Потерян счет времени, словно затерялась между прошлым и будущим, там, где нет даже настоящего. Она ловит себя на мысли, что периодически забывает даже, как ее зовут, откуда она пришла и кем является. Это неправильно, так не должно быть, Романова борется изо дня в день. Сначала они все были вежливыми, просто общались, тестировали ее, прогоняли через полиграф и не более того. Ей выделили отдельную комфортабельную комнату на этой базе, приставили в качестве надзирателя Лайнию, которая оказалась лучше, чем это можно было бы предложить. Но… Вы заметили, что всегда существует какое-то определенное «но», что разрушает все, что было до этого хорошего? Случай Черной Вдовы – не исключение. Она слышала краем уха, что они хотят возобновить программу «Красной Комнаты» и сейчас поднимают старые записи, в которых оказывается много интересного и про нее в частности. Наталья Алиановна Романова – единственный наиболее успешный проект «Красной Комнаты» с сывороткой суперсолдата в крови. Да, после нее была еще одна, кому удалось выжить, но Елена была для них не столь интересна, как она. Как только осознание ее ценности по-настоящему пришло к военной ячейке РФ, то участь Романофф была предрешена. Она больше не шпионка, она больше не солдат, она – подопытная крыса, над которой они ставят, и будут ставить различные эксперименты, до тех пор, пока не смогут получить идеальную версию сыворотки из ее крови.

Сегодня ей повезло. Ее отпустили одну после очередного испытания. Плотная черная форма скрывает множественные синяки и кровоподтеки по всему телу, регенерация еще сильна, но никаких медикаментов, чтобы ни в коем случае не испортить кровь, она должна быть чистой. Наверное, именно поэтому она не ела уже двое суток, а из жидкостей потребляла только чистую родниковую воду, анализ которой был произведен заранее. В голове у Вдовы пусто, она выходит из кабинета, четко отвечая на вопросы очередного ученого – их имена стерлись из ее памяти, а лица слились воедино, похожие до отвратительного. После подобных испытаний, она всегда такая – пустая, совершенно никакая, осознание придет позже, когда Вдова будет сидеть у себя в камере, уже не такой уютной и милой, как до этого. Теперь там только железная кровать с жестким матрасом, умывальник, унитаз, скрытый за ширмой и больше ничего. Они заранее решили предусмотреть любые возможности для того, чтобы Вдова не смогла никого убить, ну, почти все. Наталья идет по коридору, спина прямо, взгляд вперед – в никуда, ее никто не останавливает, но рядом всегда тенью следуют несколько охранников, еще двое всегда дежурят впереди, в случае необходимости будет пущен газ, который Романову усыпит, даже ценой усыпления всех, кто рядом.

Сегодня ее проверяли на электрошок, как она к этому отнесется, будет ли кричать, какие реакции будет выдавать не только мозг, но и тело. Наташа пока справляется «на ура», не выдает ни единого писка, только закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться и унять боль, а она похожа на ад. Зубы скрипели так, что казалось, слышно на другом уровне базы. Если честно, то Вдова даже толком не успела изучить это место, ее вечно водят от одного кабинета к другому, и все это в рамках одного уровня, если возникает необходимость перевода, то закрывают глаза, но она слушает шаги, считает их количество, любое дуновение ветра или смена угла поворота – все запоминает, пока может. Вдова слышала, что они планируют на следующей неделе начать испробовать на ней разные коды, возможно, какой-то приведет к активации в ней каких-либо процессов. Но тут Таша уверена на сто процентов – не приведет. Последнюю тетрадь с необходимой информацией они выкрали со Стивом и уничтожили, теперь все только в ее голове.

Вдова даже не замечает, что рядом с ней кто-то идет, до тех пор, пока тихий голос не произносит имя, которое здесь не говорят. Женщина тут же останавливается, поворачивает голову в сторону мужчины в белом халате, тут же напрягаясь, она всматривается в его лицо, но не узнает знакомых черт. Нет, они точно не знакомы. Наталья постепенно возвращается к самой себе, это часто бывает после электрошока, и она благодарна за то, что ее мучители не в курсе, что подобные манипуляции лишь способствуют восстановлению личности Натальи Романовой.
- Прошу прощения, мы знакомы? – Чуть хмурит брови, облизывает пересохшие губы. – Если вам необходимо провести какие-то процедуры, то простите, но на сегодня у меня уже все расписано. Меня отпустили в мою камеру. Вам необходимо будет согласовать ваши действия с начальством. Если же Вы уже согласовали, то тогда я готова пройти с Вами, - Наташа держит руки по швам, по-прежнему смотрит прямо, готовая на любые приказы. Но отчего-то у нее возникает смутное сомнение, что это все не просто так. Что этот человек не тот, за кого себя выдает. Никто. Ни разу. Не назвал ее Наташа Романофф. Это имя под запретом, здесь она только Наталья Романова, и никак иначе.

Она силится его узнать, понимает, что это все не просто так, но никак не может. От этого вымученно улыбается, в ответ на его нелепые, немного растерянные движения. Он и впрямь ученый, был бы шпионом движения были бы чуть более выверенными, словно придуманными, а тут нет, все более, чем естественно. Романова едва заметно кивает головой, оглядывает мужчину с ног до головы, подмечая каждую маленькую деталь, и внутренне замирает, заледеневает от увиденного. Он не просто ученый – мясник, который проводит эксперименты на людях. Но Таша знает – ее не дадут туда, бить током, поить ядами, избивать до полусмерти, лишать воздуха – да. Но только не вскрывать. Генерал не любит, когда его игрушки слишком сильно портят.

- Правда? Простите, у меня в последнее время некоторые проблемы с памятью. Но Ваши коллеги обещают исправить эту неприятность. Простите, Вы не представились, - Наталья продолжает свой ход вперед, заводя руки за спину, продолжая внимательно смотреть на своего нового спутника. Как странно, она так давно ни с кем не общалась, словно забыла, что такое говорить. Романова припоминала, что вроде бы она умела шутить, но после пары раз ее как следует проучили, а потом и вовсе приспособились частично стирать память, или путать мысли, если она была особенно строптива. Но если быть честными до конца, то Романова в шестидесяти процентах из ста очень ловко притворялась, уходя от любых вопросов и ответов. Она знала, что за ней все еще ведется охота, что им нужна сломанная кукла, с замененными механизмами. Если она сдастся слишком быстро, то ее тут же выбросят, потому что слабая. Если будет сопротивляться слишком долго, есть вероятность, что на самом деле сломается. Поэтому она ищет золотую середину.

- Не беспокойтесь, доктор, все в порядке. У каждого из нас своя работа. И не переживайте, наши сопровождающие покинули нас за два коридора до моей камеры. Туда почти никого не пускают, во избежании каких бы то ни было эксцессов. Кроме Лайнии Крыловой – это моя надзирательница, и еще пары человек. Но суть в том, что люди сами не хотят ко мне приходить. Да, и некому, - добавляет чуть слышно, держа улыбку на губах. А в глазах нескончаемый поток боли. Потому что знает, что вроде бы есть кому приходить, писать, звонить, но…

- Мы пришли. Если хотите, то можете пройти со мной, у меня нет ничего такого, но я не думаю, что Вам запретят посидеть со мной, - Таша оборачивается к камере с немым вопросом, и в этот же момент первая дверь из трех открывается – это означает, что доктора пропускают с ней, возможно, это очередной эксперимент. – Нам повезло сегодня. Еще пара часов до ужина, сегодня меня наконец-то, покормят, - женщина спокойна, но немного наигранно вежлива. Они проходят ко второй и третьей двери, в итоге оказываясь в камере Наташи, стеклянные двери тут же закрываются. Романова давно проверила – здесь нет никаких жучков, они не стали устанавливать их сюда, почему – неизвестно. Только наружные камеры, даже внутри их нет, и есть слепые зоны, о которых Натали уже узнала.
- Итак, доктор, Вы сейчас или говорите, какого хера происходит или я сверну Вам шею одним движением руки, не беспокойтесь, мне это не сложно. Я знаю каждого ученого, я слышу любое изменение в голосе и в акцентах, вы совсем не тот, за кого себя выдаете. Вы явно не в своей тарелке, и вы знаете мое американское имя, так в каком мы там с Вами эпизоде были, ммм?

Наташа стоит спиной к своей небольшой кровати, которая плотно застелена покрывалом светло-серого цвета, подушка лежит сверху. Женщина внимательно смотрит на ученого, который чуть улыбается, но как-то скованно, словно стесняется, или что-то еще. Воспаленное сознание Романовой не может точно угадать. Наталья проводит ладонью по лицу, медленно выдыхая, желудок сводит спазмом голода, желчь подступает к горлу, но тут же проходит, после пары глубоких вдохов и выдохов. Голос мужчины доносится до нее, как сквозь вату, Вдова переводит на него взгляд, впиваясь своими серо-голубыми глазами в лицо, которое отчего-то кажется знакомым, но совсем неуловимо. Она сжимает руки в кулаки да так сильно, что чувствует, как белеют костяшки пальцев, как боль пронзает тело, оказывается, даже такую боль она может чувствовать еще больше.

Каждое слово, складывающееся в определенную фразу, будто код, вызывает в ней воспоминания. Сначала медленно, одно за другим, цепко хватается за них, вытягивает наверх, игнорируя головную боль, которая пульсацией раздается в висках, и очередной приступ тошноты. Женщина делает пару шагов назад, теряя любую бдительность, упирается икрами в кровать и тут же садится на нее, устремляя на мужчину взгляд полный боли. Она помнит, она понимает, кто на самом деле перед ней. И сейчас все становится кристально ясным, до такой степени, что горло теперь душат слезы. Вдова пытается сказать хоть слово, но не может. Она узнает Брюса, по его вкрадчивой манере говорить, по тому, как он жестикулирует, как поправляет халат. Они изменили внешность, но не смогли изменить все. Наташа помнит эти пальцы, тонкие, скорее принадлежащие музыканту, цепкие. И этот голос, в нем столько желания помочь.

- Я… Да, доктор, я помню вас, - произносит чуть слышно, и тут же начинает кашлять, горло карябает, язык высох. Вдова протягивает руку к стакану с водой и залпом выпивает его. Беннер присаживается рядом, но держит дистанцию, чтобы случайно их не увидели, не заподозрили. Каждый знает, что сможет придумать оправдание – очередной эксперимент, который не успели внести в реестр, очередная проверка на вшивость. – Брюс, я не знаю, зачем я здесь, - тихо шепчет, комкая край покрывала дрожащими пальцами. Сейчас она будто та самая юная девушка, которая попала в академию шпионов, где не было никого знакомого или близкого, и вот появляется. Наталья потеряна, она не знает, почему и за что ей это.
- Все, как в тумане. Я даже не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я тут оказалась. У меня нет никакой связи с внешним миром, все доступы и каналы перекрыты. Моя память то возвращается полностью, сводя с ума, то вновь исчезает под натиском препаратов и многочисленных процедур, - несмело поднимает взгляд на мужчину, не зная, что еще ей сказать. – Я помню всех, каждого. Но будто это было в другой жизни, не со мной. Мои хозяева, ты это правильно сказал, ищут коды, чтобы активировать очередную программу, заложенную в мое сознание, в самые его глубины, но не могут это сделать. Последняя их надежда была уничтожена мною пару лет назад, когда мы вместе со Стивом были на острове. Тетрадь я сожгла, все, что есть – это в моей памяти, - Наташа обнимает себя руками, отводя взгляд, устремляя его в стену. Она знает, что может открыться этому человеку, полностью в этом уверена, абсолютно. И задает вопрос, полный надежды и отчаяния:
- Ты ведь пришел за мной, да? Меня ведь не бросили? Ведь совсем чуть-чуть прошло времени, недели две, да? Это просто мне кажется, что прошли месяцы, наполненные адом и болью, скажи мне, пожалуйста, - Таша закрывает глаза, и тут же смахивает со щеки единственную слезу. Эти слезы признак слабости, как-то она слишком расквасилась.

Наташа внезапно поднимает на Беннера взгляд, в котором читается злоба и какая-то едкая ирония, она раздвигает полные губы в ухмылке, и произносит уже другим тоном:
- Могло ли быть иначе? Не бросают своих «Мстители»? Правда, ты сейчас, правда, об этом спрашиваешь? Брюс, они все люди, у которых полно своих проблем. А я фактически сама отдалась в руки врагу, - Наталья обхватывает себя руками за плечи, стараясь скрыть дрожь. Она дышит часто, но дышит носом, пытаясь успокоить внезапно ускорившееся сердцебиение. Она знает эти признаки, за ними теперь всегда следует агрессия, что-то ей подсказывает, что примерно тоже самое ощущает сам Брюс, когда внезапно превращается в большого и зеленого парня, когда им овладевает кто-то другой, совершенно отличный от него самого. Она перестает себя обнимать, его слова, его голос действуют гораздо сильнее, чем обычная дыхательная гимнастика. Наталья касается его руки сначала несмело, затем крепче сжимает ладонь, ничего не боясь. От него исходит тепло, которого так давно не чувствовала рыжая, Вдова смотрит в глаза Брюсу, и почти улыбается, но не может, губы словно застыли, замороженные в одной единственной полуулыбке.

- Почему ты думаешь так всегда о себе? Почему ты так не уверен?.. – Она мотает головой, они быстро меняются ролями, впрочем, тут ничего удивительного. Наташа все еще ощущает в себе остатки той силы, которая всегда позволяла ей брать в руки любую ситуацию. – Ты даже не представляешь, как сильно я рада тебя видеть. Как я скучала, когда могла скучать. Для меня нет разницы, кто будет первым, а кто последним. Мне важно, что рядом есть кто-то, кого я люблю, - эти слова отдаются горечью на кончике языка. Все, кого она когда-либо любила, или давно лежат в могиле, или предали ее, или слишком далеко, чтобы ощутить эту любовь. Наташа ловит его взгляд, в котором скрывается нечто такое, что даже словно описать словами. Какая забавная и отчасти глупая ситуация, они сидят здесь в самом логове врага, окруженные опасностью со всех сторон, и у них еще хватает сил на какие-то эмоции, кроме ненависти, гнева и боли. Хотя боль – это то, что делает их самими собой.

- Я думаю, что могу это сделать… Если ты здесь считаешься доктором, профессором или как там еще, то к тебе не возникнет вопросов. Ко мне каждый день приходит тысяча и одна таких же, белых халатов, - Наталья ухмыляется, затем высвобождает свои руки, поднимается в полный рост, и начинает рассказывать.
- Я не знаю, смогу ли перечислить все. Просто скажу, что именно они делали, не по одному разу. Основная их задача сейчас – это проверить пределы сыворотки, которую в свое время мне ввели в Красной Комнате. Не знаю уж, почему именно сейчас. Меня били током, количество вольт не скажу, не видела, но начиналось все с легкого покалывания, постепенно уровень довели до такой степени, что я отключалась. Это было на протяжении двух-трех недель. Дальше были яды – синтетические, природные, растительные, животные. Почти всех видов. Понемногу, просто проверяли реакцию. Далее психотропные вещества, чтобы посмотреть, как под их воздействием я буду вести себя в бою, - Наташа ходит по комнате, говорит все это спокойным, почти безжизненным тоном. – Проверка моей регенерации не только на внутреннем, но и внешнем уровне. Многочисленные колотые раны – царапины, порезы, глубокие ранения, - она задирает футболку, демонстрируя почти заживший шрам на ребрах, окруженный несколькими гематомами.

- Гипноз – постоянно. Они хотят добраться в моем сознании до тех данных, которые были расписаны в тетради, там подробная формула, с единственным недочетом, которую вводили мне в КК. Но им пока это не удалось, правда, сопротивляться все больнее, - горькая усмешка, Наташа присаживается рядом с Беннером, и смотрит в пол.
- А еще… Они делают что-то такое, что заставляет меня злиться. Я испытываю невероятные приступы ярости, меня буквально колотит, разрывает на куски от злости, неконтролируемого гнева. Будто все тело раздирают черти, - Наташа откидывается назад, упираясь спиной в холодную стену, прикрывает глаза, делая несколько глубоких вдохов.
- Прости, не запоминаю всего. Постепенно после всех этих процедур я начинаю терять саму себя, путаюсь в датах, воспоминаниях. Какие мои, а какие мне вложили в голову много лет назад.