Очередной досрочный вылет в чарующую неизвестность.
Очередная маленькая авантюра.
Очередной невероятный сюрприз.
Очередное незабываемое приключение.

Всякое семейство хранило традиции, которым следовало неукоснительно из года в год. Имелись как общепринятые, разделяемые всеми порядочными американцами, вроде еженедельных походов на службу и ежегодных поеданий за обе щеки индейки на день благодарения, так и личные, обладающие, что называется, законной силой в рамках отдельной ячейки общества. К примеру, одни любили выбираться на природу за город, другие готовили нечто особенно вкусное, третьи собирались в тесном кругу и убивали время за настольными играми, книгами или телевизионными передачами. А что же Саммерсы? О, эти ребята — явно не от мира сего — почти что каждый отпуск заправляли полный бак бензина и на всех порах летели на самолёте туда, куда ехидно глядели глаза отца семейства. Кристофер, как и всякий другой большой оригинал, обожал устраивать своим родным незабываемые путешествия, забираясь настолько далеко от родной Аляски, насколько возможно. Новый полёт — новый маршрут. Масса дивных впечатлений, куча сувениров, потрясающие фотографии и захватывающие истории — со всем этим возвращались Саммерсы в Анкоридж, становясь в своём маленьком городе настоящими звёздами. Эти спонтанные приключения довольно быстро сделались святой традицией. Одной из тех, что крепко-накрепко могут сплотить воедино семью. 
Путешествия Скотт любил больше, чем кто-либо. С ранних лет старший сын, как наследник отцовского дела, интересовался лётным ремеслом. Хроническая тяга к теме авиации проявлялась во всём: в коллекционировании моделек, в предпочтениях в литературе и кинематографе, даже в любви к точным наукам. А могло ли быть иначе? Вряд ли. Скотт просто грезил небом. Явственно ощущал собственную уязвимость на земле. И как будто бы перерождался снова в воздухе. Далёком от шумного бренного мира. Свободным от пустой людской суеты. Ничто не роднило отца и сына сильнее, чем страстная тяга к птичьей стезе. Удивительно ли, что одним прекрасным днём Скотт мечтал обрести собственные крылья? Чтоб вспорхнуть высоко ввысь: в дивный новый мир. И лететь навстречу синим-синим небесам. Не обещая вернуться обратно. И не оглядываясь назад.   

Вот и снова мчалась команда средь белоснежных облаков. Всегда и всюду вместе: отец, мама, а также Скотт и Алекс, делившие во время путешествий единогласно  одну святую мудрость на двоих: «Худой мир лучше доброй ссоры». Увы и ах, однако эти двое, хоть и являлись братьями, ладили друг с другом, как кошка с собакой. Разница в возрасте тут играла роль меньшую, чем принципиальное различие в характерах. Один из них рос задиристым, вспыльчивым и непоседливым ребёнком, в то время как другой отличался податливостью, прилежностью и спокойствием. Разве могли жить в мире лёд и пламень? Скотт давно перестал в это верить, хоть и пытался в своё время искренне сделать всё от него зависящее: старался наладить контакт, пробудить зачатки совести, взыграть на якобы существующих братских чувствах. Без толку. До спрятавшегося ото всех за возведённою стеною Алекса не докричишься и не доберешься. И Скотт перестал пытаться, уповая на то, что тот однажды повзрослеет и до всего дойдёт своим умом. Драки и ссоры давным-давно уже сидели в печёнках — от них хотелось выть и лезть на стенку. Как хорошо, что особое положение мамы немного урезонило Алекса, побудив того сесть за стол переговоров и подписать пакт о ненападении. Хотя бы до появления малыша. Путешествие же стало настоящим подарком, ведь только близ поднебесной черты Скотт обретал долгожданные мир и покой. И пусть обычно семейство коротало досуг за распевом прилипчивых песенок, душевными разговорами и весёлыми играми, но на сей раз Саммерс старший предпочёл болтовне сладкий сон.
Головные боли мучили юношу вот уже несколько месяцев, а врачи, проведя множество исследований, так и не обнаружили причину. Выписываемые ими лекарства помогали слабо или не помогали вовсе — мальчик плохо спал, мало ел и ощущал постоянную усталость. Некоторые говорили, что Саммерс растёт и это только издержки переходного возраста. Почему-то Скотт думал, что это чистая правда. Может, поэтому облегчение пришло именно на борту самолёта и в кругу семьи? Ведь здесь мальчик как будто бы снова становился ребёнком, еще не переступившим заветную возрастную черту, не конфликтующим с братом. Беззаботным. Весёлым. В чём-то безответственным. И по-настоящему счастливым.
«Однажды и я полечу...»

Недолго длилось забвение в мире снов. От резкого поворота Скотт буквально вылетел из сна, обнаружив растерянную маму, напуганного Алекса и трясущийся, как на ветру осина, самолёт.
«Всего лишь зона турбулентности»
Словно древнюю мантру, отец повторял это всякий раз, когда небесное судно то и дело подкидывало из стороны в сторону. Раньше мальчик думал: таким обратом родитель пытался успокоить семью, однако с годами пришел к выводу, что Кристофер говорил это самому себе. Как бы то ни было, Скотт нисколько не сомневался: отцовского мастерства всегда хватит для того, чтоб вывести семью из любой воздушной передряги. И всё же, заглядывая в таинственную темноту за бортом, мальчик чувствовал, как пугающее предчувствие закрадывалось в душу.
Будто грянула буря. Обещавшая смести под собой всё.