Она стоит, опираясь спиной о стену. Она чувствует
Disintegration.
что мерзнет. Безразличный ко всему край Земли замирает вместе с ними, ожидая. Мадам смотрит на снег вокруг и на базу, будто сейчас Рождество, а это ее коробка с подарками. Она замерла вместе с ветром и снегом. Она не дышит. Она считает до трех.
В этой тишине здание вздыхает, словно бы неожиданно для самого себя, и поддается. Просаживается почти резко, замирает в тишине на мгновение и сотрясается от чувствительной вибрации внутри. С тяжёлых степеней главного хода, легко и ласково скатывается лепнина, некогда украшающая ворота. Долгая зима чуть ощутимо дрожит, опираясь на скалу за ней в поиске поддержки, но та дрожит вместе с ней, срываясь вниз мелкими камнями, наваливается в ответ, придавливая собой, Пока огонь несётся по артериям коридоров, поднимаясь с нижних этажей, чтобы пламенным криком выбить двери из петель.
Мадам чувствует осторожное прикосновение к ладони и вцепляется дрожащими пальцами в ответ, пока перед ней разгорается красный рассвет. Пламя рвется вверх, бессмысленно умирая в ледяных обьятиях неба, оставляя причудливые отблески на снегу. Гадюка размыкает губы, будто пытаясь уловить на языке вкус пепла и железа.
Зима царапала дрожащими, как пальцы, стенами воздух, цеплялась обломками за мокрый снег, вскидывала вверх тёмным облаком пыль и опускалась сама, плавно и легко. Зима стонала перезвоном металла и стёкла, перемалывала саму себя в перерыве между хрипами камня, сбрасывала с себя тяжелые осколки. Она незримо, но чувствительно двигалась навстречу земле, пока там, в глубине подземных этажей не рождался новый взрыв, подбрасывающий её вверх, пока огонь не растекался по венам, пока не находил пути на свободу, не оставляя сил удерживать свой вес, заставляя, изнеможденную, рухнуть, оставляя после себя обожжённые руины и грязный снег.
Гадюка, как очарованный скиталец, в ледяной тишине штиля любовалась этим. Почти выпустив чужую ладонь, она смотрела, как пыль поднимается над снегом, она слушала, как захлебывается ей база, сраженная человеческим оружием прямо в сердце, как она падает.
Испустив последний усталый вздох, база замерла безобразными обломками, разбросав свои внутренности, открыв их миру. Все вокруг неё было серым от каменной крошки. В голове Мадам было тихо и пусто, словно гулкие как барабаны звуки падения и взрывов выбили каждую лишнюю мысль из ее головы.
Солнце лениво пробивалось через серые небеса. Почти нежно мороз нежно выцеловывал холодные пальцы в перчатках. Гора, обнажив слои, нежно нашептывала историю этого мира, мира до людей. На сколько хватало взгляда, простиралась безжизненная холодная снежная пустыня.
- Я замерзла. Она мягко сжала его ладонь, привлекая внимание.
Она наконец-то была спокойна.
Она улыбалась.
(Немного нервно - Габриэль)
Monarchy feat. Dita Von Teese – Desintegration
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Игровой архив » [16. 06.15] All the rowboats in the oil paintings