Это было чистой воды безумие, но Реми, кажется, решил поставить за последнюю неделю новый личный рекорд в номинации «как убить себя наиболее оригинальным способом». Сначала эти безумные деньки в Щ.И.Т.е, совмещенные с делами Гильдии. Потом тяжелый разговор с Беллой и новость, после которой Реми напился так, как не напивался даже после резни Морлоков. Следом – тяжелейший отходняк, усугубленный отвратительным чувством вины и абсолютным непониманием того, что делать дальше. Потом – толком не обдуманное, по большей части спонтанное решение признаться во всем Шельме.
Реми думал, что она его убьет. Или хотя бы покалечит так, что станет чуточку менее стыдно. Но нет, легче не стало. С одной стороны, Реми считал, что поступил правильно, рассказав о беременности Белладонны. С другой стороны, это было той самой последней каплей, которая переполнила чашу терпения Анны Марии. Понимал ли он, что после его признания все, возможно, будет кончено? Понимал. Боялся этого? Боялся, очень боялся. Планировал ли дальше делать все, лишь бы заслужить ее прощение? Да. Вот только себя простить он не мог. И понимал, что в ближайшее время вряд ли сможет.
Реми не удалось отсечь тот момент, когда он начал совершать одну ошибку за другой. Вот, спрашивается, чего ему не хватало, а? Он же пришел к Белле поговорить, а не спать. Но нет… Накатило. Чертова ностальгия, к которой он никогда не был склонен. Чертовы чувства, которых вроде бы к бывшей жене не испытывал… Или испытывал? Реми окончательно запутался. Он любил Анну Марию. До помешательства любил. Настолько, что ради нее окончательно отказался от своей семьи. Простил, когда она бросила его умирать. Простил, когда она стала встречаться с Бобби.  Настолько сильно любил, что ради нее всерьез был готов завязать с воровством. И завязал бы, если бы не отец – Жан-Люк попросту не оставил Реми выбора. Реми любил Анну Марию так сильно, что предложи она ему настоящий поцелуй, он бы не раздумывал. Целовал бы, пока хватало сил, даже если бы это и грозило ему многолетней комой.
И Реми действительно не понимал, как он, испытывая столь сильное чувство, все же занялся любовью с Беллой. Шельма простила бы ему случайную связь – всегда прощала, понимая, что у тела есть потребности. Но Реми же знал, что Беллу ему не простят. Знал, и…
Как ни крути, получалось хреново. Делая хорошо одной, он обижал другую, и наоборот. Вроде бы и выбрал уже, и Белле сказал, что выбрал не ее. Но и от Белладонны отмахнуться Реми не мог – не чужая. А теперь еще и его ребенка носит…
- Cher. – Вскрыть замок в комнату Росомахи – святое дело. Сразу с порога прикрыться ящиком дорогущего виски, чтобы не получить по морде сразу, уже тоже вошло в привычку. – Je dois parler. Je voue en prie.
Звякнули бутылки – Реми грохнул ящиком о столешницу. Он уже выпил, и выпил немало. Еще не шатался, но уже не отсекал, на каком языке говорит, и только по не очень довольному взгляду Логана стало понятно, что языковой режим нужно переключить.
- C’mon, babe! Бери бутылку. Пей.
Каджунский акцент, почти незаметный, когда Реми говорил по-французски, в английской речи буквально бил по ушам. Обычно Реми разговаривал нормально, а в стенах школы старался даже не допускать в своей речи слэнга, но сейчас последнее, что его волновало – его произношение. Да и какая разница, понятны ли все слова. Главное, чтобы дошел смысл.
- Я – идиот и сволочь. Я обидел их обеих.
Пытаясь открыть бутылку, Реми чуть было не свернул горлышко бутылки. Выматерился, стянул перчатки, и, справившись с пробкой, тут же приложился к виски, в несколько глотков выпивая чуть ли не половину.
- Шельма меня бросила. И правильно. – Глаза на мгновение полыхнули алым. – Mais je ne veux pas sans elle. Что мне делать? Она меня не простит. Она южанка, южанки такое не прощают.
Реми тяжело вздохнул, уставился на оставшиеся в ящике одиннадцать бутылок. Достал одну и чуть ли не силой пихнул в руки Логана. И наконец-то решил немного прояснить ситуацию.
- Я развелся с Беллой. И переспал. Она беременна. И я сказал об этом Анне Марии, потому что это честно. А она… ушла. Я думал, что она меня побьет, а она так… Слегка… Плохо. Если бы в стену впечатала, у меня был бы шанс. А как я без нее, Логан? Как?