Ужин в ресторане казался очень вкусным, во всяком случае, запахи витали очень аппетитные и приятно щекотали нос, но вот попробовать его Марии было не суждено. Один из тех редких вечеров, который она собиралась провести, забыв о работе (или, во всяком случае, не разговаривая о ней девяносто процентов времени), был безнадежно испорчен одним звонком, и чёрт бы побрал её не отключенный мобильный.
Хилл оставалось только порадоваться, что о пропаже доложили ей, а не кому-то другому, но вот партнёр по ужину, милый психолог, с которым её связывали когда-то деловые, а теперь нет, отношения, обрадовался гораздо меньше, потому что вернуться Мария не обещала. Её мысли враз переключились с милых бесед о погоде (чёрт, она же обещала не говорить о работе, правда? О чём ещё говорить?..) на факт хищения технологии, тщательно изученной и разработанной Щ.И.Т.ом, и похищенной, собственно, никем иным как её директором.
Оставалось загадкой то, зачем совершенно сырую разработку изъяли из оборота, причём изъяли так, что продолжить учёные организации не смогут никак. Дело в том, что основывалась она на некой специфической материи, найденной вне нашей прекрасной зелёной планеты, материя обладала исключительными свойствами, и, судя по отчётам, была пластичной и способной как поглощать, так и генерировать энергию, учёным почти удалось изучить её настолько, чтобы синтезировать. Во времена, фактически предшествующие войне, во времена, когда старые источники энергии и ресурсы планеты истощаются практически в ноль, подобные открытия ну никак нельзя запирать в тёмном сейфе начальства, а Хилл не сомневалась, что это был именно Старк. Он уже интересовался проектом "Нимбус" прежде, на одной из планёрок, когда обсуждали планы исследований на ближайший месяц, и Хилл мысленно успела проклясть себя за то, что именно она его на эту планёрку притащила. И вот теперь, изобретение, которое было способно вывести Щ.И.Т. далеко вперёд, кануло в лету.
Хилл разозлилась настолько, что всяческая способность мило беседовать и улыбаться отпала, попрощавшись и извинившись, она вызвала такси и направилась туда, где можно было практически всегда найти Старка, встретить его в мастерской было гораздо легче, чем, например, дозвониться по телефону. По дороге женщина буквально кипела от недовольства, она не понимала, почему так происходит, почему некоторые люди просто позволяют себе абсолютно все? Ей приходилось так много работать, и организации в целом, столько ресурсов было потрачено на разработки, а кто-то позволял себе просто стереть их, легко, чертовски легко, словно песок смахнуть со стола. Мария отчаянно завидовала этой лёгкости, ей всё давалось тяжелее, она была слишком ответственной, слишком считалась с правилами, и из-за этого так часто ощущала себя крепко связанной по рукам и по ногам.
Расплатившись, Хилл вышла из такси и невольно окинула взглядом башню Старка, всё так же высока, лощёна и сверкает, и ведь это только обозримая её часть. Марии уже доводилось бывать в мастерской гениального механика, и ощущение было такое, словно она попала в одну из самых важных мастерских Щ.И.Т.а, там было столько всего, столько оружия. И снова женщина задавала себе вопрос, зачем человеку, владеющему всем этим, отбирать какой-то жалкий, недоработанный проект? Почему ему можно всё, даже, чёрт возьми, разрушить её ужин?
Благо же, у неё были некоторые пропуски, и стучаться часами в мастерскую не пришлось. Хилл спустилась по лестнице, вдруг ощущая себя неловко оттого, что пришла сюда не как обычно, в форме, а в платье и будто бы неформально. Впрочем, цель её таковой не была.
Она обошла несколько столов, на которых были разбросаны детали, Старк что-то паял, и, кажется, не замечал её присутствия. Подождав, пока жужжание стихнет, Хилл требовательно постучала костяшками пальцев по одному из лежащих на столе недоработанных шлемов.
- Вам пора отвлечься от работы, мистер Старк. Есть разговор.

- Смягчило? Вы, стало быть, полагаете, его пора смягчать? Не дождётесь, - комплимент был сомнительным, и Хилл восприняла его, скорей, как насмешку. Лицо Марии украсила кривоватая улыбка, женщина сделала несколько шагов вперёд, навстречу человеку, который столь неуместно занимал слишком много места в её жизни.

Занимал совершенно бессовестно, и позволял себе в её присутствии, осознавая, что она пришла не просто так, выкладывать ноги на верстак и недвусмысленно слать её лесом. Мария никак не могла не оценить как этот пассаж, про закрыть дверь с той стороны, так и то, что он сразу же сознался в том, что технология была изъята из лаборатории именно им. Какой идиот, чёрт возьми, какой кретин, его же за это можно и прижать, при желании.

- Проект "Нимбус", мистер Старк. Вы прекрасно знаете, о чём я, но на всякий случай продублирую: случаи бытовой амнезии у вас слишком часто случаются. Изъятая в космосе материя, которую изучали в лаборатории номер триста сорок два а, и почти закончили цикл изучения: сегодня ближе к вечеру, а, если точнее, два с половиной часа назад, была извлечена из базы Щ.И.Т.а без всяких на то объяснений. Группа техников осталась без работы, если всё останется, как есть, проект надо будет просто напросто прикрыть без объяснений, отправив все приложенные усилия куда-то в область сливного бачка. С какой стати вы, сэр, обладатель не менее технологичных источников энергии, позволяете себе лишать Щ.И.Т. такой перспективной разработки? У вас есть какое-то объяснение происходящему? Потому что то, что приходит мне первым делом в голову, совершенно не нравится. Я вас внимательно слушаю, Энтони.

"Располагаться" вопреки предложению Хилл не стала, она была слишком на взводе для того, чтобы рассаживаться где-то по креслам, тем более в этой не слишком-то убранной мастерской, она заметила здесь пару неудобных табуреток с жесткими сиденьями, но самое удобное, глубокое и мягкое сиденье было занято, конечно же, мистером Старком, и он не собирался облегчать гостье пребывание здесь ну совершенно никак. Ах да, точно, он же хотел, чтобы гостья убралась.

- Нет, не выйду, сэр. Вам не удастся так легко от меня избавиться, пока вы всё не объясните, - Хилл приблизилась к директору на расстояние метра, скрестив руки за спиной.

Она уже не нервничала, и не чувствовала себя дискомфортно, внутри вдруг появилась некая уверенность в себе, словно она по наитию нащупала направление, в котором нужно вести переговоры, с ней случалось это последнее время - срабатывала интуиция, словно она ощущала слабые места и понимала, куда именно ударить, чтобы попасть в нужное место, залезть под шкуру. Эта особенная интуиция черпала силы у злости, внутреннего ощущения несправедливости, бороться с которым было бы кощунством, нет, Хилл предпочитала бороться с несправедливостью в корне. Мария уже догадывалась, что Старк банально превысил полномочия, воспользовался положением, и не отдаст ни крупицы из того, что украл, принципиально ли, или же из других соображений, она не знала, но всё это злило и вызывало желание отплатить звонкой монетой, ударить по больному, хоть как-то дать понять, что так делать неправильно, и нарастало ощущение что именно она вправе это делать, что она должна это сделать. Может, в следующий раз он задумается. А, быть может, и вовсе изменит решение относительно "Нимбуса", Мария не теряла ничего.

- Вы же гениальный учёный, мистер Старк, зачем вам этот жалкий проект? У нас на него были большие планы, но едва ли он способен дать нам больше, или хотя бы столько, сколько Вам дают Ваши наработки, зачем вам "Нимбус", почему Вы опустились до того, чтобы украсть? Думаете, мне нравится стоять здесь, в этот испорченный вашим жалким поступком вечер? Поверьте, Старк, я хотела вас сегодня видеть ещё меньше, чем вы - меня.

Отредактировано Maria Hill (14-05-2017 00:47)

Это был не Тони.
Подсознательно Мария полностью понимала, сознательно лишь частично, краем глаза, что это не он - он всё же с нею пытался держаться в рамках, может, конечно, сейчас он был пьян (а не похоже), но даже тогда он был бы другим. Хилл бы покривила душой, если бы не призналась себе в том, что да - он человек лучше. Лучше, чем это, мужчина напротив был незнакомым, он был намеренно жестоким и бил до одури больно, по запрещённым точкам. Он вёл себя низко. Низменно. Хилл побледнела от злости, её ненависть к Старку вспыхнула с такой силой, что она едва подавила желание вскинуть руки, взяться за оружие, которое всё же было в дамской сумочке, и разрядить обойму - хоть о костюмы в мастерской, которые наверняка отлиты из стойкого к выстрелам материала, хоть о что-то другое, живое, что-то гораздо более уязвимое чем железка.
Она не знала, как удалось совладать с собой, и, главное, зачем, несколько секунд Хилл просто стояла и дышала, размеренно, глубоко, её так когда-то учили справляться со стрессом. До того момента, пока не почувствовала, как болят накрепко стиснутые в кулак пальцы, и не заставила себя их разжать. Расслабить плечи. Приоткрыть перекошенный и сжатый в тонкую линию рот. И ненависть внутри неё, такая горячая и кипучая, остывала, обволакивала тугим тягучим коконом, преобразовываясь во что-то иное. Глядя в упор стоящему напротив врагу, Мария вдруг ощутила между ними некое родство, словно сейчас - или когда-то раньше - их туго и больно повязали одной неразрывной нитью, до крови, и именно это нечто, странное, тёмное, что их объединяет - именно и это заставляет его говорить такие болезненные вещи, такие грубые, неправильные для мужчины его положения в обществе вещи.
Хилл находилась в мастерской одного из величайших гениев современности, среди его костюмов, которые были выставлены у стен и сверкали, наверняка большинство было готово к бою, она помнила, зачем пришла сюда - кража "Нимбуса", в котором нуждался Щ.И.Т., и понимала, что, скорее всего, не сможет его вернуть. Завидовала ли она вору? Конечно же да. У него было столько ресурсов, а сколько было передано ему генетически, ведь несмотря на всю работу над собой и изобретательность, Старк уже родился с задатками. Сама Мария, можно сказать, сделала себя сама из весьма посредственного материала, отстроила, загнала в рамки, которые приемлимыми считало общество, которые приемлимыми считала она сама. Но она оставалась посредственностью, и могла назвать как минимум пять агентов, которые спустя полгода работы на её месте полноценно её заменили. Она завидовала Старку, потому что он был исключительным, его заменить было невозможно, никак. Но эта зависть больше не жгла, на смену ей приходило другое чувство.
Он был всего лишь человек, который на волне куража мнил себя Богом, так кратковременно, так смешно. А ещё - он был совершенно один, даже будучи директором, держался особняком, словно преднамеренно лишал себя гордости за Щ.И.Т. А Мария не лишала, и именно эта гордость начала её переполнять прямо сейчас.
Хилл вдруг отчаянно захотелось его пожалеть.
- Ты ведь не дурак, и осознаешь всю опасность работы с этим проектом, правда? Лучше других осознаёшь. Тебе ведь не нужен ещё один источник энергии, Тони, тем более такой неконтролируемый, ты-то читал отчёты и наверняка успел убедиться сам. Зачем же ты мне врёшь? - Мария говорила негромко и почти спокойно, - тебе нравится, когда тебя хвалят? Нравится, когда хвалю я? Хорошо, я буду делать это чаще, наверное, зря я забываю о том, как с тобой обходятся коллеги и пресса. Тебя недооценивают, после всего, что ты сделал... Совершенно безвозмездно. Прости, что назову тебя так: бедный маленький Тони, - женщина протянула руку и жестом, полным почти материнской ласки, коснулась его щеки. - Ты по-прежнему всего лишь человек среди своих разработок. В отличие от других, кому всё досталось на блюдечке. Кого любят во стократ больше тебя безо всякой на то причины. Мне правда очень жаль.

Сестра!
Вот что отдавалось звучно в голове, вторило эхом, вот что на какой-то момент буквально вибрировало в ушах, впитывалось в подсознание. Словно сработал какой-то триггер, или раскрылась ещё одна, точнее, просто - одна - новая - дверь - затаившаяся, но прочно обнявшая Марию щупальцами зависть сжалась вокруг неё туже, затрепетала от радости узнавания, рядом были свои, родные, и Мария затрепетала вместе с ней, не желая этого, невольно расслабляясь, даже не думая о том, насколько подставляется под удар.
Хилл вздохнула, воздух из лёгких рвался неохотно и на какой-то момент показалось, что ей тяжело дышать. Склонная к повышенному, если не сказать тотальному самоконтролю женщина откровенно неохотно сдавала позиции перед угнездившимся в ней грехом, но противопоставить ей кроме собственной пошатнувшейся усталостью волей было нечего.
Сестра.
Хилл опустила голову, едва заметно, лишь наклонила подбородок, но в её позе промелькнуло - смирение. Словно безоговорочное родство означало тут же сдачу позиций. Она хваталась мысленно за соломинки, за обломки, за то, зачем сюда пришла - ведь это был Нимбус? Чёртов Нимбус, правда? - но этого было мало, настроить себя на нужный лад было слишком сложно, Хилл была не на своей территории, не в своей униформе, она не просила всего этого, нет, чёрт возьми, и теперь, когда Энтони снова заговорил, отплачивая ей той же монетой, ей тоже стало отчаянно жалко себя.
Для неё не было неожиданностью ни одно из его слов. Она слишком часто слышала это за спиной, слишком часто видела это во взгляде коллег, чаще всего мужчин, слишком часто думала об этом сама, чтобы хоть что-то из этого её поразило, нанесло слишком болезненный удар. Но такая подача была настолько картонной по отношению к ней, что Марии вдруг стало ощутимо больно: ещё один, казалось бы, необычайный человек - но тоже воспринимает её именно так. Как всего лишь человека. Всего лишь солдата. Поломанную женщину. Как часто во время продвижения по службе её ущемляли по половому признаку? Как часто ждали от неё промашки лишь потому, что она не родилась мужчиной? Впрочем, корни этой проблемы шли гораздо глубже - как часто она ловила сожаление во взгляде отца, когда он думал, что она не смотрит? Отец всегда хотел мальчика. А родилась она, никчёмная женщина, слишком слабая, чтобы сейчас не расплакаться.
Она даже защититься не могла. Солдат по службе, Мстителей бы защищала ценой собственной жизни, а вот себя - это казалось настолько чем-то настолько незначительным, не стоящим внимания, что Мария не совершила ни одну попытку. Словно признавала, что заслужила всё это сполна.
Глаза защипало невыносимо, у Хилл не осталось и капли злости, чтобы бороться с этим шаблонным восприятием себя, от которого она так пыталась отойти, отстраниться. С которым она сражалась начиная с восемнадцати лет, когда пошла на службу? С пяти, когда вместо куклы ей подарили бейсбольную биту и мяч? Она смотрела на Старка, человека, который зачем-то решил сделать ей настолько больно, ни за что, просто так, а, может, забавы ради, и не могла его ненавидеть. Она отчаянно завидовала ему, и причиной зависти были не его могущество и гениальность, а лишь то, что он мужчина. Власть над миром в руках мужчин, а ей, Хилл, приходится лишь пытаться оттяпать у них такие кусочки, как Нимбус, при этом рычагов давления нет, можно только... просить, стараясь не обращать внимания на то, как при этом горло сдавливает унижением.
- Иди ты к чёрту, - выпалила Мария, по щекам текли слёзы, где-то в груди жгло обидой, почему они вообще зашли так далеко? Куда делся её профессионализм, и его сдержанность? Хилл стало стыдно за свой непрофессионализм, и она пыталась совладать с собой - подобравшись, ровно дыша, туго сцепив руки за спиной. Пока что тщетно. - Ты обкурился? Или опять пьян?.. Прекращай, это скверно закончится, не все ценят тебя настолько же, насколько и я, чтобы не прибить на месте. Так или иначе. Я пришла за Нимбусом. Есть какой-то шанс его вернуть? Отдавать ты не станешь, я поняла, но - может, я могу у тебя его купить? Подумай.