[NIC]David Haller[/NIC] [STA]горе от ума[/STA] [AVA]http://sh.uploads.ru/r5qWB.gif[/AVA] [SGN]
I am Legion, for we are many.[/SGN]
Это был чудесный солнечный день. Дэвиду хотелось называть его средой или пятницей, ведь именно в эти дни недели он и его девушка, теперь правда уже бывшая, любили посидеть по вечерам в одной из местных кафешек неподалеку. Тихая и приятная музыка, уютный домашний интерьер, скромное, но достойное меню, вежливый и ставший со временем знакомым дружелюбный персонал. И обязательно – вишнёвый чизкейк, любовь к которому объединяла молодых людей так же, как и их чувства друг к другу.
Это была их обязательная стабильность. Джен знала о том, что Дэвид нуждается в ней исходя из психического состояния, и поддерживала мужчину в том самом малом, что ей было под силу дать ему. В ответ получая все тепло и всю любовь, на которую Хэллер только был способен. Они по-настоящему любили, наслаждались совместно созданным мирком, делили быт без лишних ссор, взаимно заботясь о благополучии своего партнера. Друзья и знакомые звали их идеальной парой, то и дело подшучивая в ожидании объявления о скорой помолвке. И Дэвид был бы рад такому повороту в своей жизни, после долгих раздумий он даже успел купить обручальное кольцо и припрятать его у себя на полке, в коробке из-под часов, подаренных возлюбленной на годовщину отношений. Но, спустя неделю выискивания наиболее подходящего момента для предложения, что-то пошло не так. Ему стало хуже.
Детская травма преследовала Дэвида всю жизнь, не оставляя мужчину наедине с самим собой без медицинской помощи. Однако, недуг в конце концов оказался сильнее лекарств. Препараты для постоянного употребления, прописанные ему врачом, больше не могли исправить его надрывное состояние. Все вокруг перестало доставлять чувство комфорта и безопасности. Спасительные импровизированные свидания стали вызывать ужасное раздражение, а будто бы выборочная потеря памяти не позволяла и дальше вести то существование, к которому Хэллер привык. Внутренний мир вновь оказался отчаянно шаток. Стремительно раскачивалась и сама реальность. Старая рана расползлась, швы лопнули, а вместе с ними лопнула и надежда на светлое и посредственное будущее.
Нападение террористов. Убийство отца на глазах маленького мальчишки. Стремительная и загадочная смерть всех, кто участвовал в захвате участников дипломатической миссии. Колоссальный стресс, переросший в психические расстройства. Не в одно, а в целый ряд. С этим букетом Джен приняла его и этим же букетом он распрощался с ней, превратив их почти что семейное гнездышко в груду хлама. И никто не поверил в то, что Дэвид не хотел этого и искренне сожалел о случившемся. И что он ни пальцем не прикоснулся ко всему тому, что сумел испортить.
- Какой сегодня день?
- Вторник.
- Хороший день.
Это была не среда и далеко еще не пятница. А если бы и была, то не та среда, к которой он хотел бы вернуться. Но день и правда казался отличным, несмотря на все многочисленные меры, применимые, чтобы выпустить горе-шизика из изолятора. Каждый раз, оставляя Дэвида наедине с собой, доктора неосознанно давали ему возможность попытаться научиться самостоятельно унимать тот бунт в голове, что устроила поселившаяся там шайка сомнительных личностей. Да-да, шайка или банда, называйте, как вам угодно. Для Дэвида они были намного реальнее, чем сама реальность. Он говорил с ними, иногда видел, часто спорил, доводя до мурашек всех тех, кто становился случайными свидетелями подобного общения.
Одиночка быстро охлаждала весь пыл и ту строптивость, с которой каждая из них пыталась овладеть его сознанием для взаимодействия с окружающим миром. Оттеснить самого Дэвида, заточить где-нибудь в углу подсознания и занять его место. Стать главным среди всех сознаний, присутствующих в мужчине. Обрести таким образом жизнь. Украсть ее.
Эта внутренняя борьба ощущается настолько реально, что Хэллеру кажется, что он сходит с ума. Что все вокруг может и не быть действующей реальностью, что больницы не существует, как и всех тех, кто находится в ней. Что это просто плод его воспаленной фантазии, болезни. Хэллеру невдомек, что он не просто нуждающийся в помощи больной с тяжелой и необычной судьбой. Он – мутант уровня омега.
На дне стаканчика пять таблеток. С тремя Дэвид хорошо знаком, а вот две новые товарки вызывают в нем сомнения. После изолятора никогда еще не назначалось больше трех. Ошибка? Он поднимает голову и окидывает взглядом медицинскую сестру, ожидая увидеть в ней новое лицо, но это все та же Маргарет. Может чуть свежее, хорошенько выспавшаяся после выходного дня. Светлые волосы убраны в шишку, кончики маленьких черных стрелок на глазах игриво вздернуты, а помада на губах лежит до идеального ровно. Никакой неуверенности в том, что это она. Как и у нее не возникает удивления выражение помятое лицо Хэллера. Она знает, что за этим последует и у женщины заранее подготовлен ответ, удовлетворяющий его требования.
Весь медицинский персонал осведомлен, насколько благоприятно постоянство и стабильность влияют на такого особенного пациента. Впрочем, как и на других, ведь недаром в подобных заведениях существует четкий до скрежета зубов распорядок. Различие состоит только в силе восприятия. А у Дэвида она необычайно высока.
- Их пять, – он слегка потряс стаканчик.
- Всё верно. Поступило разрешение на два препарата, проходящих клинические испытания. Начало курса назначено с сегодняшнего дня, - отчеканила сестра и одарила его служебной улыбкой.
- Вторника? – на всякий случай поинтересовался мужчина.
- Вторника, Дэвид, - Маргарет оглянулась на часы. - Не задерживайся, в рекреации тебя уже заждались.
Деваться некуда. Дэвид запрокинул голову, оставляя стаканчик пустым и вернул его медсестре, следом демонстрируя язык. Доктор Моррис предупреждал о новых лекарствах, но Хэллер и не думал, что разрешение смогут дать настолько скоро. Это была их уже не первая попытка воспользоваться инновациями в медицине, полгода назад ему выписывали что-то подобное, но результаты оказались нулевыми. Так что тешить себя надеждами на скорое излечение он не собирался.
Сунув руки по карманам штанов, Дэвид направился в рекреацию. Ждать его могла лишь Ленни, наркоманка, с которой у них сложились более-менее приятельские взаимоотношения. Она и была тем единственным человеком, который подскочил к Хэллеру, стоило ему было войти.
- Смотри-ка, кто к нам пожаловал! Давненько не было в наших краях, все гастролируешь по изоляторам? – она смеется. Ее зубы ровные, но пожелтевшие, приветствуют его, и он отвечает ей усталой улыбкой.
- Да, сложно быть знаменитым, знаете ли…
- Погоди-погоди, - Ленни шлепает его ладонью по груди легонько. - Пойду закинусь, а потом расскажешь мне, в каких шоу ты успел поучаствовать и у кого из телеведущих сиськи настоящие. Забились?
- Забились, - приметив одно из окошек, возле которого никого не оказывается, Хэллер ступает к нему и опускается локтями на подоконник, рассматривая пейзаж за стеклом, в ожидании возвращения подруги.
Зеленый, ровно подстриженный газон. Вблизи должно быть еще зеленее, а как пахнет... Хотелось бы ему оказаться сейчас по ту сторону, ощутить прохладный ветерок, насладиться щебетанием птиц. Одному, пока еще действуют все те лекарства, что ему вкололи с самого утра, когда выпускали из одиночки. Пока в голове царит редкая и приятная тишина, а перед глазами отсутствуют картинки, которые вырисовывает воспаленная фантазия больного сознания. Дэвиду, как никому другому, была знакома ценность тишины.
Как бы ему хотелось, чтобы все вокруг, в том числе и внутри, навсегда оставили его в покое.
- Чарльз Ксавьер. Мы теперь соседи.
Он не слышал, как к нему подкатила инвалидная коляска, пока Чарльз не подал голос. А когда подал, то нервозно-резко повернул голову в сторону Ксавьера, тут же утрачивая все мысли о воле за окном. Дэвид выпрямился и дружелюбно протянутая рука тут же нашла взаимность в руке Хэллера. Видок у мужчины перед ним был не из лучших, в нем читалась удрученность, но сам Дэвид выглядел раза в два хуже. О чем догадался самостоятельно, на секунды ранее успев словить свое полупрозрачное отражение в стекле.
- Дэвид. Дэвид Хэллер. Не думал, что ко мне хоть кого-нибудь подселят.
Прозвучало нехорошо. Но об этом он почему-то не задумался. Ни перед тем, как произнести это, ни после. Мужчина не воспринимал себя, как кого-то опасного и не считал, что может причинить какой-либо вред, чего нельзя было сказать об остальных. Конечно, заранее неизвестно, чего можно ожидать от человека, страдающего крайней степенью шизофрении. Но еще не было случая, чтобы кто-то мог пострадать. Смертельно, по крайней мере.
- Не видел тебя здесь раньше. Увидев бы, сразу запомнил. Сколько уже здесь? Какой диагноз?
Отредактировано Aldrif Odinsdottir (04-06-2017 09:44)