Ночной Нью-Йорк. Что может быть прекраснее, чем прогулка по Хеллкитчен в такое время в компании обворожительной девушки с экстраординарными способностями? Вопрос риторический, но в такие минуты Киллгрэйв действительно наслаждался жизнью. Воздух был прохладным и немного даже сырым, от чего его свежий аромат чувствовался вдвойне приятнее. Звуки дремлющего, но не до конца уснувшего города, витали где-то по близости, напоминая о том, что помимо этих двоих людей бетонная экосистема Нью-Йорка содержала еще каких-то... насекомых. Копошащихся в своем муравейнике, обычно раздражающих своим лепетанием и действиями, но в данный абсолютно не касающихся. Киллгрэйв шел спокойным шагом, неторопливо и степенно, всматриваясь в далекие огоньки редких фонарей. Он вдыхал воздух полной грудью, чувствуя абстрактный симбиоз свежего природного дурмана, смешанного с нечистыми парами отходов и техногенной грязи. Его совершенно не заботило ничего. Он вышел развеяться, и больше всего его заботило то, что рядом с ним шла та самая очаровательная полу-богиня, ставшая марионеткой в его грозных руках. Она была прекрасна. В отличие от других, она уже долгое время была в его распоряжении. Намного дольше, чем остальные куклы. Обычно девушки надоедали Киллгрэйву в течении двух-трех суток, но Джессика... Джессика была не такая как все.
     В секунды такого легкого и вальяжного наслаждение собственным местом в этом мире, Киллгрэйв особенно любил покрасоваться. Не смотря на то, что он часто использовал свои способности, что бы внушить людям расположение к себе, он любил иногда наблюдать за реакцией тех, кого он еще не подчинил. Он прекрасно знал, что люди относятся к нему предвзято и, естественно, недооценивают его. Это отношение делилось на два типа: положительное (беглое восхищение статностью, стилем, походкой и прочим, чем Киллгрэйв владел) и негативное (слепая зависть, насмешки, попытки превзойти и прочее, что Киллгрэйв мог вызвать в сердцах отрицательно настроенных окружающих). И то, и другое проявлялось чаще всего во взглядах, выраженных эмоциях. В первом случае, Киллгрэйв попросту игнорировал внимание к себе, к счастью для этих людей, а во втором же, к их несчастью, непринужденно принуждал их к боли, страданиям или даже смерти.
     Как раз в эти минуты на Киллгрэйва свалилась одна из подобных ситуаций. Он вместе с Джессикой проходил мимо чернокожего мужчины средних лет. Парень отчаяно старался сдерживать порывы своего организма на самоочищение. Он был безмерно пьян. Конечно же, он не удержался и, согнувшись пополам, снизверг на забор, о который опирался рукой, разноцветный фонтан жидкой блевотины.
     - Вот видишь, Джессика? - гордо произнес Киллгрэйв, презрительно глядя на афроамериканца-пьянчугу. - Вот что бывает, когда пьешь всякую отвратительную дрянь. Ты должна быть безмерно благодарна мне за то, что я отучил тебя от этого дерьма и приучил к изысканным напиткам, употребляемым в меру.
     Зебедайя обладал исключительной мимикой. Его черты лица типичного английского аристократа и мимика профессионального манипулятора сыграли свое дело. Выражение лица Киллгрэйва были на столько горделивыми и насмешливыми, что чернокожий мужчина поймал его взгляд и в нем вскипела лютая ненависть. Пьяница вытер рукавом свой небритый и запачканный подбородок (правда чище от этого он все же не стал), а за тем решил огрызнуться в ответ на слова Киллгрэйва.
     - Эй, сноубол, что ты там про мою мать вякнул, паскуда?
     Кукловод тут же остановился на месте и замер. Какое-то время он простоял так затылком к пьянчуге. Перебирая возможные слова и сдерживая собственную злобу, он все же медленно развернулся лицом к своей новой наивной жертве.
     - Раз ты такой бесстрашный, то почему бы тебе не забраться вон на тот карниз на девятом этаже и не спрыгнуть от туда на асфальт вниз головой? - голос был совершенно безмятежным и спокойным, словно он предлагал мужчине не суицид, а прогулку до КиэФСи. После того как он закончил эту фразу, он плавно перевел взгляд на Джессику и ухмыльнулся. - А вот это проявление отсутствия инстинкта самосохранения, да, Джессика? - и за тем снова вернул взгляд на бедолагу, который уже пытался забраться на нужную высоту, но в силу своих способностей и состояния смог лишь упереться руками в стену. - Хотя нет... Стой. Подойди сюда. Только не близко. Не ближе чем на пять шагов. Нет шесть.
     Киллгрэйв медленно-медленно перевел хитрый взгляд на Джонс и уже обратился к ней.
     - Джессика, почему бы тебе не помочь мне проучить этого обезбашенного? Обезбашь его буквально. Для меня. Пожалуйста.
     Дежурная улыбка. Вежливость как нечто совершенно ненужное, но красивое. Он коснулся ее плеча своими тонкими пальцами, словно наставляя на путь. Путь убийцы. Бесчеловечной машины смерти. И он прекрасно понимал, что эту метафору Джессика поймет правильно.

     Киллгрэйв с упоением смотрит на то как Джессика подходит к несчастному бродяге. Он важно скрещивает руки на груди, гордо приподнимая подбородок. Его цепкий взгляд въедается в ситуацию, которую он смоделировал сам. Не моргая, не отводя глаза. Он замирает, словно статуя или трехмерный рисунок, ожидая, что его любимая кукла сделает с пьяным, не культурным проходимцем. Он внимательно смотрит как каблук врезается в живот, оставляя рану, как пьяница отлетает к стене. Это вызывает неумолимый восторг удовлетворения и предвкушения того, что это лишь начало.
     Были ли Киллгрэйв маньяком? Обожал ли он смотреть на чужую боль, страдания и муки? Определенно, да. Он редко когда восхищался тем, как люди исполняют его ужасные поручения. Обычно он уходил от них еще до того как они исполнят приказанное, не заботясь о том, что будет с ними дальше. Но в такой ситуации Киллгрэйв любил наблюдать. Потом что это была Джессика, и она была восхитительна. Ее грациозность в купе с невероятной физической силой по истине были великолепны. Каждое ее действие, каждое движение, все, что она производила под влиянием способностей Киллгрэйва, все это выглядело потрясающе.
     Люди по своей природе любят насилие. Это в их крови. Драки, стычки, войны, геноциды - доказательство того, что агрессия является самым любимым методом решения любых проблем человечества. Пусть большинство людей, считающих себя цивилизованными личностями, и твердят, что насилие это не выход, в их подсознании все-равно текут реки злобы, которые жаждут вырваться наружу и расплескаться по окружающим, причиняя им увечья и боль.
     Киллгрэйв был одним из таких, но вполне понимал это. Он осознавал, что любит насилие и кровь, хоть сам никогда и не марал руки. Так даже удобнее. Не нужно не перед кем оправдываться. Чистые пальцы - чистая совесть. Все остальное... на все остальное наплевать. Никто не смеет упрекать, делать замечания. В этом просто нет смысла, в этом нет необходимости, это абсолютно бесполезно. Любой, кто захочет указать Киллгрэйву на то, что он плохой человек, окажется в той паутине, нити которой крепко вопьются в кости, жилы и мозг и будут заставлять делать как захочет Киллгрэйв, думать как захочет Киллгрэйв и даже чувствовать. Очень удобно иметь марионеток, которые в любой момент могут отдать всего себя как сознательного, так и не сознательного. Можно сделать так, как захочется и любые угрозы превратятся в пыль. И эта самая пыль сполна засыпет веки угрожающему.
     В данном случае этот черный не трезвый парень попал под горячую руку. Он просто не знал, что есть вещи, куда более ужасные, чем физическое насилие. И сейчас он стал типичным примером жертвы насилия ментального. На самом деле, сложно выбрать, кому было хуже - этому чернокожему, чье лицо уже стекло на грязный асфальт, а череп постепенно крошится как старая штукатурка, или же Джессике, которая из всех жертв Киллгржйва находится под самым длительным по времени контролем. За это время та Джессика, которая была заперта глубоко внутри, испытала сущий Ад. И это еще был не конец...
     - Ладно, хватит, Джессика! - Зебедайя опустил руки и отвел взгляд в сторону, знаменуя то, что его душенька насытилась зрелищем. - Брось его тут. У нас нет времени на это дерьмо.
     Манипулятор сделал степенный шаг к Джессике, слегка наклонив голову и оглядывая ее с ног до головы.
     - О, боже. Ты вся запачкалась. Джессика! Ну надо ведь аккуратнее. Я понимаю, что все эти наряды на один раз. Но дело-то не в этом. Как мы сейчас пойдем в отель. На нас будут отвлекаться и мне придется отвлекаться на них.
     Киллгрэйв демонстративно вздохнул и бережно взял Джессику за руку. Вкладывая свои пальцы в ее белоснежную ладонь, он чувствовал как они дрожали, но не обращал внимания на это. Он предпочитал ссылать подобные физиологические эффекты не к негативным аспектам, а к положительным. Вряд ли Джессика испытывала именно экстаз, убивая бедолагу, но Киллгрэйву плевать. Он приказал чувствовать себя рядом с ним комфортно.
     Остановив машину, Зебедайя сказал водителю, что все так и должно быть, а за тем указал ехать по нужному адресу. Естественно, когда Джессика и Киллгрэйв вышли из машины, последнее его указание автомобилисту было забыть о его странных попутчиках и продолжить заниматься своими делами. В отеле же Киллгрэйв приказывал примерно то же самое каждому встречному. Лица ужаса, удивления или обычного испуга постепенно сменялись на "кирпичные лица". Все как и должно быть. Девушка вся в крови и вроде как в кусочках мозгов. Ничего необычного...
     Дверь номера захлопнулась. Киллгрэйв расстегнул пуговицы своего пиджака и укоризненно посмотрел на Джессику.
     - Бери клеенку, стели ее здесь на полу. В нее ты положишь всю запачканную одежду. Раздевайся.

     Джессика действительно была куклой Киллгрэйва дольше, чем кто-либо другой (кроме родителей, но на них он влиял не так часто). Обычно Кукловод не задерживал своих жертв по долгу. Он либо просто отпускал их, либо заставлял покончить с собой или же причинить себе тяжелые увечья. Но мисс Джонс была особенной. Она была такой же как и он сам, была необычной и, можно даже сказать, сказочной. Конечно мир был полон людей со сверхспособностями, но Зебедайя не так часто встречал их. К тому же он сам считал, что не сможет найти никого, кто смог бы заменить ему эту уникальную женщину.
     Киллгрэйв смотрел на нее, слегка прищурено, но пронзительно, словно ожидая от нее чего-то. Каждое ее движение, как говорилось ранее, вызывало в нем жуткий интерес к ней. Он не просто контролировал исполнение собственных приказов от Джессики, он любовался тем, как она это делает. Каждое мгновение, которое Киллгрэйв тратил на контроль Джессики, он ценил намного сильнее, чем иное другое. В чем же причина? Почему он был так очарован этой девушкой? Не смотря на суперсилы, она была вполне обычной. На первый взгляд. Киллгрэйв же замечал в ней что-то большее. И каждый раз, глядя на нее, он видел что-то новое, еще не познанное, не изученное им.
     Взгляд карих глаз был устремлен в пол, несколько смущенно, но по большей части весьма грустно. Ее большие глаза, крупные черные ресницы так и сияли выразительностью, в которой можно было утонуть и захлебнуться. Тонкий, приподнятый и слегка заостренный нос был так же редкой физиогномической особенностью. А ее в меру большие губы, которые Джессика сама предпочитала держать в расслабленном состоянии, словно выражая грусть, под влиянием самого Зебедайи превращались в роскошную улыбку, которую нельзя было спутать ни с чем. Черные локоны немного закрывали лицо по бокам, когда Джессика опускала голову, как в данный момент. Это еще больше дополняло красоту ее смазливой мордашки, облаченной в маску свинцовой строгости. Киллгрэйв любовался ее лицом, в котором было гармонично все и по своему уникально.
     Одежда падала на принесенную клеенку. Киллгрэйв даже удивился, что Джессика так быстро нашла то, что он приказал. Сам он вообще не представлял, что в этом номере есть нечто подобное. Во многих случаях он не заботился о том, что его распоряжения могут быть более сложными, чем как они звучат, но находчивость Джессики невольно удивляла его. Впрочем, на этом он заострять свое внимание особо не хотел. Джессика раскрывала перед ним свое сокровенное тело, стройное, а так же уникальное и гармоничное, как и ее лицо. Каждый раз, когда она раздевалась, Киллгрэйв смотрел на нее словно делал это впервые. Его взгляд медленно и скользко опускался, стараясь подольше рассматривать каждую клеточку ее белоснежной плоти.
     Манипулятор степенно обошел ее со спины, разглядывая ее сзади. Девушка оставалась лишь в черных кружевных трусиках (которые опять-таки Зебедайя сказал ей надеть ранее). Она скрестила руки на груди, закрывая самые интимные зоны. Это не возмущало Киллгрэйва, он прекрасно понимал, что если захочет, что бы она не сковывалась, то ему достаточно лишь сказать об этом. Сейчас же она была милой в такой позе. Словно беззащитной и слабой. Нежной и хрупкой, коей не являлась на самом деле. Это была как игра. Киллгрэйв обожал подобные моменты. Быть может, кто-нибудь на его месте был против того, что бы Джессика закрывалась от него, но для Киллгрэйва это, наоборот, выглядело по своему восхитительно и умиляюще.
     Он обошел ее еще немного, остановившись так, что она оказалась полу-боком к нему. Продолжая сверлить ее чудесное тело взглядом, он осторожно коснулся подушечками пальцев ее белого плеча. Пальцы плавно скользнули вниз, облегая кожу плотнее. Вскоре они миновали ее локоть и слегка сжались на запястье, мимолетно опуская руку вниз. Конечно, она могла бы этого не делать, ведь у него бы попросту не хватило сил заставить ее делать что-то чего, она делать не хочет. Но речь идет лишь о физических силах. Киллгрэйв заранее говорил Джессике о том, что бы она не противилась его прикосновениям.
     Чувствуя невероятную силу в ее руках, Киллгрэйв был нескончаемо доволен собой. Рядом с Джесс, используя ее и распоряжаясь ею, он чувствовал себя еще более могущественным, чем был на самом деле. Быть может, поэтому он так прилип к ней, но этот факт был лишь частью той мозаики, которая своей совокупностью являла извращенную любовь к Джессике Джонс.
     - Да, иди, прими душ. - спустя пару минут проговорил Киллгрэйв и убрал свою руку от Джессики. Проводив ее взглядом, он тихо вздохнул и взглянул на клеенку, которая была закидана кровавыми вещами, что так восхитительно смотрелись на Джессике. Тем не менее, Киллгрэйв совсем не печалился тому факту, что она больше не наденет именно этот наряд. Он обожал одевать Джессику каждый раз в новые одежды и ему было наплевать на то, что она не имела эту популярную среди светских дам зависимость. Так или иначе, Зебедайя не позволял ей облачаться в то, к чему она привыкла и даже любила.
     Когда Джесс скрылась в ванной, Киллгрэйв уселся на диван, раскинув руки по его спинке и откинув голову назад. Он немного поежился, тихо хрустнув позвонком шеи. Его взгляд был направлен в потолок и был слегка затуманен. Он как-будто отправлял свою астральную проекцию следом за Джессикой. Хотя на самом деле он просто хотел расслабиться на какое-то время. Он еще не осознавал, но где-то в глубине души он уже боялся того, что потеряет Джессику. Это предчувствие было несознательным и очень слабым для того, что бы Зебедайя мог уловить этот внутренний сигнал, но в некотором роде мысли об этом уже были готовы закрасться в его разум.
     Киллгрэйв ни о чем не думал. Он терпеливо ждал пока Джессика приведет себя в порядок и снова вернется к нему. Он не боялся оставлять ее одну, ведь знал, что она будет под его контролем ровно двенадцать часов. Тем не менее, он уже тогда хотел испытать на ней небольшой опыт. Останется ли она с ним, если он прекратит манипулировать ей, высказывая распоряжения? Он все чаще думал над этим, но понимал, что был еще не совсем готов принять результат этого эксперимента.
     Он медленно закрыл глаза, словно погружаясь в дрему.

     Довольно трудно сосредотачивать собственные мысли наедине с самим собой, когда тебе постоянно приходится контролировать окружающую ситуацию посредством подчинения каких-либо людей. Вечные формулировки предложений, которые впоследствии становятся приказаниями. А ведь еще каждый из людей может понимать смысл определенных фраз по своему. Постоянные раздумья над тем что можно произнести, а что говорить вредно или даже опасно для себя. Общение с людьми превращает Киллгрэйва самого в марионетку собственных способностей. Он вынужден произносить лишь те слова, которые будут понятными адресованному оппоненту, и те слова, которые пойдут на пользу. Люди вольны говорить околообдуманные вещи типа "я - идиот, убей меня" или "я не могу на это смотреть, выколите мне глаза" или что-нибудь прочее подобное. Киллгрэйв же не может произносить такое. Но и желания у него такового не имелось никогда. Он словно был воспитан собственной силой. Стал эгоистичным, циничным, тщеславным, помешанным лишь на своей безопасности. Это засело  него глубоко в подсознании и стало неотъемлемой частью его природы.
     Зебедайя не дремал, хоть так могло показаться со стороны. Он просто закрыл глаза и расслабился, наслаждаясь собственным величием. Лишь оставаясь наедине с самим собой он мог становиться полностью искренним, забывать о том, что ему необходимо часто сосредотачиваться на формулировках поручений. Иной раз от такого мозг вскипает и эта напряженность пробегается по нервам, заставляя быть озлобленным, агрессивным, желающим причинять лишь боль окружающим. В минут одиночества сознание Киллгрэйва отдыхало. Он чувствовал такую легкость, что мог иной раз почувствовать себя обычным человеком. Но человечность не для него. Это он сам понимал прекрасно как никто другой.
     Веки невольно дрогнули, Киллгрэйв медленно открыл глаза и лениво перевел взгляд на свою руку, которая располагалась на спинке дивана. Кончики пальцев тихонько терлись друг о дружку, а за тем ладонь раскрылась, словно демонстрируя пятерню. Киллгрэйв скептично посмотрел на кровь, которая случайно осталась на его пальцах, когда он трогал Джессику за руку. Немного погодя, он достал из кармана белый платок и неторопливо вытер пальцы, не оставляя и следа. За тем он скомкал платок и кинул его в кучу одежд, валяющуюся на клеенке.
     Убивал ли Киллгрэйв? Определенно да. Но не своими руками. Он никогда не причинял людям боль самостоятельно. В этом плане он был девственным. Быть может, потому он и утверждал многим, что частые травмы и смерти окружающих - не его рук дело. В буквальном смысле так и есть, но в фактическом... он не хотел придавать этому значение. Люди сами отрезают себе конечности, они сами прыгают с крыши и разбиваются, они сами избивают друг друга до полусмерти, они сами ответственны за то, что делают. И пусть это гложет их. Киллгрэйву наплевать, он никогда не сталкивался с тем, что кто-нибудь пойдет против его воли. Он любил играть своими куклами так, словно они сами виноват в том, что выполняют его указания.
     Когда Джессика вошла в комнату после душа, Киллгрэйв слегка улыбнулся и выпрямил спину. Его брови немного встрепенулись, представляя его выражение лица наигранно-приветствующим.
     - Дже... - хотел уже было добродушно произнести Киллгрэйв, но девушка внезапно приблизилась к нему на диван и схватила его за шею. Кукловод впервые ощутил на себе родимом ее силу и какую боль может причинить она. Хватка была поистине мертвой. или точнее сказать, умерщвляющей.
     Глаза широко распахнулись, губы гневно втянулись, обнажая оскал плотно стиснутых зубов. Вся внезапность была прямо-таки ошеломляющей. Для Киллгрэйва подобное поведение было в некотором роде аномальным. Он никогда не сталкивался с подобным и это в какой-то мере парализовало его мысли, открыв гневу дорогу.
     - Джс-с-с-сика-а... Кхя! - сквозь зуб процедил Киллгрэйв, беспомощно обхватив запястье руки, что сковывала его горло. - Джс-с-сика!.. Кхм!.. Отпсти... меня-а-а! Кха!
     Когда девушка исполнила этот приказ, Киллгрэйв тут же схватился за свою шею, громко кашляя и пытаясь восстановить дыхание. У него была достаточно мощная сила воли для того что бы переживать подобную боль, но кашель был таким, словно Киллгрэйв чуть-чуть и задохнется, не смотря на то, что его больше не душат. Но это были пустяки по сравнению с тем, что испытывал Зебедайя морально. Он был не просто обижен или расстроен. Его переполняло чувство ненависти к тому, как посмела с ним обойтись Джессика.
     - К стене лицом, Джессика! - гневно проговорил Киллгрэйв, держась за шею и глядя на нее исподлобья звериным взглядом. За тем он еле как поднялся на ноги и согнулся почти пополам, продолжая откашливаться. Спустя некоторое время, он сплюнул и втер рукавом рубашки оставшиеся слюни с подбородка. - Джессика! Ты никогда! И ни при каких обстоятельствах! Не будешь причинять мне боль! Тебе ясно?!

     Как и ожидал Киллгрэйв, Джессика непоколебимо исполнила его сказанную волю. В кои-то веки кукловод был действительно на кого-то зол. И зол не потому что девушка была ненавистна ему. Совершенно наоборот. Зебедайя любил Джессику Джонс больше всех на свете (ну если не считать себя родимого). Он проявлял свою любовь тем, что всегда одаривал ее роскошными подарками, дорогими нарядами, самой вкусной едой и высококлассной выпивкой. К тому же последнее в предельных нормах. Опять же забота о ее здоровье (и плевать, что даже казахстанская водка не причиняет ее организму особого вреда). Киллгрэйв никогда до этого момента не держал возле себя подчиненных ему людей на столько долго. Телохранители, самые сильные люди - Пурпур почти не нуждался в них, но иногда использовал чужую грубую силу. Как правило, такие люди были для него одноразовыми. Девушки? С ними Киллгрэйв опять же не задерживался. Менял их как носки. Лишь Джессика стала единственным исключением. Она никогда не надоедала ему, он даже и не думал о том, что когда-нибудь проснется или встретит вечер без нее. Он держал ее к себе очень близко, и его хватка была крепка. Мировосприятие этого сверхчеловека устроено так, что сам он осознавал этот факт в том ключе, в котором он видел свою ненаглядную игрушку не просто самой любимой, а по настоящему возлюбленной. Конечно, он понимал и то, что сама Джессика не особо разделяла его чувств, но... Черт возьми, Киллгрэйв все делал для нее, заботился о ней. Не смотря на то, что эта привязанность стягивала ее саму, уничтожая в ней личность.
     Киллгрэйв был эгоистом. Он воспринимал лишь свои осмысления окружающего. С детства для него были свои "хорошо-плохо", "добро-зло", "вред-польза" и так далее. И поэтому он совершенно не понимал причин поведения Джессики. Ведь он делал для нее лишь хорошие, добре и полезные вещи... Немой вопрос "почему и зачем, а главное - за что?" застрял где-то чуть ниже воспаленного горла. Киллгрэйв убедился, что Джессика больше не собирается на него нападать, выпрямился, продолжая тереть свою шею, а за тем начал нервно ходить по комнате взад-вперед. Он был в некотором роде в шоке от выходки Джессики. Подобное проявление безумия для него оказалось весьма неожиданным и очень будоражащим. Киллгрэйв даже не мог собраться с мыслями, что бы оценить все правильно, а главное - просто успокоиться самому. Он прошелся туда-сюда раз десять прежде чем остановиться перед Джессикой и наконец-то отпустить свою шею.
     Его взгляд был до сих пор озлоблен. С лютой ненавистью он пялился в затылок девушки, тяжело дыша через напряженные ноздри. Его взгляд пару раз прошелся вниз по ее телу и обратно к затылку. Он даже невольно приподнял ладонь, скрючив пальцы. Судорожно подводя ее к голове Джессики, он будто хотел сделать ей очень больно, но все же рука резко опустилась, а пальцы более-менее расслабились. Дхание Киллгрэйва постепенно восстанавливалось. Он успокаивался. С его-то силой воли было не трудно погасить в себе подобный порыв ярости. К тому же он понимал, что даже сейчас не желает причинять Джессике физический вред.
     И все же речь шла лишь о физических увечьях. Психика и мораль Джонс совершенно не беспокоили кукловода. И, конечно, он найдет вариант наказать ее за то, что она позволила себе. Но не сразу. Сейчас Зебедайя продолжал восстанавливать свое духовное равновесие. Состояние аффекта для него было через чур неприятным. На какое-то время он даже ощутил как теряет контроль над самим собой. А вместе с тем и над всем окружающим его миром. Это очень не хорошо, потому Киллгрэйв и считал собственное спокойствие самым приоритетным. Тем не менее, злоба осталась. И ее нужно было как-то выплескивать...
     - Джессика... - тихим, но опять же напряженным и озлобленным голосом проговорил садист. - Повернись ко мне.
     Он смотрит в ее глаза, словно пытаясь просверлить в них еще большую черноту. Вглядываясь в ее ресницы, он постепенно отводит свою нижнюю губу вниз, обнажая свой нервный оскал. Его взгляд вскоре начинает опускаться. Стиснутые зубы вскоре мякнут, рот приоткрывается. Он выглядит так, словно готовится укусить свою жертву подобно проворной кобре. И все же его взгляд вновь возвращается к ее лицу после того как достигает ее босых ног.
     - К чему этот халат? - ворчливо проговорил Киллгрэйв, словно пытаясь еще до чего-то докопаться и за счет этого отвлечься от предыдущего конфликта. Он хватает ее за плече и нахально стаскивает часть халата вниз, обнажая ее белое плече. - Снимай его живо!
     Халат падает к его ногам, он даже не глядя на него отшвыривает его каблуком в сторону той кучи на клеенке. Он продолжает пилить взглядом черт лица Джессики. Ну как можно злиться на такую милашку? И все же она не останется безнаказанной, пусть она и является обладательницей самых красивых глаз в Нью-Йорке по версии самого отвратительного характера в мире.
     Он делает невольный полушаг назад, снова опуская взгляд. Ночная рубашка сексуально подчеркивала изгибы фигуры. Да еще и цвет был его любимый. Он сомкнул свои губы и взглянул на то как его ладонь уже невольно оттягивала тонкую лямочку, на которой платье держалось за ее плече. Все же он решился не сдергивать с нее ночнушку. Ведь так она выглядела даже привлекательнее, чем обычно.
     Киллгрэйв сделал глубокий вдох и вдох, а за тем обхватил Джессику за плечи. Она могла почувствовать как трясутся его руки. До сих пор. Но теперь он уже был не растерян. Его мысли были собран в кучу и он прекрасно знал, чего хочет. Он стремительно делает шаг к ней. Его грудь прижимается к ее груди, толкая ее, но отступать Джессике было некуда. Его нос упирается в ее висок, а за тем он неудержимо впивается в ее чувственные губы своими. Не сдерживая своей подолгу скрываемой страсти, Киллгрэйв прижимается к ней всем телом, невольно даже заводя колено между ее бедер.
     - Целуй меня Джессика! - чуть ли не шепотом произносит Киллгрэйв, продолжая томно посасывать ее губы, изредка слегка покусывая их. - Целуй...
     Зебедайя чувствует как жар, бушующий в его висках начинает усиливаться, но теперь он был совершенно не болезненным, а даже, наоборот, приятным и чарующим. Он обнимает Джессику, прижимая ее к себе словно хрупкую девственницу, продолжая импульсивно целовать ее, размазывая ее яркую губную помаду по лицам обоих.
     В какой-то момент Киллгрэйв внезапно останавливается. Его брови снова экспрессивно хмурятся. Он пытается оттолкнуть Джессику от себя, но все же ему приходится произнести то самое "хватит". Он плавно отпускает ее и шагает назад, разрывая с ней тактильный контакт полностью. Его руки ложатся на ремень.
     - Джессика... на колени. - загадочным тоном произносит он, медленно расстегивая пряжку на своих брюках.

     За то долгое время, пока Джессика находилась под контролем Киллгрэйва, он успел заметить, что ее эмоции и чувства были какими-то мертвыми, неестественными. Зачастую их вообще не было, от чего Джесика еще сильнее походила на куклу-марионетку. Плохо это или хорошо? Зебедайя даже не задумывался над этим. Он был на столько увлечен внешней красотой Джонс, что даже не обращал внимание на внутреннюю. Он понимал, что где-то в глубине души Джессика испытывала нечто, что могло бы ему не понравиться. Но иллюзия власти над ее духовной структурой позволяла ему не обращать внимания на подобные вещи. И все же некоторые моменты заставляли Киллгрэйва задумываться. А что если Джессика все же сможет испытывать чувства, которые не были бы вызваны его чарами. Как раз в этот момент Джессика дала прекрасный толчок для желания провести небольшой эксперимент.
     Девушка покорно опустилась на колени. Кукловод внимательно смотрел на нее сверху вниз. Вскоре его ладонь коснулась ее щеки. Это прикосновение было несколько холодным, лишенным нежности и заботы. Тем не менее, оно не являлось небрежным или грубым. Сложно было описать как это выглядело, но можно было сравнить с тем, как будто бы Киллгрэйв попытался сам отстраниться от каких-либо эмоций и чувств. Словно, пытаясь понять Джессику, оказавшись частично на ее месте. А конкретно - лишившись своих внутренних проявлений.
     Спустя пару секунд, его пальцы скользнули на ее подбородок. Он плавно шагнул назад, не разрывая тактильного контакта. Он до последнего молчал, делая еще один шаг. И лишь когда его рука была максимально вытянута, что его пальцы вот-вот отстанут от ее лица, он тихо проговорил:
     - За мной.
     Выведя ее на середину комнаты, не прекращая смотреть на нее сверху, Киллгрэйв все же опустил руку. Несколько неохотно, но все же он продолжил расстегивать свои брюки, а точнее ремень.
     - А теперь на четвереньки, Джессика.
     Манипулятор медленно втаскивал кожаный ремень из дорогих брюк. Они сидели на нем вполне прекрасно и без ремня. Костюм был подобран идеально. Ремень же выполнял роль очередного роскошного элемента костюма. Ну или же в данном случае был использован явно не по назначению.
     Киллгрэйв медленно обошел Джессику, многозначительно складывая ремень в двое. Он остановился, когда она оказалась полу-боком к нему, а за тем присел на одно колено, приближаясь к ней, но все еще глядя циничным взглядом сверху вниз.
     - Я пытался. Я, Джессика, искренне пытался угодить тебе. Как-либо радовать. Укутал тебя в самые дорогие и престижные бренды. Я старался всегда проявлять заботу и любовь. Но ты, Джессика постоянно была холодна к моей щедрости и доброжелательности... Наверное, пряника тебе мало. Я все понял, Джессика... Задницу повыше.
     Его монолог постепенно становился все мрачнее и мрачнее, словно он подсознательно готовил Джессику к чему-то ужасному. Намеками настраивал ее на то, что она должна будет запомнить на долго. При этом его ладонь плавно огибала ее спину. Прикосновения были уже куда нежнее, словно Зебедайя прощался с Джессикой, прикасаясь к ней в последний раз. Его ладонь скользила по изгибам ее тела все медленнее и медленнее пока не остановилась у бедра. За тем его пальцы начали постепенно возвращаться, но при этом они теперь слегка занырнули под ткань ночнушки, тем самым задирая ее. И когда он произнес последние слова, его лицо стало более грозным. Он даже слегка оскалился.
     Стремительно выпрямившись, он замахнулся ремнем и ударил Джессику по обнаженному мягкому месту. Нервно выдохнув, он повторил удар, стараясь бить изо всех сил. Он понимал, что Джессика хоть и хрупкая с виду, но для того что бы причинить ей боль требовалось гораздо больше усилий. Ведь она была очень вынослива. Кто знает, может быть, Киллгрэйв думал, что его любимая Джессика на самом деле мазохистка и сейчас он старался причинить ей скорее радость, нежели страдания. И, тем не менее, основная идея его поведения была основана на том, что бы вызвать в ней чувственную реакцию ее внутренних переживаний. Он продолжал хлестать, не жалея Джессику и даже собственных сил.