Он думал, воровать это весело.

Ну, правда. Никаких тебе обязательств, никаких тебе рамок, никого графика с расписанием. Никакого начальства, работаешь на себя, а не на дядю. Куда ни плюнь, сплошные плюсы. Берёшь, что хочешь, и если делаешь это с умом - ничего тебе не будет.
Поначалу в самом деле было весело. Но после это болото окончательно его затянуло: сомнительная компания, опасные делишки, авторитет на районе и обязательная конкуренция. Все, что в юности чудилось забавным и носило налет романтизма, в реальной жизни оказалось полным дном.

Он думал, что воровать будет весело. И никогда ещё так крупно не ошибался.

Клинт растирает рассеченную губу и косо ухмыляется, сплевывая под ноги кровавую слюну. Грязный, избитый, жалкий. Все это давно перестало быть романтичным, весёлым, забавным. А ведь все так круто начиналось! Он как сейчас помнит: детство, цирк, сцена, первые победы после череды тягот и невзгод. Им с братом никогда не везло, если подумать. Жестокий и грубый отец, чаще пьяный, чем нет. Испуганная молчаливая мать, сливающаяся с серой стеной; он почти не помнит ни её лица, ни голоса, потому что она вечно прятала измученный взгляд и молчала под тяжелыми ударами недовольного супруга. Детям тоже доставалось по полной, без скидки на возраст: и тумаки, и пощёчины с оплеухами, и даже сапогом под рёбра. А с утра неизменно приходилось вставать с петухами и тащиться с мясную лавку, где отец велел им разделывать туши снова и снова, пока не начинало воротить от запаха крови и свежего мяса, пока ладони не покрывались волдырями, а дрожащие от усталости пальцы не отказывались удерживать тяжелый мясницкий нож.

Весёлое было время! Клинт прекрасно помнит, что сачковал. И побоев ему доставалось меньше, и тяжелый физический труд облагораживал его в меньшем объёме. А все почему? Потому что у него был старший брат.

Барни.

Клинт смотрит куда-то за грязное тёмное окно. Где он сейчас? Чем занимается? Помнит ли его имя вообще? В детстве они были не разлей вода, сплоченные одной бедой; старший всегда прикрывал младшего, кидался под кулаки отца, прикрывал своим телом, отталкивал прочь и иногда даже огрызался в его защиту, залепливал ему ссадины и царапины пластырем, помогал с разделкой туш после,  всегда давал передохнуть между работой чуть дольше, чем отдыхал сам, заканчивал за них обоих и - когда совсем не оставалось сил - делал работу один.
Даже забавно, куда все это делось? И если он тут сдохнет, в этой канаве, кому принесут повестку о гибели? И придёт ли он забрать его труп, должным образом захоронить и всякое такое прочее? Клинт всерьёз в это не верит. Потому что не уверен, что они все ещё семья.

Потому что потом все стало хуже. Родители погибли, и двое сирот в один миг оказались на улице ни с чем.
Нет, конечно, все в итоге устроилось и даже был период с приютом, где их кормили и учили грамоте, и там все было не так уж плохо, но тоже достаточно отвратно. И с цирком, когда их держали на побегушках и поручали самую грязную и хлопотную работу, но даже там были моменты просветлений: яркая сцена, веселые представления, костры в ночи и шумные веселые посиделки. В целом, ни приют, ни цирк не оставили в душе Клинта теплых воспоминаний, потому что и там их все шпыняли, задирали, обижали. Приют был серым, чужим, далеким и унылым. Цирк - грязным, тяжёлым, бездонной дырой, засасывающей тебя все глубже, где выживать становилось все сложнее и сложнее, но..
Но они по-прежнему оставались вместе - и могли все это пережить.

Что же случилось после и когда все пошло не так?
Ту ночь Клинт тоже помнит хорошо даже до сих пор. Или все началось гораздо раньше? Как бы там ни было, трещина между ними грянула уже тогда.

***
Клинт, как и любой трудный подросток его лет, никогда особенно не верил в свои силы. И когда Мечник - один из самых талантливейших представителей этого занюханного цирка - выбрал его в партнёры по представлению, мир резко изменился. Теперь ему не было нужды таскать тяжелый реквизит, выгребать какахи за животными из клеток и делать прочую грязную работу. Его расписание отныне состояло из репетиций и дельных советов для удачной карьеры: как встать, как действовать, как показать себя так, чтобы зрители оставались в восторге и просили тебя на "бис" снова и снова.
Это казалось какой-то сказкой. Вся эта феерия закрутила его с головой, окуная в совершенно неизведанный мир взрослого циркового бизнеса. Он соврёт, если скажет, что не мечтал об этом. Сколько раз представлял себя на сцене рядом с ним, с эти шикарным мужчиной, что делал все чуть лучше, чем идеально.
Именно поэтому, когда его кумир мягко рассказал ему о том, как ещё можно добывать деньги, Клинт поверил. И даже не отказался. Разве мог сам Мечник научить его чему-то плохому.

Вылазка в чужие карманы далась ему без проблем. Мальчишка был умён, хитер и проворен. Он шустро сновал в толпе, совал руку в чужой карман так, что ни один человек не мог этого ощутить, а после испарялся с добычей в мгновение ока. Это был полный успех! Мечник хвалил его. Клинта затопил неконтролируемый восторг, особенно когда мужчина отсчитал от добычи пару купюр и отдал ему.
Его собственный, личный заработок!
Мальчишка уже думал, куда его потратить, аккуратно складывая шуршащие бумажки под подушку. Когда вдруг сзади нарисовалась знакомая фигура и очень, очень строго спросила о происходящем. Клинт вздрогнул, деньги выпали из рук и, порхая, разлетелись под ногами. И если до этого самого времени он не ощущал исключительно никаких угрызений совести, то под строгим взглядом брата ему вдруг сделалось отчаянно совестливо.
- Барни? - мальчишка нервно сглотнул, инстинктивно отступая на пару шагов назад, словно готовился убегать. - Ты чего сидишь в темноте? Я думал, ты ещё занят делами.
Вот неудача! Он был так захвачен радужными эмоциями, что совершенно не заметил брата в темноте. Обычно тот не возвращался так рано, так что Клинт совершенно не подумал об осторожности. Но в его возрасте это простительно, пожалуй?
Спиной он упёрся в брезент. Палатка была слишком небольшой, отступать дальше было некуда. Даже в темноте глаза мальчишки лихорадочно блестели, и хотя он не думал, что брат всерьез поднимет на него руку - достаточно ярко помнит домашние побои, чтобы опасаться повторения.
- А что? - недружелюбно огрызнулся и деланно пожал плечами, твердо решив про себя, что не станет оправдываться. - Я заработал это. Заслужил, понимаешь? Это моё.
Почти крикнув последние слова, мальчишка присел и шустро стал собирать рассыпанные купюры, нервно распихивая в карманы. Спрячет после в более надежное место, под подушкой держать было нельзя.