World of Marvel: a new age begins |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Игровой архив » [03.07.2016] Welcome to Strategic Scientific Reserve
[Welcome to Strategic Scientific Reserve] | ⊗ ⊗ ⊗ | ||||||
информация | |||||||
Где: Нью Джерси, г. Уитон; бывший военный тренировочный лагерь, ныне почти полностью разрушен | Кто: James Barnes, Yelena Belova, Ophelia Sarkissian | ||||||
и с т о р и я | |||||||
Отредактировано James Barnes (08-08-2017 22:59)
Если вас спросят, когда была последняя мировая война, вы с легкостью ответите. Но что вы скажете, если вопрос будет звучать так: «Чем она закончилась?» С тех пор, более двадцати лет назад, как двух семилетних девочек поставили друг напротив друга и сказали, что придется сражаться, Гадюка точно знает, что Войны не заканчиваются. Даже если убить организатора. Просто придет кто-то новый. С тех самых пор, когда Гадюку впервые отравили, она знает, что всегда нужно быть готовой к объявлению войны.
Старая, действительно старая, база Щита: большая котловина от попадания ракеты, уничтоженные перекрытия подземного сооружения, несколько просевших из-за этого ангаров и три сохранившихся строения, навевала неприятные воспоминания. Пылью и старостью пахло даже от моложавых архитекторов, которые уверяли, что восстановление нижних этажей – гиблое дело. Ржавчина и осыпавшийся бетон осели даже на ее легком летнем костюме: красном длинном ципао поверх привычного для нее тактического кевларового черного костюма. Но было на этой базе кое-что, даже если не считать микросхем и катушек с остатками магнитной ленты ( все, что осталось от Золы). База не была нанесена на карту, не прослеживалась со спутника и она оставалась по сей день чудесным полигоном для испытаний. Руины и историческая ценность могилы самого известного ученого Гидры делали всех присутствующих угрюмыми и отстраненными.
Еще неделю назад снимки и отчеты о чудесной, изумительной машине на основе чертежей Арнимы Золы, вызвали у Гадюки почти девчачий восторг, особенно когда она увидела генератор, работающий на чистой биологии, такой небольшой, элегантный и не содержащий в себе ничего сверхъестественного. Маленькая чашка Петри и вирусы - микроскопические вредители, которые переносят болезни – в руках настолько же сумасшедших, насколько и гениальных умов Гидры стали способны создавать электрический заряд при прикосновении с «инфицированной» ими поверхности.
Сейчас, глядя на двух зеленых тяжелых монстров с эмблемой Гидры, она не думает о них. Она думает о том, как объяснить доходчиво, что установление растяжек и минирование границ объекта – слишком небезопасный (для находящихся внутри базы людей) способ защиты интеллектуальной собственности Гидры. Она понимает, они приехали сюда на один вечер. Она посмотрит на дальность стрельбы и разрушительную мощь роботов, послушает сладкие речи, подсчитает, во сколько обойдется выпуск машин и решит, нужно ли это чудо техники Гидре или нет. У Мадам Гидры нет настроения ни читать нравоучения, ни шипеть проклятия, но каждый, кто встречает ее пустой, равнодушный взгляд из-под маски, дрожит как первоклассник в свой первый день в школе.
Вечер определенно не скрашивает ни отвратительный капучино, ни поведение окружающих, ни, безусловно впечатляющий своими размерами танк на ножках. Он смотрелся комично и разочаровывающе.
Столь же разочаровывающе, как и гигантский город, Нью-Йорк, который, попав в тиски между заставлявшей вступать в свои ряды (альтернативой были бегство и смерть) или заключать союз Гидрой (для крупных мафиозных банд) и законной властью, сдался почти безропотно. Тихие улицы, целые овцы, сытые волки.
Солдат забрался внутрь машины, и та издала потрескивающий гул. На своеобразной могиле великого ученого Гидры, мобильная станция по уничтожению всего сущего на этой земле, раскачиваясь как пьяный младенец, который учится ходить, подняла свое оружие и направилась к позиции.
К войне нужно быть готовым, даже если вам кажется, что она закончена. Даже если вы ее выйграли.
Простите, я увлеклась.
Думаю,можно считать территорию базы ограниченной, но не сильно пострадавшей
Однако, со временем ее заброшенности, она скорее всего будет выглядеть так по большей части.
Внешний вид
Патруль по периметру, трое сопровождающих ко мне прилагаются, но их убийство не должно ва затруднить.
Но ваше внимание должны привлечь роботы. Возможно, меньшего размера, и неуклюжие в силу того, что они не поставлены в серийноее производство.
[AVA]http://sf.uploads.ru/vX93A.jpg[/AVA]
[SGN]
All my friends are heathens, take it slow
Wait for them to ask you who you know
Please don't make any sudden moves
You don't know the half of the abuse
[/SGN]
Казалось бы, Баки уже приноровился к звездно-полосатой форме Капитана Америки, и глядя на себя в зеркало уже не чувствует себя оборзевшим наглецом или завистливым приятелем, нарядившимся в форму лучшего друга. В форму, не принадлежащую ему. Казалось бы, он уже свыкся с тяжестью вибраумного щита, который, в действительности, был не таким уж тяжелым, если отнять вес чести, справедливости и всех тех вещей, в которых прекрасно разбирался Стив, но не он. Несколько операций в роли Капитана показали ему, - или, вернее, заставили принять - что он может справится с этой ролью если не так же хорошо как Роджерс, то лучше чем многие из тех, кому этот щит можно было бы временно передать. Впрочем, Баки продолжал испытывать неудобство находясь в команде, и по прежнему считал, что работать он может или один, или, на крайний случай, в паре. Причиной тому была не готовность принимать решения за других, являющаяся для Джеймса по прежнему огромной проблемой. Человек, десятки лет привыкший исполнять чужие приказы сталкивается с настоящим внутренним ужасом и оцепенением, когда приказы честь - а честь ли? - выпадает отдавать ему. Старк, надо отдать ему должное, относился к этому с меньшим скепсисом, чем Джеймс ожидал, и с большей готовностью взять на себя часть обязанностей, хотя сам по себе Тони был человеком далеким от ответственного. Таким образом, можно сказать, что внутри Мстителей ситуация несколько устаканилась.
Именно поэтому, когда Барнс получил в руки информацию, связанную с бывшим тренировочным лагерем, где больше пятидесяти лет назад готовили Стива, он не решился делиться этим с командой. Втягивать Мстителей в такие личные дела, казалось ему, было бы крайне эгоистично и неуместно, особенно с учетом того, что сейчас команда не успевала разобраться с одним, как им подкидывали очередную новую неприятность, с которому нужно было взять на контроль. Клинт только оправился после своих травм, Наташа по прежнему входила в строй, а Старк, заваленный с головой государственными делами, делами Щ.И.Т.а и правительственными встречами, с каждым днём выглядел все более и более уставшим. Питера Паркера Джеймс ни за что бы не стал втягивать в такие дела, а Тор не успевал мотаться между мирами, в очередной раз потеряв из виду своего братца. Барнс ввел координаты в гугл.мэпс встречаясь с ничем. Пустая местность, будто бы шаром покати, без каких-либо намеков на строения или отметки, что это особая зона. Ничего удивительного, ведь он вводил координаты на гражданском компьютере. Солдат не ожидал увидеть там ничего конкретного, вряд ли бы спутник показал ему, действительно ли кто-то там орудует. Взглянув на время, Зимний решил, что если он отлучится из Башни, есть шанс, что никто не заметит его отсутствия, и намеренно игнорируя наушник внутренней связи, захватил с собой лишь щит и шлем. Шлем — потому, что общественность по прежнему была не в курсе подмены, а щит, ну вероятнее потому, что теперь он обязан везде носить его.
Добрался Джеймс быстро — хотя и пришлось несколько раз снизить скорость, чтобы ни постовые, ни камеры отслеживающие скорость движения не проявили к нему интереса. Средних размеров кроссовер шёл мягко и быстро, а по пятам за Барнсом гналась ночь. Когда он добрался до лагеря, время на часах подходило к полуночи, взобравшись на дерево, солдат устроился, закрепился и принялся наблюдать. Благодаря биноклю ночного видения с тепловым акцентом, он мог запросто вычислить, где работают машины, а где люди. Ожидания Барнса оправдались, лагерь действительно не был похоронен в классическом понимании, и хоть он представлял собой преимущественно сплошные руины, интерес к нему всё ещё был. И Джеймс видел, что это не государственные любопытствующие, или простые искатели приключений типа сталкеров, кому не сидится на месте, тут работали специалисты: специально орг.техница, патруль по периметру (искусственного происхождения), несколько руководителей, активно жестикулирующих руками, и одна женщина, которая ни разу не исчезла в полуразрушенных зданиях, и за всё время слежки, перемещалась лишь по территории лагеря, уделяя особое внимание воронке, оставленной после ракетного попадания двухлетней давности. Барнс слез с дерева, забросил в машину бинокль и взял на замену шлем и щит, потом он (не включая двигателя) загнал машину под дерево, ближе к кустам, и закидал для верности его ветками с соседнего дерево. Маскировка вышла из рук вон отвратительная, но если не присматриваться, не видно. На полусогнутых, перебежками, то и дело ругаясь про себя, что щит такого броского цвета - это Стив имел свойство врываться на вечеринку сразу без разбора, а Барнс предпочитал подкрадываться незаметно и ещё лучше со спины - он добрался до того места, где был, по его ожиданиям, забор. На самом же деле покосившаяся и едва держащаяся конструкция, через которую солдат перемахнул в два счета, приземляясь аккурат на одного из механических стражей. Долго церемонится Джеймс с ним не стал, и уповая на не особенную дальновидность инженеров, ударил машину током, что в итоге напрочь дезориентировало ее, сбросило все вшитые настройки и превратило в подобие обезумевшего быка, на котором Барнс долго удерживаться не стал, и оставив стража вихляться из стороны в сторону, спрыгнул. Барнс осторожно откатился в сторону, прячась за полуразрушенным фасадом, и ожидая реакции на взбесившуюся машину. Реакция последовала спустя несколько минут, когда большая часть заметила не ладное. Воспользовавшись моментом, Баки подобрался к стражу номер два, и проделал с ним похожую операцию, а третий, заметивший его, получил режущий бросок щитом, сбивший с тонких ножек мощную конструкцию и повредив не малую электроники. Страж сделал несколько выстрелов сначала в воздух, потом, предположительно, в сторону Джеймса, (очевидно, без наводки промахиваясь) а потом Барнс, обнаруживая себя, со звоном выдернул щит, и добил и без того практически бесполезную машину, разрядом тока. То, что возможно, внутри кто-то находится, внутреннему Капитану Америке, он думать не позволил.
Благодаря маске никто не видел, но Мадам едва остановила себя на середине движения: не было более говорящего движения, зрачки ее глаз почти закатились. Нелепость происходящего за день нарастала как снежный ком, и апогей ее приблизился неумолимо, как пиздец. Это был неудачный день, и теперь наступала неудачная ночь.
Все протоколы безопасности будь это ЩИТ, ГИДРА, МИ-6, Национальная гвардия Франции были одинаковы, потому что по большей части они были эффективны. Именно поэтому все передвижения на территории, подвергшейся нападению всегда выглядени как плохо контролируемый хаос. Шум, звонкий крик офицера, рука кого-то из солдат, что позволил себе дотронуться до ее предплечья, чтобы защитить – она влепила ему пощечину совершенно автоматически, сбрасывая руку, кривя губы. С другой стороны обратившийся к ней очередной полковник хотел знать, что им делать, и она раздраженно поведала, что протоколы безопасности написаны для всех, и в случае, если врага невозможно убить, его следует остерегаться, от него следует прятаться, и в первую очередь спасать тех, кто представляет интеллектуальную элиту в своем лице для блага и процветания Гидры. Ее попросили удалиться с опасного участка, пока не подадут машину, но она осталась – несмотря на неработающее кольцо, которое она (по чистому нежеланию расставаться как с якорем к воспоминаниям) все еще хранила при себе. Ей было все равно, что она может словить шальную пулю. Умереть ей не дадут – солдаты выстроятся в строй, чтобы закрыть ее. Так и было: к ней приставили охрану и попросили под полог, потом внутрь полуразрушенного здания, потом дальше, не задерживаясь нигде дольше нескольких секунд.
Оперативники, наконец-то, сообразив что к чему выстраиваются в небольшие отряды, собираясь решить возникшую проблему, и один из них благополучно подрывается на собственноручно расставленной до этого растяжке: хлопок, огонь и чей-то нечеловеческий крик. Она смотрела, как один за одним машины: десятки килограммов брони и огнестрельной мощи сначала выходят из строя, начиная носиться, словно курица по подземной базе без головы, а позже сжимаются в бесполезный железный пирожок с мясной начинкой. Наслаждение от катастрофы местного масштаба, разворачивающуюся на ее глазах, Мадам рассматривала как одну из составляющих ее интеллекта.
В воздухе запахло кровью, послышался шум выстрелов, последние члены команды, спускавшейся вниз к обломкам Золы, тащили за собой чемоданы с образцами и какой-то дрянью, медленная перебежка до машины обещала быть последним неприятным приключением для Мадам на сегодня, когда отскочивший от Щита со звездой снаряд пролетел на два градуса левее ее головы и нашел свое последнее пристанище в голове одного из ее охранников.
- Мадам – почти испуганно и достаточно громко для нее раздался голос оперативника, тянувшего к ней руку, но накатившее раздражение вырвалось из нее резким, громким, жестким – СТОЯТЬ.
На секунду, полсекунды, нет, на одно мгновение, не равное вздоху, но взмаху ресниц, все замерли, а крик ее привлек внимание. Она вышла из круга охраны, оставляя их, как всегда, чуть позади, но рядом с собой, вышла вперед, к мужчине с щитом, к мужчине в глупом, нелепом, таком же как она эксцентричном костюме будто не знавшая никогда дыхания смерти и рук белых халатов, будто бесстрашная как боги, будто бессердечная к собственным солдатам и милосердная к врагам.
- mein Schatz, - она была в самом препоганейшем настроении, которое только мог поймать мужчина: она была устала, голодна, не впечатлена и пьяна до такого состояния, чтобы не скрывать этого, к тому же заработав по пути головную боль - для эффектных появлений есть парадный вход, это во-первых. И если ты соскучился, не обязательно приходить и разрушать мои игрушки, это во-вторых.
Сначала она говорит тихо, лениво, едва ли не массируя себе виски, словно родитель осознающий последствия детской гадкой шалости или излишней скромности, но она шагает вперед, мелко, зло, и голос ее взвивается, ширится, то вдруг опадает, словно волна. Она срывается на хриплый немецкий, словно портовая девка на ругательства на роскошных шелковых простынях дорогого отеля. Она злится на свой вздорный нрав, на этот нелепый щит, похожий на мишень, этот новый, черный с синим, костюм, на эти смерти и на смерть вообще. Она хочет звенящей холодной тишины и утешиться. Она срывает свою злость, бросая в лицо врагу холодный взгляд колючей проволоки, злой ведьминский шепот оскорбленной женщины. Она не смотрит, как расступаются, но не покидают позиций бойцы, не чувствует, как мелкие карамельно красные капли застыли на ее лице и платье, не слышит судорожных вздохов, ухмылок, настороженных взглядов. Она не думает, (как всегда в такие моменты), она не думает, неосознанно, наперекор рассудку и собственным убеждениям вверяет себя самую судьбе.
- Зачем ты пришел, amerikanisch? Все шло просто замечательно. И вдруг, являешься ты! Чего тебе нужно здесь? Хаоса? Самоутверждения? Власти? Да ты не сможешь даже осознать ее, не то что присвоить.
Злой язык ее уводит, бросает в фанатичный бред, доводит до конца спирали и сворачивает ее мироздание в ленту Мебиуса, уводя к началу. К тому началу, на котором началась Она, на котором ее лживый бог выдернул ее из пут заслуженного покоя, смирения, осознания и вышвырнул как котенка в ледяную воду в эту гадкую жизнь.
- Прилив приходит и уходит, но море неизменно. На месте головы вырастет новая. Убей меня и я заберу тебя с собой, рыцарь в ярких латах. – она демонстративно, как последний шахид на земле становится к мужчине так близко, что может рассмотреть стальной оттенок глаз, так близко, что вот он, протяни руку: - чья правда тогда - Она стоит на мине одной своей ногой, не перенося на нее вес, не приводя в действие, но играя с огнем. Она стоит так близко, что окружившие их солдаты – лишь фон, такой же нелепый и смешной как их маски. Она скользит взглядом по чужим плечам, рукам, не тому подбородку и заканчивает предложение неожиданно для себя: вежливо по отношению к этому новому куску мяса в знакомом враге - восторжествует, а, Капитан Америка?
Зимний солдат привык проводить свои операции в собственной тени, заранее подготавливать почву, усеивать её щедро ловушками, усыпать ее нежно растяжками, закладывать самоделы, раскладывать в неожиданных местах дополнительную амуницию, но в конечном итоге, чаще всего он всё равно не встречался с целью, уничтожая ее издалека, рассматривая в прицел, или нажимая на взрыв. Зимний солдат - не Капитан Америка. Джеймс невольно подражал Стивену Роджерсу, бомбой бросался в эпицентр событий и отбивался сразу от всех и от каждого, Барнс нелепо пытался перехватить щит, отбить летящий нож и ударить током того, кто слишком близко приблизился к нему, и конечно же увернуться от пуль; он только и делал, что прыгал, крутился на месте и нырял за щитом, который далеко не всегда возвращался к нему в руки после броска. Эта роль - звезды танцпола - была ему нова, не по росту пожалуй даже, так что Джеймс едва ли не получил несколько сквозных, лишь царапнувших его униформу, которая имела вид не слишком уж праздничный - на прошлом задании его также хорошо потрепали.
Женщину, что руководила тут всем, попытались оттеснить сначала в одну сторону, затем в другую. Баки пытался пойти наперерез, и добился даже определенных результатов, как ему показалось, пока женщину не стали уводить к машине, с целью явно увезти. А вот это уже совсем не входило в его планы, и бросившись вперед, Джеймс выбросил лезвие, прорезая глотку одного из солдат и окончательно тем самым обрисовал свою позицию. Действие получило реакцию, а может быть, ей просто надоело смотреть, как он тут скачет, наводит шумиху, поднимает пыль со дна. В сущности - какой смысл в его действиях? Эти развалины тут находились два года, и ни одна правительственная крыса не покопалась тут. Или покопалась, но ничего не извлекла. Так какого же чёрта?
– СТОЯТЬ. - в Джеймсе поднялся Зимний солдат, дёрнул Капитана Америка за горло, толкнул назад и заставил с болезненным чувством упасть на спину, сбить дыхание и закашляться. Сколько власти в этом голосе, сколько непререкаемости, стали и бесконечной усталости. Солдаты замерли на своих местах, кто с поднятой рукой, кто держа Капитана на мушке, кто-то бежал - так и остановился будто вкопанный, даже лишний раз моргнуть себе не позволили. Тошнотворное чувство дежавю посетило Джеймса Барнса, и Зимний солдат, льстиво опустив голову, пнул ещё раз внутреннего Капитана Америка, когда тот попытался подняться на ноги. Лежать, звездно-полосатый, лежать. Барнс внутренне содрогнулся, когда она заговорила: не хватало только, чтоб она вдруг отмуштровала своей немецкой жестью очередной триггер в голове Баки, тот, который не смогли найти ни Беннер, ни Старк — а Джеймс вовсе не был на сто процентов уверен, что такого нет. Он замер, прищурился, присмотрелся, чертовски знакомо, всё те же мурашки. Она вышла вперед, ни капли сомнений, чеканит шаг, и бояться не думает, и прятаться за спинами своих верных псов - он тоже таким был - не думает; насмешка в голосе и ирония в словах. Он щурится снова, стальные глаза встретились с зелёными.
- Это закрытый объект. - они оба знают, что никому нет дела до этой разваливающейся базы, разве что ностальгирующим офицерам, парочке сталкеров, и конечно же, Капитану Америка - другому. Джеймс вызывающе поднимает подбородок: каждое ее слово хлыстом бьет по Барнсу, каждое слово буквально оплетает его горло, заставляет клонится к земле; она лидер взрастивших его, перечить ей буквально физически больно, инстинкт солдата требует, вопит, шипит внутри него. Джеймс ведет головой, отмахивается как-будто от этого, сжимает крепче щит Стива и ищет подмоги у холодной стали.
- Я защищаю то, что принадлежит государству. У вас нет разрешения на частные исследования. - очередные пустые слова, ему кажется, что он звучит со стороны смешно и по-детски наивно, что Мадам Гидра сейчас звонко, заливисто, заразительно рассмеется ему прямо в лицо. Сжимая зубы, он буквально слышит, как она хохочет.
- Я всего лишь делаю то, что должен. - произносит Джеймс наконец, и звучит это чуть более отчаянно, чем он хотел бы ей показать. Чуть более глухо, чуть более серо: никакой страсти, присущей Стивену Роджерсу, никакого огня, веры в то, что делаешь, ничего такого, в чём он был хорош — речёвки определённо ахиллесова пята Джеймса Барнса. Эта встреча: Мадам Гидра - Зимний солдат, нечто сравни новой исторической вехе, на разных сторонах, напротив друг-друга, абсолютные враги, но у них одна родина - ГИДРа, и Джеймс до последней капли крови будет отрицать эту правду, но Офелия знает ее. Протез надёжно замаскирован под плотной тканью, на руке - перчатка, но Баки чувствует себя абсолютно обнажённым перед ней, не скрыть ни бионики, ни тех смертей, что возложены им на пьедестал во имя величия ГИДРы.
Барнс переводит взгляд вниз и видит, буквально рисует у себя в голове, к чему приводят ее действия, мощи взрыва будет достаточно, чтобы от этой головы не осталось ничего, но и его скорее всего, захватит тоже. Сопутствующие потери скрипят у Капитана Америка на зубах стеклянной крошкой, обжигают рот и режут дёсны - он не имеет права допустить этого, он пришёл сюда не убивать. Безэмоциональная маска застыла на лице Офелии, но в глазах Джеймс уловил почти что равнодушный вопрос - ей не то, чтобы сильно интересно, что же он ответит или сделает, но раз уж они тут, почему бы и не узнать? Джеймс замирает: что бы сделал Стив Роджерс? А что бы сделал Зимний солдат? Что сделать ему? Он бросается вперед, он толкает женщину, отбрасывает ее плечом, но уже слишком поздно, мина заполучила свою кровожадную дань и Барнсу приходится выкручиваться, он накрывает ее щитом в доли секунд и крепко держит протезом, прижимает с силой и знает: справится. Все бросились кто куда, и только лишь Мадам Гидра осталась стоять на месте, в ее глазах - насмешка. Протез не дрогнул, даже когда сила вибрации заставила тело Джеймса дёрнутся, пошатнула землю. Она не отступила — просто хотела убедиться, что это он? Баки поднимает глаза на Саркисян, потом переворачивает закопчённый, но целый щит.
- Всегда есть другой вариант. - тень улыбки на губах.
- Пустые слова. Это задача каждого – делать то, что я должно, ради того, что считаешь важным. Я хочу услышать правду. - Ее до сих пор штормит иногда, выбрасывая при разговорах из мерного обволакивающего, но соленого «мы»- единения на острые «я» - камни. Ее эгоизм вечно борется с ее верностью, ее убеждения со страстью. «Дай мне два года, и я стану твоим Государством, милый.» Мадам смеется. Мадам смотрит.
Он бросается вперед и она проворачивается на свободной ноге, соскальзывая с заряда, убирая свой вес, она отходит, игнорируя силу удара слишком жестким, чтобы быть человеческим плечом. Мадам смотрит. Мадам улыбается.
- Вырасти. Да. Он есть. – В ее голосе нотки поощрения, тихие, но ясные, словно лучи зимнего солнца, пробивающиеся из-за туч, смога и дыма пожарищ. Она смотрит как мужчина, что секунды назад разбрасывал врагов, не оставляя в живых никого, пытается этим поступком – спасением жизни врага – благородным и самонадеянным, рассказать ей, что он взрослый мальчик. - Измениться и изменить мир. Мы здесь для того, чтобы изменить мир. Но чтобы сделать мир чище, иногда нужно хорошенько поработать метлой.* А ты?
Она начинает свой медленный текучий танец: чуть поворачивается и обходит его близко, смотря прямо в глаза, по спирали, движется рваными жесткими шагами но мерно покачивая бедрами, неся себя словно драгоценность, она идет, будто у нее есть все время мира.
- Чтобы напомнить мне, что стойкий оловянный солдатик, чье призвание быть сладкой пилюлей для общества, не более чем обертка для общественной подстилки? Я всегда это знала. Стив Роджерс – герой комиксов для маленьких деток. Капитан Америка – для больших. А большие детки не любят, когда их герои умирают. Так что ... – она развела руки в стороны, приподнимая - Ликуй Америка, это твой идол. Любая машина для убийств, любой мерзавец и детоубийца может быть. Стать Героем. Достаточно проголосовать, отправив смс на короткий номер… – Она смеялась ему в лицо, неестественно, глухо, и ее улыбка так же быстро исчезла, как и торжественный тон и мнимая радость, оставляя в бесчувственном голосе раздражение человека, который не может закурить, когда очень хочется. - Ничего не меняется. Старая добрая прогнившая насквозь Америка, в которой все рождаются, чтобы умереть. – Она беззастенчиво оглядывала его, как деловитые пухлые мамаши с четырьмя спиногрызами у юбки разглядывают на базаре почти живую рыбину, думая о том, как будут ее разделывать и вытрясать потроха, пока младшая дочь будет мучить себя и соседей, пытаясь выучить партию на расстроенном инструменте. - Ну хотя бы ты не та безмозглая накаченная ботоксом пародия на Роджерса, умеющая только говорить. Ты даже стараешься казаться настоящим мальчиком, хотя все еще деревянный.
Завершив полный круг почета вокруг героя. – Ну так что, придумал ответ на вопрос? Зачем ты здесь, солдат? Чтобы убить? Чтобы умереть? - Она стоит прямо перед ним. Недвижимо, выжидающе, не моргая, впрочем того не увидеть под маской. И выгибается, ткань ее японского платья легкой волной вспархивает вверх, открывая вид на прикрепленную к внутреней стороне бедра беретту, на ножи, на елеуловимый рисунок черных брюк, оплетающий ее ноги как вторая кожа. Ее руки взмывают вверх, будто готовясь поймать что-то, или подтянуться, но это другое движение. Она делает шаг назад в это мгновение и ее сжатые кулаки в воздухе служат другой цели. Они славят, они воздают, они предваряют – Хайль Гидра!
Она отпрыгивает назад пружинисто, проворачиваясь в воздухе, и этот прыжок словно фанфары, словно печальное дыхание органа, сопровождают выстрелы. Она распутывает хлыст с предплечья – он стекает с руки как любимый питомец. Она не хочет драться, ей все равно, кто под маской, она знает лишь одно – он должен умереть. Все враги Гидры должны умереть. Мадам знает. Мадам действует.
Шум стихает на долю секунды – перезарядка требует чуть больше. – Отвечай. – требует она, шагает вновь к врагу, но раздается странный, гудящий звук. Старые рассохшиеся констркции базы, подавив несколько взрывов, подточенные в этот день агентами Гидры, пытающимися разгрести завалы и создать новые проходы там, где их не было, видно решили, что они – Бастилия. А ей суждено было пасть.
*фраза пирса из «первый мститель:другая война
[AVA]http://s9.uploads.ru/G4zvb.gif[/AVA]
[SGN]
|
|
[/SGN]
Отредактировано Ophelia Sarkissian (10-08-2017 15:08)
- Это правда.
Мадам Гидра буквально гипнотизирует Джеймса своим голосом, он как река, то мягкий и обволакивающий, плавный, то резкий, бурный, безжалостный — бросает на камни, бьет хребтом об острые скалы. Она не даёт ему и шанса, загоняет в угол и требует ответа, как когда-то требовал Александр Пирс, только напор ее абсолютен. Джеймс помнил, что как бы Пирс не возвышался над ним, он испытывал животный страх перед Джеймсом, он чувствовал, что эта машина не имеет ни тормозов, ни ручника, и в своей агонии, он может задеть даже его — своего повелителя. Офелия не чувствует никакого страха вообще, она будто безумный суицидник бросается вперед и не боится ничего, она будто абсолютно потерявший всё человек, готова сколь угодно танцевать на краю пропасти и это — пугает и завораживает Джеймса. У него ком в горле и ее хлесткие вопросы выбивают почву из под ног у солдата, хотя он цепляется из последних сил за пошатнувшуюся правду, за реальность, что будто маятник раскачивается, так и норовит как следует ударить его в грудь, отбросить вместе с его - Стива - щитом.
Джеймс вновь сжимает пальцами щит, крепко, как последнее, что у него есть еще из настоящего, потому что всё остальное кажется эфемерным и рассеивающимся будто туман, он вгрызается пальцами в щит, удерживаясь на плаву, как ни парадоксально, лишь благодаря этому куску вибраниума, хотя по всем правилам физики, тот должен тянуть его на дно. Философия, громкие слова, рассуждения на тему - это совершенно и вовсе не его сильная сторона. Он - простой солдат, который знает только приказ, и он так сильно истосковался по нему. Офелия чувствует эту слабость, она дёргает за эту ниточку, и надеется вызвать то, что сидит глубоко внутри исполняющего обязанности Капитана Америка — Зимнего солдата.
Лишившись своих руководителей всего ничего тому назад, он был как потерянный ребёнок, как выброшенный на сушу кит — ему было некуда идти, нечего делать, нечем дышать; он был разочарован в себе и опустошён внутри; он был без памяти и без хозяина — где же ты была тогда, Офелия?
- Вы вовсе не для того тут, что бы менять мир. Ваша цель разрушить, сжечь всё и построить на пепелище новый, угодный вам мир. А те, кто будет не согласен должны или подчиниться или умереть. Я.. - менял для вас мир десятки лет. — во время прикусив язык, Джеймс осёкся, поймал иронично блеснувший взгляд зелёных глаз. Упрямые брови сошлись на переносице, губы сжались в тонкую линию, глаза из серо-голубых, стали явственно темнее - он всеми силами противился Мадам Гидре, он — блудный, отбившийся от рук сын, что не собирался возвращаться к своей пастве.
- Мне стоило бы убить вас ещё до того, как вы не причинили добро и нанесли пользу, кажущуюся верной только вам, но тогда я бы точно подтвердил все ваши слова о старой доброй Америке, и определенно точно вы обошли бы меня в этой гонке даже если бы умерли. Верно? - Барнс пожимает плечами.
- Это ваша идеология. Или это идеология вашего предшественника? - имя Александра Пирса всё ещё жгло Джеймсу горло, называться его, казалось ему, все равно что произносить имя сами-знаете-кого всуе, всё равно, что признаться, что совершил все убийства по доброй воле и в очередной раз заляпать кровью свое далеко не блестяще-чистое имя.
Барнс поджал губы в очередной раз в почти что по детски упрямом жесте отрицания. Он не желал ни раскрывать перед ней душу, ни отвечать на вопрос, и уж тем более - оставаться тут. Конструкции ненадежно сдерживающие остатки лагеря покоились руинами, воронка, из которой пытались извлечь остатки почившего во второй раз Арнима Золы (и вот, его горло вновь обожгло), и иные данные, едва ли выдержит взрыва, его он унося отсюда как можно скорее ноги, устроит, забросив небольшую ручную гранату, что надежно спрятана под жилетом - и не говорите мне, что Капитан Америка не носит гранат. Стив Роджерс не носит.
- Я готов отсекать головы столько, сколько потребуется. - жёстко процедил Барнс, выплюнул ей эти слова как сын, вопиющий о своей ненависти к матери, как отрекшийся от своего отечества эмигрант. Он подцепил ногой щит, весь в копоти, грязный, но целый, как и его уверенность в том, что он делает, и подхватив вибраниум, выставил его чуть вперед. Хором по территории пронеслось «Хайль Гидра!», но он всё равно не дрогнул, ни один мускул на его лице, ни одна поджилка. А ему казалось, что когда он услышит это в следующий раз — трусливо сбежит.
Отредактировано James Barnes (23-08-2017 16:25)
Она скользит взглядом по геометрии формы - элегантно черной с сине-красно-белыми вставками там, где рельефы тела больше всего привлекают внимание - плечи, область вокруг звезды на груди, голова, торс. Но не видит за этой фигурой личность: только плоскую картинку, никак не обретающую форму и цвет.
- Это жизнь. Некоторые должны страдать, чтобы остальные могли жить .
У них, наверное, есть общая эмоция. Радостное предвкушение от возможности ощутить презрение. Вот только она безвкусно зла и нескромно печальна, а он обезоруживающе подавлен и до дрожи храбр. Каждый из них злонамеренно обращен сам к себе и безнравственно глух к другому. Боги, храните обычай людей беспокоиться о собственном статусе и носить маски, без них эта встреча наверняка была бы более смущающей.
- Мне стоило бы убить вас...
- Стоило бы. Это было бы честно. – Она отвечала, не зная, насколько приближена к правде. Она кивнула, признавая, что он разгадал ее мысль так, как она была задумана.– Убей всех, кого стоило бы убить. Ведь они тоже честны. Их ничтожность ничем не искажена, в отличие от тех, кто применяет насилие, прикрываясь правосудием, Американец.
Проблема Офелии в том, что, несмотря на все внешние атрибуты, она элегантна в своих решениях примерно так же как топор. Как топор же эффективна, но только в том случае, когда нет очевидного варианта с отмычками, потому что, если он есть, она все равно будет тем, кто скажет «А вот и Джонни!».
Мадам думает, раздавить его, хочет подтолкнуть его к свету, к грязному, холодному зыбкому миру, в котором нет поддержки, опоры. Она хочет вытолкнуть мальчишку из его воздушного замка как гнезда в мир, где только ветер, высота и бесконечное падение вниз в бездну и если только он здоровый птенец, способный летать – он выживет.
- В этом и есть смысл идеологии. Идея. Она не умрет никогда. Поколения сменятся, мир поменяется, а боги останутся. Поэтому я стою здесь, а ты там. Потому что мир, как минимум, состоит из света и тени. И сейчас тень здесь ты. Одних только мышц недостаточно, чтобы быть им. Одного только костюма недостаточно, чтобы им казаться. Стань им, скитайся, ненавидь себя, вечно сравнимая, положи свою жизнь, свободу и каждое решение на кровавый алтарь человеческого невежества и тупости, защищай бесполезных и убогих.
Он прятался за щитом, словно Мальчишка, надевший костюм кумира на Хэллоуин и стоящий перед холодной ревущей рекой, в которой тонет котенок. Она видела эту слабость в широкой ладной фигуре отражались птичьи кости и кровь, что прозрачные воды, его хотелось растоптать каблуком, оттаскать за уши, как несносное чадо, вытрясти затравленный взгляд подбитого пса.
- Или найди в себе храбрость быть тем, кто ты есть. Они не способны управится со своей свободой, они никогда не будут теми, кому ты можешь доверять. Люди – стадо социальных животных, забывших о том, что жадность – самое правильное чувство. Жадность до жизни, жадность до времени, Жадность до чувства, когда ты меняешь мир по крупицам и кусочкам, когда твои усилия – незаменимая часть единой системы, когда все, что ты делаешь – не бестолковый труд, когда покорность вознаграждается.
Ну не должны мужчины смотреть ей в глаза так непокорно и жалко, от этого ей самой становилось гадко.
- Не обманывай себя или ври так, чтобы я поверила. А сейчас ты жалок. Сомнения и страх, ты как пустая разбитая чаша. Не можешь достойно принять смерть – стань достойным называться моим врагом.
Мерзкое, дерзкое, дёргающее ощущение заставляет ее расцеплять зубы, хотя низкий злой, но громкий шепот дерет горло. Но эти глаза оттенка упущенной надежды смотрели прямо, упрямо, игнорируя её танцы на самолюбии.
Ни реакции на неискреннее признание его как врага своего, ни слова защиты в адрес своего героя. Он глотал её шпильки, намеки, её усмешку, всю её горечь, всю её скуку, словно пустой бокал, который в моменты прозрения и скорби либо выпьют до дна и расколют на счастье, либо сам он выпадет из ослабевших пальцев, и неожиданно выплеснется, возгласит в своём предпоследнем вздохе весь звон, всю нежность, всю неотвратимость жизни: разбитый бокал не соберётся, время не вернётся вспять.
Для нее, для столь открытого нарцисса, это было невыносимо. В ней зарождалась ненависть. Невозможность изменить. Невозможность повлиять. Невозможность означала слабость. Её слабость. Ведь все ее слова разбивались о него словно о кусок льда, дрейфующего в океане. Признавая её, он побеждал. Она злилась. Упрямая складка между бровей становилась глубже. И так было, пока не прозвучала фраза: ответ, подходящий как ключ к замку, старый как пьесы про добро и зло.
- Я готов отсекать головы столько, сколько потребуется.
Гнев жаркой волной поднялся, словно девятый вал, дойдя до точки невозврата, она не остановилась, разогнавшись в атмосфере, накалившись до предела, испытав перегрузку, она упала в невесомость. Вакуум поглотил её, пустота обняла ее разум, оставляя за границами все, кроме бездонного Безвременья и Холодной тьмы с мягкой улыбкой и хищной походкой бога за своей спиной.
Выстрелы прогремели, щит, неизменный, нерушимый символ противной ей идеи равенства и свободы в несвободных руках, поднялся над всколыхнутой пылью.
- Снимите с него кожу, повесьте в костюме, но без неё вместо флага на белом доме. А кожу пришлите в упаковке с красным бантом Старку. Чтобы не посылал мне … - План простой и чёткий выстроился в её голове. Насилие во имя насилия. Она хотела видеть катастрофу, панику, она хотела не просто знать но чувствовать, что каждая её секунда жизни - чья то первая секунда смерти. Каждый её вздох для кого то последний, каждое её слово - чей то приговор. Она хотела бы пить вино на электрическом стуле, помнившем чужие смерти, она хотела бы спать в кровати, где кого то убили, она хотела вы как в юности вцепиться в чужое горло своими зубами и вырвать кадык, расплескать чужую кровь, ликовать, упиваясь первозданной властью над чужими телом, жизнью и судьбой. Уснуть как младенец на чужом плече чувствуя себя безобразной и чистой, цельной. Блуждая по грани месяцами, она держала себя даже теперь, в предсмертном размытом не знающем о морали и инстинктах мгновение безликой тишины, одинаково безразличном к собственной и чужой участи. Она, пропитавшись тем, что была мертва, была пылью, витавшей над цивилизацией. Пропитавшись ГИДРой, Альвиусом, сладким тленом мирового уродства, она была миром, а значит мир должен быть таким же как она. Обезображенным и чистым. Она знала что нужно.
Все пустое
Все что здесь пустое. Все что она делает пустое.
Только огонь смерть и агония имеют значение. Атомная, красивая как Леда в первые дни лета, война. Только стрекот счётчика Гейгера и очищающее пламя - глиссандо мира и цель её жизни.
Вот только низкий глубокий стон умирающего мира был не в ее голове, он был здесь, сейчас, так стонали железные прутья, рвущиеся под старостью и тяжестью бетонных конструкций. Несколько этажей под ними, лишившись какой-то зыбкой опоры в результате работы саперов, складывались как карточный домик. База затряслась, каблуки сапог Офелии начали скользить по зыбкой почве.
- Назад. – вырвалось у нее автоматически, она по-женски подхватила подол ципао и засеменила назад.
Быть Капитаном Америка — быть всегда под прицелом, находится в центре внимания. Символ, герой, кукла ряженная - как хотите, но под вечным, ежедневным, ежеминутным наблюдением. Чего только стоило Мстителям скрывать личность Капитана Америка, Тони приходилось использовать всё своё остроумие, весь свой феноменальный талант, чтобы увести внимание на себя. Ведь это не так важно, верно? Стив никогда не был любителем телешоу. Но он привык находиться в центре внимания. А Баки нет. Чужое внимание всё еще казалось Джеймсу чем-то оскорбительным, он аномально чувствовал чужой взгляд, чужое любопытство, кожа отзывалась, плечи напряженно ходили, он выискивал обладателя этого внимания, не мог не вынюхивать его; в нём просыпалось чувство загнанного напряжения, липкого сомнения и инстинкт найти тень, в которой Барнс спрятался бы в лучших традициях Зимнего солдата. Внимание Офелии было хлеще. Оно было ювелирно выточено, вцепилась зубами как в горло бойцовская и убийственно-нежно урчала, щекотала, сканировала в поиске сбоя в системе. Мадам Гидра замерла в сладком ожидании реакции, они будто проверяла защиту Джеймса и работоспособность его сыворотки — а что, если ткнуть вот сюда, или может быть тут? Она пыталась забросить ядовитого червячка сомнения меж пластин его бионической руки, выискивала брешь в туго-прилегающей, цельной - ладной конструкции. Хотела расстроить всю систему безопасности. Ну где-то же должна быть пробоина? Джеймс буквально читал эту нетерпеливую надежду в её глазах. Извращённое чувство внутреннего удовлетворения накрыло Джеймса с головой, оно подкосило его колени так, что мужчина едва удержался на ногах — она смотрела на него не как на человека, как на инструмент, как на механизм ГИДРы; преисполненная надежды и ожидания, она звала его вернуться домой, преклонить колени и стать прежним. Больше года Джеймс избавлялся от этого чувство никчемной пустоты и неспособности найти себе место. Больше года он надеялся почувствовать себя на своём месте и с трудом верил, когда его принимали в социум как равного. Возможно, он всё же, психически не здоров, раз желание подчиниться ГИДРе в нём столь велико.
Последней надеждой удержать себя на ногах твердо был костюм Капитана Америка, в который Джеймс влез пусть и неохотно, но с потаённой надеждой искупить и стать достойным. Он не учёл необходимость ознакомиться с правами и обязанностями, а также идущей обязательным приложением морально-этическую сторону и все с этой особенностью связанные формальности, например не убий, разве что искалечь. У Стива здорово получалось парировать почти всё, что шло вразрез с его кодексом чести.
У Джеймса этот самый кодекс хромал даже не на одну, а может и на две ноги, и из бывшего наёмного пса ГИДРы было не вытащить и клещами достойного ответа. Впрочем, каждому свой костюм, не так ли? Барнс окинул женщину взглядом в котором было нечто близкое к ехидне. Моральная сторона вопроса хромала, но вот в отношении веры ему не было равных. А он действительно верил в Стивена, в Наташу, верил в то, что делал Роджерс и за что взялся сам, и в этот звездно-полосатый костюм, а иначе что? Ему не осталось бы ничего кроме бездонной тьмы, ему не осталось бы ничего, кроме бессонных ночей, кроме чувства жалости, беспомощности и океана боли. Джеймс взглянул прямо в зеленые глаза — он выбирал эту жизнь. Лживую, пустую, картонную, полную сомнений и нового чувства ответственности, ложившегося на его широкие, усталые плечи. Его было кому вести, было кому направлять, и этот путь был полон рифов и крутых поворотов, но был лишен слепого подчинения. Он выбирал эту незнакомую ему, самостоятельную жизнь и Офелии оставалось со скрежетом зубов принять этот выбор или попытаться его оспорить, что женщина незамедлительно и сделала, приказывая разобраться с одиноким Мстителем в лучших традициях символизма.
Джеймс подобрался, испытывая одно из немногих приятных чувств, привитых ему в ГИДРе — холодная собранность, ориентированность на результат самым результативным способом. Эмоциональная сторона отступила в тень и это было хорошо для Джеймса Барнса, все моральные вопросы являются неактуальными в момент на грани жизни и смерти, и сейчас, разумеется, умирать он не собирался. Он согнул ноги в коленях, готовясь к прыжку и перебросил щит в живую руку, укрываясь им и планируя использовать протез как оружие. Сердце билось спокойно и чисто, взгляд был прямой и равнодушный, его разум был пуст, он был готов к миссии. На губах Джеймса появилась улыбка после ее слов.
- Любое действие вызывает противодействие, любая сила вызывает обратное колебание. Это физика - вовсе не философия и не идеология. Этот мир все равно обуздает тебя, затишье - временное явление, а буря.. она рано или поздно успокаивается. Тебе не стать апостолом хаоса или любовницей смерти. Но ты можешь попытаться убедить ее встретить тебя как равную.. - Джеймс метнул щит, сбивая с ног первых шевельнувшихся в его сторону. Земля под его ногами дрогнула, но Барнс не заметил, совершая не совместимый с весом его тела стремительный прыжок. Опорные конструкции не выдержали и затрещали, загудели и стали ломаться, стремясь погрести под себя как можно больше бездарных жизней. Барнс забросил щит за спину на магнитные крепления и последовал за Офелией, но не от страха, а скорее как пёс, почуявший, что его добыча желает избежать встречи. Он смотрел только на ее спину, мелькающую в ряде других, выделяющуюся даже в таком многообразии фигур, поэтому первая пуля, чиркнувшая его по плечу, не смутила солдата. Но когда их стало больше и больше, а ей удалось скрыться за выстроившимся рядком стрелков, Джеймс был вынужден свернуть с намеченного пути. Позади него земля, и то, что оставалось от укрепляющих конструкций ходили ходуном, а пыль уже начинала поглощать эту ничтожно малую для ее количества площадь. Солдат отмахнулся от нескольких пуль и юркнул за чудом уцелевшую будочку по типу сторожевой. Он выглянул, цепляя взглядом картину спешно прятавшейся в машине женщины. Оставаться больше тут было невозможно, и разрушенный тренировочный лагерь тяжело стонал, изгоняя непрошеных гостей, которые бестактно потревожили его покой. Внутри Джеймса было схожее чувство пыльной разрухи, но его личные конструкции, натужно скрипнув, выдержали и этот бой дался ему тяжелее, чем все прочие за последний долгий год. Он победил.
Отредактировано James Barnes (16-10-2017 18:35)
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Игровой архив » [03.07.2016] Welcome to Strategic Scientific Reserve
