Бежать было не в ее стиле, но бегала она последнее время так много и от всего, что только могла найти, от всего, что доставляло хоть малейший дискомфорт ей. Ей или ее второй половине души, бегали они в итоге самозабвенно, с нескрываемым фанатизмом. От друзей, от родных, от эмоций, от всего того, что было их недостойно, от всего того, что могло их хоть немного принизить в собственных глазах или глазах окружающих. И сейчас она бежала, бежала из этой чертовой дыры в Техасе, бежала от того, что ее трогало и ранило, бежала от ответственности, от опасности.
Ночная трасса встретила машину тишиной и редкими встречными огнями фар, но ей было наплевать. Хоуп понимала, что чертовски устала сегодня, измотана морально и физически, столько времени за рулем в одну сторону, вся эта заварушка, потом спасать свою шкуру и снова за рулем назад... Она цеплялась пальцами за руль, всматривалась в дорогу, то и дело переключая радиостанции, выискивая что-нибудь бодрящее, но не раздражающее, раздражителей у нее и так хватало в машине сейчас. Холодный мартовский ветер пробирал салон через два открытых окна, проветривая его, выстужая и не давая ей расслабиться. Увы, волосы трепало так, что они сбивались в колтун, не смотря на их длину, уши жгло, но попытка закрыть окна приводила к невозможности дышать. Грязное туловище на заднем сиденье воняло так, словно вобрало в себя все, что витало в воздухе Юлисса. Малейшая попытка прикрыть окно и вот она уже снова стоит в той забегаловке. в грязном полуподвальном помещении, где из живых лишь бармен, вяло сидящий за стойкой и еле перебирающий пальцами замызганную тряпку, да ее "братец", за которым Гордыню отправила Моргана. Поэтому Хоуп лишь надеялась не схватить простуду, да прибавляла температуру на обогреве сиденья. На соседнем, пассажирском, валялась ее сумку с вытащенным мобильным телефоном. Женщина несколько раз хватала его, нервно перебирала в пальцах, снимала с блокировки и ставила назад, никак не решаясь на звонок. Черт с ним, с звонком, она могла написать сообщение, крошечную СМС, но... не решалась.
Сто километром остались позади, она пролетела их, даже не заметив.
Двести.
Скорость росла, машина шла ровно, по расчетам женщины, часов 12 на всю дорогу они потратят, плюс-минус полчаса на заправку и кофе.
Она не смотрела назад, изредка кидала взгляд через зеркало заднего вида, просто удостовериться, что везет пока еще живого человека. Волновалась она больше не за него. И в очередной раз скинув скорость, она опять схватила телефон и, разблокировав, набрала короткое сообщение "Скажи мне, что ты жив", скинула его Тони и выключила телефон. Чего она боялась? Что получит ответ от него? Или от кого-то другого? Какие там будут новости? Что все плохо? Или все хорошо? Какой тон?... Тон? Тон она знала, он указал ей на нее место. А она и не сопротивлялась, даже согласилась, и знала, что в тот момент, когда грех внутри свернется урчащей кошкой, она обо всем этом будет жалеть, до слез, до истерики.
Пятьсот.
Она остановила машину, хлопнула дверью, даже не спрашивая, спит ли Лень? Как он себя чувствует? Ее интересует только стакан крепкого кофе и надо бежать дальше, бежать, не оглядываясь на то, сколько тонн пепла от сожженных мостов она развеяла.
Утро уже вовсю разгоралось, ярко солнце разгоняло знаменитые туманы Сан-Франциско, когда она въехала в город. Хоуп понимала, на сколько сильно она устала, на сколько сильно замерзла, но окна все равно не закрывала до самого конца. На сколько сильно хотелось принять душ и завалиться в свежую мягкую постель. Но дел все равно было невпроворот, организм работал на износ и если пару часов она продержится, то вполне возможно переходит эту усталость и продержится до вечера.
Ворота мягко и почти беззвучно отъехали в сторону, впуская породистого немца внутрь. Хоуп припарковалась рядом  с домом, не заводя машину в гараж. Выдохнула с нескрываемым облегчением, наконец-то она дома. Наконец-то она приехала, наконец-то сложная дорога позади. Ван Дайн забрала с пассажирского сидения сумку, кинула в нее все еще выключенный телефон, обошла машину и открыла заднюю дверь, надеясь, что не придется будить Чарли и он проснется сам, хотя бы от открытой двери.
- Приехали, Чарли, - она оперлась ладонью в дверь, - выходи и иди за мной. Моргана мне голову оторвет, если твоя шкурка пострадает, а я больше не могу выносить эту вонь, - Хоуп развернулась и зашагала к входу в дом, - Я бы на твоем месте хотя бы выкупалась. Так что, выползай. Машину все равно в химчистку теперь гнать...

Он что-то ворчит, вытаскиваясь из машины. Хоуп в целом все равно, что он там бормочет, жив и ладно, да и выбрался самостоятельно, не пришлось лишний раз будить. Хотя, шальные мыслишки в голову прокрадывались гудящим роем, что салону уже все равно, а ей чисто человеческое удовольствие доставит при этой все прохладе промороженного в ночи и открытых окнах салона вылить ему на грязную маску стакан ледяной воды. Просто из мести за то, что ей пришлось пережить за последние сутки. Всю эту дорогу туда, поиск его тушки по слабым ментальным сигналам, вся эта грязь, вонь, все эти странные люди, что смотрели на нее стеклянными глазами с полными пыли ресницами, люди, что не шевелились и тихо умирали в собственных экскрементах. За все эти попытки привести его в подобающий вид и за эту встречу. За то, что она теперь дергается, не зная точно, жив ли остался Тони после того, что произошло? За то, что ситуация вынудила ее высказаться и подпортить собственную репутацию. Да много за что, чисто из женской логики, ему было бы полезно.
Но нет, Чарли сам выскребся из салона и даже поплелся за ней в дом. Хоуп честно предполагала, что он останется внизу, в холле, хотя бы на секунду, пока она скинет в своей комнате вещи, прикинет, что делать с этим телом дальше и дочитает письмо, что так настойчиво выскакивало напоминанием на экране планшета.
...Осталось только поставить вашу подпись... Что? Да с ума что ли сошли, я же говорила, чтобы не подписывали все сразу, - поднимаясь по лестнице наверх, в спальню, она вчитывалась в письмо от заместителя, который передавал ей новости из офиса, пока сама она шарахалась по городкам Техаса, - Выждать нужно было, выждать, они бы снизили процент, мне нужно было еще раз с ними встретиться.
Что мы с ними сделаем?
Пока ничего, для начала устное предупреждение... В любом случае, мы...
- Что? - Она резко обернулась, скидывая на кровать сумку. Как так вышло, что он поднялся за ней следом в ее комнату, зачем? - Кто тебя вообще сюда звал, неужели внизу не мог подождать? - Она хмурилась, морщила нос. Была недовольна и не понимала, в какой момент упустила ситуацию из-под контроля? Когда уткнулась в сообщение? Черт, она слишком, слишком устала, голова уже начинает подводить, последние ресурсы уходят на координацию движений. Ей просто нужно выдохнуть, может быть - поесть, в идеале - закрыть дверь на все замки и выспаться.
Хоуп лишь растерянно моргает, даже ее разум не способен сейчас сгенерировать ни малейшей колкости. Не идет на ум ничего, кроме пары-тройки совершенно непристойных ругательств, в тот момент, когда прямо посреди ее комнаты это все еще не протрезвевшее тело начинает, шатаясь, раздеваться. Было бы довольно смешно, если бы не было бы так неловко. Так неловко и так... неприятно-неопрятно.
- Ты.. Ты, ты что делаешь? Прекрати, остановись, у-уйди, - она и мысли то в кучу собрать не может, не то, что поставленным командным тоном отдать распоряжения и уйти по своим делам. Гордыня в душе чувствует отсутствие потенциальных жертв, понимает, что братец ей не угрожает, а от этого совершенно лениво шевелится и молчаливо наблюдает за происходящим.
Грязные вещи ворохом летят на пол, он что-то ворчит про душ, а Хоуп лишь лишь трет переносицу, желая скорейшего завершения этого полнейшего бреда. И да, как можно меньше открывать глаза, не хотелось бы случайно увидеть то, что не следовало бы.
- Да не... туда, - она махнула рукой уже в спину и в закрывающуюся дверь. Сегодня явно был не ее день. Или он принципиально старался вывести ее из себя еще сильнее? Сделать так, что в следующий момент ему в лицо полетит что-нибудь тяжелое и окончательно добьет его головушку? Провоцирует или он действительно такой кретин, что все его жесты и действия это чистой воды стандартное поведение? Никаких розыгрышей, никаких шуток, от души и на полном серьезе? Да, если это так, то Гордыня явно не понимает, что именно Мать в нем разглядела? Что? Кошачьи глазки? Или некогда белый плащ? Зачем она так держалась за эту оболочку?
В прочем, в любой ситуации стоило оставаться людьми, если был выбор. Не всегда Хоуп этого придерживалась в последнее время и точно знала, что в ряде ситуаций скорее будет стоять и смотреть, как мировой пожар поглотит всю планету. Но сейчас, при отсутствии зрителей, она плавно становилась самой собой, скидывая оболочку той сволочи, в которой ее привыкли видеть за последние полгода. Она наскоро переоделась в более удобные вещи, слыша в ванной комнате шум падающих пузырьков, через зубы выругалась, достала из шкафа пушистый белый банный халат и кинула на стул, недалеко от выхода из ванной. Увы, мужских вещей в доме не было совсем, никаких и никогда. Жила она все-таки одна, а последний гость мужского пола был здесь несколько месяцев назад, ко всему прочему это был ее братец Гнев, поэтому и вещей не осталось. Но этот халат был на столько большой и уютный, что по ее прикидкам, Чарли должен был в него поместиться.
Она спустилась вниз на кухню. Плевать, пусть плещется, сколько нужно, лишь бы по ее дому перестал летать этот ужасный запах, что он распространял вместе с собой. А ей и так пока есть, чем заняться.

Так и работала. И ноги уже покалывает от усталости и в глаза словно песка насыпали. С чашкой крепкого кофе в одной руке и планшетом в другой. Некогда, нужно раздать указания и тогда ей получиться выкроить еще несколько часов без звонков и сообщений. Так и работала, постукивая босыми пальцами ног по холодному полу. Пока не услышала голос из коридора.
- Только если ты перестал вонять той паршивой забегаловкой, - она отвечает негромко, добивая последние символы в письме и отправляя его. Только после этого поднимает глаза, упираясь взглядом в Чарли, и успевая поймать себя на мысли, что чашка сейчас выскользнет из ее рук. Хоуп делает пару вздохов, явно забывая выдохнуть при этом, и срывается в неконтролируемый хохот. Кто бы мог знать, кто бы ей когда рассказал, да она б не поверила,  что однажды на пороге ее кухни будет стоять мужчина, с которым она знакома около суток. Будет стоять, сверкая мужскими волосатыми ногами, выглядывающими из-под непростительно короткого розового халатика. Ее! Ее розового шелкового халатика! Халатика с пояском, в котором она так любила ходить после душа утром по дому, собираясь! И черт с ним с халатом, рождественской звездой на макушке этого дерева несуразности была та самая маска-подшлемник, которую она уже попыталась и испортить и выкинуть накануне. Надо было сжечь.
Отсмеявшись, она вновь повернулась на Чарли, хотела что-то ответить, но не смогла, новая волна накрыла ее с головой. Эту картинку теперь долго будет не вытравить из головы. Смеялась она от души, давно уже так не веселилась, слишком даже давно, так искренне и звонко, что не ожидала от себя сама.
Наконец-то продышавшись, она махнула рукой в его сторону:
- Ты мозги совсем пропил? Окончательно? Я оставила на стуле халат, ты зачем взял мой из ванной?! Он же женский! И явно тебе не по размеру, - Она встала из-за стола, все еще по инерции усмехаясь, и засунула нос в холодильник. Она не зверь, и не важно, что они почти не знакомы, во-первых, у нее было несколько вопросов к нему, во-вторых... Она не зверь. И последняя стерва, что бы просто так выгнать человека. Кто бы что ни думал, - Я не хочу знать, какие у тебя там предпочтения в одежде и что за фарш в голове, Чарли, серьезно - дело твое, но мой розовый халат и эта мерзкая дрянь на голове? Я уже насмотрелась на твое лицо, и эта тряпка меня пугает сильнее.
Охлажденная лазанья перекочевала из холодильника в микроволновку и на стол за пару минут. Ей и самой следовало бы перекусить, главное - прекратить предпринимать попытки понять его странного человека.
- Почему ты? Почему Моргана выбрала тебя в любимчики? Почему Лень выбрал тебя? Кто ты такой, братец?