[Я не люблю разговоры, а ты холодную пиццу.] | ⊗ ⊗ ⊗ | ||||||
информация | |||||||
Где: Квартира Клинта | Кто: Парень в фиолетовом, дама в латексе | ||||||
и с т о р и я | |||||||
Отредактировано Natalia Romanova (13-08-2017 23:54)
World of Marvel: a new age begins |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Незавершенные эпизоды » [06.02.16] Я не люблю разговоры, а ты холодную пиццу.
[Я не люблю разговоры, а ты холодную пиццу.] | ⊗ ⊗ ⊗ | ||||||
информация | |||||||
Где: Квартира Клинта | Кто: Парень в фиолетовом, дама в латексе | ||||||
и с т о р и я | |||||||
Отредактировано Natalia Romanova (13-08-2017 23:54)
Два ровных мазка темно-красной помады по пухлым губам, поправить волосы, которые сегодня свободно ложатся на плечи легкими волнами. Наташа тяжело вздыхает, прикрывая глаза. Сегодня ей предстоит один из самых сложных разговоров за все последнее время. С Тони все вопросы были решены, они разложили по полочкам ситуацию, выпустили внутренних демонов и смогли разобраться, кто прав, а кто нет. Виноватых не стали искать, а к чему это, если каждый сначала будет винить себя, а потом перейдет на другого? Женщина смотрит на часы, про себя прикидывая количество времени до места назначения, и понимает, что в запасе еще минут пять, не больше. Наталья понимает, что может задержаться до поздней ночи, если не позже, но это ее мало волнует, она оставляет Джеймсу сообщение, он поймет, должен ее понять. С человеком, на встречу к которому идет Романова, их связывает не просто легкий курортный роман, нет. Тут слишком много всего намешано, чтобы в один раз перечеркнуть долгие годы дружбы и теплых чувств.
Таша накидывает на плечи кожаную куртку, для февраля еще слишком ранний наряд, но шпионку это мало волнует, она подхватывает ключи от машины, отрешенно наблюдая за тем, как дрожат ее пальцы, крепко сжимающие брелок. Корветт встречает урчанием и теплом, Наташа даже не вбивает в навигатор данные, она знает дорогу наизусть, потому что, как иначе? В этом доме она провела не одну ночь, не один день, ругаясь по-русски матом на безрассудного Клинта, убирая за ним посуду, что-то кошеваря на кухне, и читая Достоевского на диване, вытягивая ноги на Бартона. Они были настоящими друзьями, со своей историей, со своей болью и невыясненными обстоятельствами. Но оба точно знали – никогда не будет поставлена жирная точка, это слишком сложно для обоих. Но последние события поставили под сомнение сам факт существования их дружбы, их взаимоотношений. Наталья не может понять до сих пор, почему Клинт не пытался сделать ничего, во всяком случае, она даже не слышала об этих попытках. На том собрании он не пытался защищаться, предпочитая отмалчиваться, держась за раненный бок. Это тоже волнует Романову, она, конечно, уже успела ознакомиться с материалами операции, в которой участвовал ее бравый товарищ, но все же, это не отменяет того, что внутри Вдовы, сломленной и разбитой, глубоко внутри сидит ледяная заноза, которая не дает возможности вздохнуть нормально, или хотя бы принять все так, как есть.
Оставить машину в этом районе было равносильно тому, чтобы самолично отдать в руки угонщикам, дескать, держите и пользуйтесь, нам ни в коей мере не жалко. Но Романовой на это плевать, если найдется смельчак, попытающийся хотя бы просто подойти к любимому Корветту, то он будет искренне разочарован – система охраны от мистера Старка еще никогда не подводила рыжую. Поднимаясь на этаж, Натали зябко ежится в кожаной куртке, но уже делает заказ в любимую пиццерию, точно зная, что следует заказать, и самое главное, как можно больше. В квартире никого, Вдова это понимает после того, как минут десять стучится в дверь. Впрочем, это не сильно останавливает шпионку, она достает из кармана старые запасные ключи, и не сильно надеясь на удачу, вставляет один в замочную скважину. Дверь отзывается приятным щелчком, отворяясь вперед. Наталья ухмыляется, проходя внутрь. В квартире, конечно, сущий хаос, иначе это никак не назвать. Но и к этому Романова уже давно привыкла, она стягивает куртку и кидает ее на спинку стула, идя в сторону небольшой кухоньки, где тут же ставит кофеварку на режим приготовления черного напитка, а сама устраивается рядом, постукивая нервно пальцами по грязной от разводов кофе поверхности стола. Наташа не знает, где именно сейчас Клинт, когда он придет домой, и придет ли сегодня вообще. Возможно, он ночует у очередной своей пассии на пару дней, а может быть ушел в подполье или на очередную миссию, о которой ничего и никому неизвестно.
В дверь раздается стук, Таша подхватывает кошелек, зная, что это уже прибыла пицца. Расплачивается с молоденьким курьером, который пожирает взглядом ее тело, а в ответ получает лишь ледяной взгляд, да удар дверью по носу. Наташа презрительно фырчит, открывает верхнюю коробку, наливает себе кофе, и идет к дивану, ногой расчищая место на низком столике, для того, чтобы устроить на нем пиццу. Странно, но ее больше не нервирует ничего. Возможно, что эта квартира обладает большими способностями к исцелению уставшего разума, нежели тысяча и один психотерапевт. Наталье спокойно здесь, уютно и тепло. Она забирается с ногами на диван, берет в руки кусок пиццы, и начинает бездумно щелкать каналами. Ну, что же. Отсчет пошел.
Я ненавижу чувствовать себя негодным к работе, жизни. Знаете, я же ничего толком и не умею, кроме как стрелять из лука по неприятелю, зависать на базе, пытаясь хоть как-то применить свои знания и опыт в деле. Тренировать других людей, каких-то молодых парней, которые думают, что смогут противостоять злу. Чушь. Никогда не будет так, что добро победит, потому что невозможно представить Вселенную без зла. Тогда с чем сравнивать это самое «добро»? Мне уже давно было плевать на то, где я и как. С годами я осознал многое, пересмотрел свои взгляды на жизнь. Просто держаться тех, кто хочет сделать мир лучше. Меня вполне это все устраивало, но иногда случалось так, что меня отправляли «отдохнуть». Последняя миссия прошла не так уж гладко, как хотелось бы, поэтому теперь я на пару недель отстранен от участия в операциях, даже не могу просто тренировать кого-то, потому что «не смогу усидеть на месте», а там все лечение насмарку. Тони Старк лично дал мне передышку, с условием, что я не сунусь на базу, потому что «так будет лучше тебе, Бартон». Откуда ему знать, как будет лучше мне? Я и сам не понимаю зачастую, чего мне нужно, а он швыряется такими фразами. Знал я лишь то, что теперь точно можно помереть со скуки, думая о том, какой я все же везучий человек. Нет. Это не так, потому что все нормальные агенты сейчас где-то заняты важными делами, а у меня будто бы родительский контроль стоит. Не удивлюсь, если Тони поставил рядом камеры или что похуже, которые сообщат ему, если вдруг Соколиный Глаз решит нарушить своей постельный режим. Лежать на диване весь день. В другой ситуации и при других обстоятельствах, я бы обрадовался этому, но не теперь. Наташа наконец-то вернулась, но мы даже не виделись с глазу на глаз. Старк задницей чувствовал, что назревает разговор, поэтому и выслал меня сюда. Шучу. Он точно предполагал такой исход, но я дома из-за того, что всех волнует мое здоровье. По-моему всех, кроме меня самого.
«Бывало и хуже», - думал я, когда инстинктивно аккуратно провел пальцами по боку, который ныл пару дней, хоть убейте. Конечно, я никому не говорил о том, что готов грызть стены зубами, лишь бы так не саднило. Нет, я отвечал, что все в порядке, улыбался, даже ходил так, будто мне лучше и лучше, но становилось хуже. В какой-то степени я был благодарен Тони, который пытался меня спасти от главного противника – меня самого. Лаки смотрел на меня грустным взглядом, будто чувствовал, как мне хреново. И если бы не обезболивающее, то я каждую ночь становился бы рядом с ним на четвереньки, воя на луну.
- Пойдем, погуляем, - сказал я, натягивая на себя куртку, - чего дома сидеть, - обросил прихожую взглядом, - может, убраться стоит, - я понимал, что это вряд ли случится, потому что ненавидел уборку, тем более у себя в квартире. После того, как все члены команды стали жить в специальном месте, сюда заглядывал реже, но это мой дом. Лаки был рад вернуться, он любил это местечко, знакомые запахи вокруг, можно гулять, сколько хочется, а еще хозяин рядом постоянно. Мне нужно было купить что-то поесть, а то я совсем отвык заботиться о себе. Готовка – не для меня, но нельзя было голодать. Лаки побежал вперед меня, а я, как старый и больной человек, плелся позади. Я бы мог позвонить Наташе сам, но почему-то до сих пор не сделал этого. Мне казалось, что я виноват перед ней. Сам еще пока не понимаю в чем, но виноват. Я обещал ей когда-то «спокойную жизнь», а в итоге ее отправили в Россию. Я как никто другой знал о прошлом шпионке, точнее, лишь ту часть информации, которую Таша мне рассказала. Наверное, я бы и ничего не смог сделать, но…
- У Вас будет без сдачи? – спросила кассирша, оглядывая меня. Да, выгляжу я прямо сказать не лучшим образом, но деньги меня есть на еду себе и псу, - у Вас очень милая собака.
Ладно, разговоры по душам с незнакомой женщиной из магазина. Лаки сидел на улице, я привязал его к ограждению, чтобы никуда не смылся, а то перспектива искать шустрого пса, совсем меня не радовала.
- Спасибо, - ответил я, забирая пакет, заглядывая туда. Корм для собаки, ветчина, яйца, молоко, хлеб, какие-то полуфабрикаты. Жить еще пару дней можно. Продавщица продолжила расспросы про Лаки, мол, что с ним случилось, почему он такой. Да, мой пес многое пережил перед тем, как я его забрал. Он жизнь спас мне, ценой своего глаза.
- Ублюдки на машине его сбили, - ответил я, - нам пора.
Я не очень хотел продолжать пустую болтовню, тем более захотелось есть. Лаки с энтузиазмом обнюхал пакет, крутясь рядом, пока я отвязывал поводок.
- Хороший мальчик, - проговорил я, улыбнувшись, почесав собаку за ухом, - теперь аптека, а дальше нас ждет еда. Ты голоден?
Да, я тот псих, который общается со своей собакой. Зато ему можно доверять, он один раз уже доказал свою преданность мне.
Ты читаешь вслух мысли между строк,
Очень разные и опасные.
Мы с Лаки поднимаемся наверх по лестнице, собака смотрит на дверь в квартиру, прислушивается. Я сощуриваюсь, смотрю на пса, мол, ты чего. Ладно, если там какие-то чуваки решили меня ограбить, то выносить нечего, кроме телика и кофеварки. Я открываю дверь, Лаки несется вперед, сначала лает, а через пару секунд замолкает. Очень странно. Слышу, работает телевизор, чувствую, что меня кто-то ждет, даже знаю кто.
- Конечно, у тебя есть ключи, а я до сих пор не сменил замок, - сказал я, проходя в гостиную, где, как я и думал, сидела Романова собственной персоны, «- и не сменю его никогда», - вижу, что ты не одна, - конечно, мой живот сейчас приглушенно заурчал от голода, а Лаки вовсе истекает слюной рядом со столом, - знаешь, как обрадовать голодного мужчину.
Я стягиваю с себя куртку, отбросив в кресло, ставлю пакет с продуктами рядом с диваном. Раз Наташа принесла еду, то можно забыть о том, какой я ужасный повар, хотя бы на этот вечер. Я отдаю кусок пиццы Лаки, себе тоже беру, откусывая. Да, пока человечество не придумало ничего вкуснее пиццы. Только, если кофе.
- Какими судьбами занесло сюда? – спрашиваю я, хотя понимаю, зачем Романова пожаловала, ]- прости, но я не подготовился к твоему приходу. вообще... я никого не ждал.
Мы не виделись слишком долго. Кажется, целую вечность. Она побывала в России, присутствовала при «нокауте» Стива, если не ошибаюсь. Я же все трудился и трудился, пытаясь делать вид, что мне плевать на то, где Таша сейчас. Не правда. Я много думал об этом, просто... что я мог сделать? Зачем? Старк меня насквозь видел, как и другие, поэтому занимали миссиями, тренировками, лишь бы Бартон не бросился спасать Романову. От кого? Мне казалось, что всегда есть тот, от кого ее нужно беречь. Я это знал.
Наташа бездумно щелкает кнопками на пульте, она сидит на диване, поджав под себя ноги, стараясь согреть ледяные ступни, и мерно поглощает гавайскую пиццу, запивая ее сладким кофе. Клинт, скорее всего, просто бы в этот момент презрительно расфырчался, но Таше было плевать, она ненавидела горечь, поэтому старательно разбавляла ее тростниковым сахаром, а если могла, так еще и молоком, но не сливками. По Дискавери шел рассказ про самолеты второй мировой, стоявших на вооружение у фашисткой Германии, а Наташа лишь быстрее защелкала кнопками. Хотелось какой-нибудь комедии, чего-нибудь такого легкого, как то самое белое платье, в котором она щеголяла в начале задания в Будапеште. Таша слышит шаги за дверью, потом громкий лай, и тут же ее губы расходятся в широкой улыбке. Она сама у себя спрашивает, почему она не чувствует сейчас той злости к Бартону, которую должна была ощущать, которая у нее была после встречи с Тони, со всеми остальными? Тянущее ощущение обиды сидело глубоко внутри, но Наталья слишком хорошо помнила мучительный вид Клинта, там в Башне, когда стоял, опираясь на перила, впиваясь в нее взглядом, сжимая ладонью бок, который так и полыхал огнем, уж Романова-то это точно знала. Она не подошла тогда, не было сил или желания. Обидеть, оскорбить или унизить Старка она могла, даже подсознательно этого хотела, но вот причинить боль Клинту? Вдова была на это неспособна, это было бы слишком жестоко с ее стороны, да и не оправдано. Она прекрасно понимала, знала, что Клинт, скорее всего, первый бросался грудью на амбразуру, рычал, ругался и спорил. Вот только ради его же безопасности, ему не позволили ничего сделать. Правда, они все забыли, что он и она – это почти неделимое целое, а они вот разъединили.
Наташа ловит Лаки в объятия, он лижет ей лицо, руки, которые пахнут пиццей, преданно заглядывает в глаза, а рыжая гладит его по холке, чешет за ухом, тычется носом в нос и улыбается:
- Хороший мой пришел, такой красиввый стал, - она произносит фразу на русском, не задумываясь, поймут ее или нет. Просто так удобнее гораздо. Ей так привычнее. Лаки виляет хвостом, а Таша слышит привычный голос, сердце пропускает пару ударов. Вдова держит лицо, нельзя показывать ни слабость, ни боль, ни радость, все эмоции под замком, хотя, с другой стороны – зачем? К чему такие сложности, если это никому не нужно здесь, нет никого, кто бы увидел, услышал. Наталья отпускает собаку, переводит взгляд на пакеты, и тяжело вздыхает. Она ненавидит, когда после магазина пакеты надолго оставляют неразобранными. Женщина поднимается с дивана, все также молчит, а Бартон уже раздражается, скорее всего, не совсем понимает, что происходит. Ну, а Романофф открывает холодильник, прищелкивает языком, поражаюсь обилию пустоты на полках, и начинает разбирать пакет, рассовывая все по своим местам. Одновременно с этим наливает воды в кофеварку и засыпает свежий кофе.
Через секунду, когда все закончено, она ловит Бартона за запястье, резко тянет на себе, обхватывает пальцами за подбородок, внимательно осматривает лицо.
- Ты, когда последний раз у врача был? Поди, только в самом начале? – Она заглядывает ему в глаза, упрямо поджимая губы. Хватка на запястье слабеет, Наталья выпускает руку. – Извини, - поворачивается к мужчине спиной, дрожащими пальцами хватаясь за кофейник, наливая в свою кружку свежую порцию адского напитка, и закидывает в нее же пару кубиков сахара. – Ты так и не позвонил. Даже не собирался, судя по всему. Поэтому я решила прийти сама, сказать, так сказать, все лично. Вот видишь, я жива, вашими молитвами, - еще немного, и кажется, что с ее языка начнет капать яд, который прожжет пол. Наташа прячется за кружкой с кофе, крепче сжимает ее, почти не чувствуя обжигающей горячности керамики. Все же не выдерживая, аккуратно ставит на стол, прижимает ладонь к столешнице, и все еще не смотрит на Бартона. Одновременно и боится, и хочет, чтобы он подошел. Она всегда будет испытывать к нему смешанные чувства. Ему, наверное, всегда будет казаться, что она использует его, что она врет ему, или еще что-то в этом духе. Наталья смотрит на стол, не в силах посмотреть на Бартона, затем тихо выдыхает, медленно подходит к мужчине, почти вплотную. Ее ладони ложатся ему на грудь, Наталья поднимает взгляд, честный и открытый:
- Ну, и где ты шлялся все это время, и почему позволил кому-то другому меня спасать, а, Клинт? – Она едва приподнимает уголки губ в улыбке, делая снова шаг назад, и отдергивая ладони, будто не имела права прикасаться, не имела права вообще здесь находиться. – Извини, приходить без звонка, видимо, было большой ошибкой. Я не хотела беспокоить, - она суетится, это непохоже на нее. Но Наташа не может объяснить, что теперь ее посещают приступы паники, что воздуха перестает хватать, а за ними следует агрессия и почти неконтролируемая ярость. Ей необходим присмотр, необходима помощь. Но она не признается в этом.
Вместе мы шли по канату, но я шел не так, как надо
И я упал, и я упал
Вслед за мной и ты упала
Лаки всегда был падок на женскую ласку, поэтому до ужаса обожал всех женщин, что приходили ко мне в гости, особенно Романову. Пес просто сходил с ума, когда Наташа начинала с ним сюсюкаться, чесать за ухом или пузо. В такие моменты хотелось назвать его предателем, потому что следил, кормил и гулял с ним - я, а не все, кто ласкал. Девушка берет пакет и начинает его разбирать, а я жую пиццу, думая о том, что даже смена замков не поможет от моей гостьи, если я даже дверь новую поставлю, Романова найдет метод, как проникнуть в квартиру. Это же Черная Вдова! Для нее открыты все двери, а тут всего лишь логово Бартона, ничего сложного. Таша ловит меня за запястье, а потом смотрит в лицо так, будто я ее малолетний сынок, который снова пришел домой позже обычно, значит, нужно проверить его на алкоголь и наркотики в крови по зрачкам. У меня ползут мурашки, потому что никто никогда просто так не нарушал мое личное пространство, зону комфорта, куда я никого не впускал просто так.
- Та... ша, - успеваю только пробормотать я на ее вопрос о посещении врача, смотрю в ее глаза прямо, стараясь не отводить взгляд в сторону. Что это с ней? Русская тут же приходит в себя, будто понимает странность ситуации, вопросов, поэтому убирает от меня пальцы, извиняясь. Я нервно сглатываю, понимая, что она, конечно, попала прямо в цель. У врача я был как раз в тот самый день, когда Старк выпнул меня отдыхать. Что нового я мог узнать от доктора? Ничего. Нужно было ждать, пить лекарство, о котором я иногда забывал. Ничего - есть же обезболивающее, о них я помнил, потому что бок болел дико, особенно, когда под утро действие таблеток ослабевало, а я нечаянно ложился прямо на свой пробитый бок. От воспоминаний даже дернулись мускулы на лице, а я инстинктивно аккуратно провел пальцами по повязке под одеждой. Будто проверял, на месте ли она. Романова сварила себе кофе, у меня вовсе аппетит пропал, но я все еще жевал кусок пиццы. Из меня был тот еще собеседник, поэтому Наташа продолжила говорить. Видимо, за эти недели многое накопилось, а поговорить с глазу на глаз у нас не вышло. Причем. я вообще до сих пор думал о том. что на базе нет понятия "личный разговор", потому что повсюду чьи-то уши и глаза.
– Ты так и не позвонил. Даже не собирался, судя по всему. Поэтому я решила прийти сама, сказать, так сказать, все лично. Вот видишь, я жива, вашими молитвами, - произносит она, а я пробегаю взглядом по лицу Наташи взглядом. Конечно, она думает, что мы ее не искали, ничего не делали, забыли. Отчасти это было правдой, потому что все, кто знал меня, тут же начали уверять в том, что Романова в порядке, а я ничем не смогу помочь. Чтобы я лишний раз об этом всем не думал - отправляли на миссии чуть ли не на другой конец света, запрещая даже упоминать Черную Вдову.
- Нашими молитвами, - повторяю я тихо, все еще стою в стороне, не в силах сделать шаг в сторону, а тем более подойти к девушке. Мне кажется, что теперь в ее глазах я получил бирку "предатель", поэтому не вхожу в круг доверенных лиц. Оправдываться я не собирался, потому что, как ни крути - мы, действительно, оставили ее один на один с проблемой. Я оставил, хоть и не был уже перед не в долгу, потому что счет этих взаимовыручек уже сбился. Романова медленно подходит ко мне, мне даже кажется, что она в какой-то момент может начать "давить" на меня. Она умеет психологически воздействовать, но мне теперь проще. Мы же так хорошо знаем друг друга, а все эти штучки на меня не действуют. Почти. Ее ладони ложатся на грудь, а у меня под футболкой ползут мурашки. Никто не вторгался в мое личное пространство, а Таша умудряется это сделать второй раз за эти пять минут. Между нами столько недосказанного, но мне сложно сохранять молчание, пока Наташа не произносит:
- Ну, и где ты шлялся все это время, и почему позволил кому-то другому меня спасать, а, Клинт?
И это звучит так по-родному приятно и лукаво, от чистого сердца, что я невольно улыбаюсь немного. Кажется. с возвращением Романовой вернулось недостающее звено в цепочку моей жизни. В этой комнате, квартире, в этом месте мне кажется, что все проблемы отодвинуты на второй план. Смотрю в глаза напротив, я же обещал себе не оправдываться перед ней.
- Таша, - говорю я тихо, когда девушка начинает снова переводить тему, теперь уже замечаю, как она мечется из стороны в сторону, будто не до конца осознает, куда и зачем пришла. Романова обычно спокойна, но не в эти минуты. Я мягко кладу свои ладони на ее плечи, скользнув по рукам, когда она стоит спиной ко мне.
- Послушай, - снова начинаю я, удерживая девушку на месте, стараюсь сжимать не крепко, но так, чтобы русская осознала, что она точно никуда не уйдет сейчас от меня, - мы с тобой не смогли бы поговорить на базе. Ты это понимаешь, а начальство отправило меня поправлять здоровье сюда, - я почему-то сначала решил ответить на вопрос про звонок, оставляя главную тему на потом, - я хотел искать тебя. Ты же знаешь, что я одним из первых кинусь под пулю, если нужно будет спасать тебя, - кажется, я мало думаю, что именно говорю, но мне нужно сказать ей это, - я не хочу оправдываться перед тобой, но меня повязали заданиями, вешая на уши лапшу о том, что с тобой все в порядке, а потом вовсе зашвырнули подальше от гущи событий, - я медленно выпустил руки, осознавая, что слишком уж долго держу Романову, будто это преступление. Мне же стало спокойно, даже бок перестал ныть. Он всегда действовала на меня странно - как сильный антибиотик, который намертво убивал боль. Мне бы хотелось сказать, как за эти долгие месяцы я скучал без нее, а как же тяжело работать с кем-то другим. Но ей пришлось сложнее, я чувствовал это.
- С тобой все в порядке? - спросил вдруг я, разглядывая лицо Наташи, когда встал перед ней уже лицом к лицу. Она вряд ли скажет, что с ней случилось, потому что нам не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Я ощущал боль Таши, но ничего с этим не мог сделать. Может, ей станет легче, как и мне?
Лаки трется мордой о ее ноги, чуть поскуливает, будто пытается утешить, вот только вряд ли у него это сможет получиться. Наталья проводить кончиками пальцев по рукам, одергивая нитку, и не поворачивается к Бартону. Объяснять, что именно с ней – нет сил, Наташа просто не знает, как дать понять тому, с кем она вместе провела столько лет бок о бок, кому открывала самые страшные тайны, кто становился свидетелем ее взлетов и падений, открыть этому человеку правду о том, что теперь Черная Вдова большая истеричка, чем можно себе представить – это было нереально. Пальцы против воли крепко сжимают столешницу. Романова знает, что если еще немного, то она просто сломает ее, как сломали ее жизнь. Поэтому медленно убирает руки, и в этот момент Лаки опускается на пол, положив голову на лапы, и чуть слышно вздыхает. Горячие ладони скользят по ее плечам, опускаясь к запястьям, и вновь назад. Женщина запрокидывает голову назад, почти облокачивается на Бартона, но продолжает слушать его голос. Ей и впрямь интересно, что он может ей сказать, какую историю поведает, чтобы перестать быть в ее глазах предателем, персоной нон-грата. Они все так думают, они боятся, что она разозлиться, что будет мстить. Отчего-то никто не думал об этом раньше, только увидев, что Таша жива – они заерзали, зафырчали, нервно облизывая губы, придумывая оправдания. Вот только зачем?..
Бартон говорит – не оправдывается, просто рассказывает, что и как было. Таша никогда не признается вслух, но она не выносит женщин, которые вьются вокруг тех мужчин, которые ее друзья, которые были им, которые близки. И она не может отделаться от мерзкого ревнивого ощущения, где-то внутри себя. Впрочем, не сейчас об этом. Она отгоняет от себя каждую плохую мысль, каждое слово, что ранит в самое сердце. Наталья оборачивается к Клинту, на ее лице улыбка сменяется каждые пять секунд. Она борется с собой, не знает, о чем может говорить, а о чем нет, тяжело вздыхает, признаваясь самой себе в голове, почему она на самом деле пришла сюда, почему пришла к Клинту на самом деле. Она хочет его помощи, защиты, спокойствия. Она могла бы пойти к Джеймсу, но у него сейчас достаточно проблем, а еще она просто скучает по соколику, по тому, кто прошел с ней огонь, воду и медные трубы.
- Я не осуждаю, Бартон, - едва заметно покачивает головой, заводя руки за спину, упираясь ладонями в стол, сжимая пальцами края. Рыжая водит взглядом по небольшой кухоньке, где необходимо произвести полную генеральную уборку. – Я прекрасно понимаю все, что было. Мне рассказали и о подставных записях, и о данных, которые поступали постоянно. Разве может быть осуждено такое? – Медленно поднимает на него взгляд, и чувствует, как мурашки проходятся по телу. Все понимает, но только принять не может. Просто знает себя достаточно хорошо – просто плюнула бы на все, собрала бы вещи и отправилась бы в Сибирь, на Урал, да, куда угодно, лишь бы выяснить всю правду о происходящим. Но также знает, что и они хотели бы так сделать, но понимали, что любое движение в большом количестве может спугнуть ее надзирателей, и тогда вновь придется планировать, создавать.
Она близко, опасно близко, и сама понимает это, что играет с огнем, что ведет себя неподобающим образом, но остановиться вряд ли может. Пожимает плечами снова, отводя взгляд в сторону, рассматривает кофейные подтеки на столе напротив, затем на тусклый свет лампочки, старается думать, о чем угодно, кроме ответов на вопросы. Могла бы легко уйти от ответа, лениво поднять бровь, и отшутиться, как всегда, отвешивая замечания своим хриплым голосом, но почему-то нет желания, усталость скользит по венам, смешиваясь с приглушенной яростью.
- Пойдем, присядем на диван. В ногах правды нет, захвати что-нибудь пожевать, я сделаю кофе, - с ней нельзя спорить, это будет бессмысленно. Наталья не приказывает, а просит – и это куда страшнее, не привычнее. Она обходит Бартона, на мгновение сжимая его ладонь крепче, чем рассчитывала, и берет две чашки с кофе, возвращаясь на диван. Он все равно придет, деваться-то некуда, стоять вечно на кухне не выйдет, а Лаки уже, как заправский предатель, пришел к ней, послушно лег у ног, наслаждаясь тем, как рыжая шпионка чешет за ухом.
- Со мной все не в порядке, Клинт, - Наташа подает голос, он спокоен, она приняла решение, и теперь будет следовать ему неукоснительно. – Дело в том, что они во мне что-то сломали. Я не буду сразу рассказывать все, просто собьюсь, на самом деле в повествовании. Они то ли запустили какие-то процессы, то ли еще что-то, но порой я ощущаю неконтролируемую ярость, она стучит в висках, буквально кипятит кровь. И это невыносимо, - Таша смотрит на Бартона, грустно улыбаясь. Он первый, кому она говорит так открыто, так спокойно, потому что доверяет от и до, потому что пользуется тем, что они были так близки всегда. Романова – эгоистка, и сейчас вовсе не скрывает этого. – А еще я соскучилась по тебе, и я не могу этого объяснить. Мне ужасно обидно, что тебя не было там, но это так по-детски, это не то, как должна вести себя шпионка с таким огромным, кхм, опытом, - она чуть заметно улыбается, и отворачивается назад к телевизору.
- Расскажи мне, как ты был тут все это время. Что это были за миссии, что ты планируешь делать дальше? Я слышала, почему-то, что ты думаешь временно покинуть ЩИТ или Мстителей, или это досужие слухи старлеток из отдела снабжения, которым опять не перепало от тебя? – Она постепенно успокаивается, а когда Бартон все же соизволил опуститься рядом, то с наглостью, присущей только ей, укладывается головой на его колени, прикрывая глаза, и довольно улыбаясь. Это место будет ее домом, даже если он сменит замки, даже если пошлет нахер, заведет себе жену и семью. Будет ездить в Мейси по выходным, покупать подарки для супруги. Она будет приходить сюда, как к себе домой, оценивающе взирать на семейку его, подтрунивать над его внешним видом. И смотреть так, будто сожалет очень, будто хочет изменить все, но не может. Да, ладно, какое уже там «будто», сожалеет. Но изменить ничего не может.
The last night you'll spend alone
I'll wrap you in my arms and I won't let go
I'm everything you need me to be
Наташа всегда отличалась от всех вокруг, она была не похожа ни на одну девушку, которую я знал. Кажется, что я даже и не знал никого настолько хорошо, как свою напарницу. Знаете, эта связь иногда крепче, чем узы брака. Когда я был женат, жена ревновала меня к Романовой, наверное, она понимала, что никогда не сможет улавливать мои мысли, желания настолько же быстро и четко, как русская. Как же она делала это? Одному Богу известно. Просто мы слишком часто оказывались на грани жизни и смерти, а чтобы не сдохнуть на одной из миссий, нужно уметь понимать друг друга не только с полуслова, но с полумысли. Все вышестоящие люди понимали, что я работал либо один, либо с Наташей, ну, либо в команде, но лучше только с Ташей, потому что нам проще найти точки соприкосновения, не нужно привыкать друг к другу, хоть мне и кажется в данный момент, что с «моей русской» что-то не то. Знаете, чувствую, как она иначе смотрит, двигается, говорит. Что-то изменилось, но мне даже не хотелось бы узнавать, почему. Я не был дураком, чтобы расспрашивать шпионку о том, что было с ней в России. Не надо. Знаю, что не стоит теребить свежие раны, а когда девушка захочет чем-то поделиться, то сама сделает это. Клинт Бартон – это не тот человек, который будет вытягивать из тебя слова и информацию. Клинт Бартон – это тот, кто позволит тебе самостоятельно рассказать, обеспечив комфортные для этого условия.
Она говорит, а я ловлю каждое движение русской, каждый ее взгляд. Молчу, потому что у меня достаточно в голове извилин, чтобы уже понять: Наташа сама все поведает, а твои слова для нее сейчас – это просто пустое. Ей нужны какие-то действия, которые я пока не могу совершить. Она привыкла к тому, чтобы рядом был человек, способный действовать, а не бросать слова на ветер. Мы снова молчим, а я чувствую, что мне нужно принять парочку таблеток, потому что бок начинает ныть.
- Пойдем, присядем на диван. В ногах правды нет, захвати что-нибудь пожевать, я сделаю кофе, - я невольно киваю, потому что в этом доме она становится главной, как только переступает порог. Мне, наверное, не хватает в жизни этого всего. Человека, который будет управлять, ведь мне тяжело самому решать бытовые вопросы. Может, пора жениться?
«Нет. В этот капкан я не попаду во второй раз. К тому же, кому нужен такой разгильдяй муж, как я? Одна уже сбежала».
Девушка обходит меня стороной, сжимая мою ладонь, от чего по телу ползут мурашки. Моя зона комфорта, куда я пускал только Лаки в последние месяцы. У меня иногда случались психические блокировки, когда ко мне кто-то прикасался, потому что я просто отвык от этого. Доктор пока приводил мой бок в порядок, заметил, как я напряжен. Романова перешла ту черту, которую когда-то я сам и провел, но она входила в мою зону комфорта, просто мне нужно снова привыкнуть. Русская относит чашки с кофе в гостиную, а я на кухне роюсь в пакете, где были продукты, чтобы отыскать обезболивающее. Как бы было хорошо, чтобы они на пару часов вырубили и чувства, а то я не рассчитывал, что долгая разлука с Романовой, так меня разорвет на части. И я глотаю капсулы, запивая водой из-под крана. Вдох. Выдох. Влажной рукой провожу по лицу и волосам. Нужно вернуться, потому что я нужен ей, либо она мне. Я уже сам и не понимал, что происходит.
В гостиной почти неслышно болтал телевизор, Лаки уже улегся в ногах у Таши, от чего я усмехнулся. Предатель, всегда любил Романову. Она же начинает говорить, как я и думал и предполагал: пришла, значит, расскажет сама, когда не сможет молчать. Я не был глупцом и слепцом, чтобы не заметить изменения в шпионке. Это что-то на уровне интуиции.
– Дело в том, что они во мне что-то сломали. Я не буду сразу рассказывать все, просто собьюсь, на самом деле в повествовании. Они то ли запустили какие-то процессы, то ли еще что-то, но порой я ощущаю неконтролируемую ярость, она стучит в висках, буквально кипятит кровь. И это невыносимо, - произносит Романова, а я невольно вздыхаю. Конечно, мне сейчас тяжело понять это все, потому что я был обычным агентом, человеком, а им с Баки пришлось пережить многое, в том числе и эти странные «кодировки». Неконтролируемая ярость? Может, ей лучше пару дней залечь где-то подальше от базы и движухи. Может, стоит сказать, чтобы она осталась со мной, ведь «мы нужны друг другу». Романова говорит, что скучала, а я невольно улыбаюсь немного, потому что мне уж точно будет сложно произнести эти слова вслух:
«Я тоже очень скучал по тебе».
И я бы, наверное, лучше оказался с ней там, чем был здесь. Я нужен ей. Сажусь рядом, отпивая кофе. Есть перехотелось совсем, но я все же проглатываю кусочек пиццы, потому что понимаю: надо хоть что-то съесть.
- Расскажи мне, как ты был тут все это время. Что это были за миссии, что ты планируешь делать дальше? Я слышала, почему-то, что ты думаешь временно покинуть ЩИТ или Мстителей, или это досужие слухи старлеток из отдела снабжения, которым опять не перепало от тебя?
Я даже смеюсь, потому что слышать подобные шуточки от Романовой так привычно, обыденно, но она уж точно одна из первых узнавала, если у меня кто-то появлялся «на стороне». Она чувствовала это, будто свечку держала. Сейчас у меня никого не было, потому что последние месяцы я думал только о том, когда же вернется Наташа, а Старк загрузил меня миссиями, поэтому думать о бабах я чисто физически не успевал.
- Я то думал, что им всем хватило того раза в бассейне на вечеринке у Старка, - произнес я так серьезно, будто это происшествие имело место быть в моей жизни, конечно, нет, - были разные миссии. Слишком много, чтобы я помнил все из них, но на одной меня знатно зацепило, поэтому если вдруг в ночи услышишь мой крик, не пугайся, - пальцы невольно скользят по волосам шпионки, - без тебя было не так весело. Меня то списывали на пенсию, то выдергивали из дома, - снова хмыкаю, пытаясь направить мысли в одно русло, а не прыгать с одной темы на другую, но в голове все еще звучали слова русской про ее ярость и то, что они сделали что-то с ней в России.
- Можешь остаться у меня, если не брезгуешь жить в такой свалке, - говорю вдруг я, - знаешь. Лучше тебе побыть здесь, - я прикасаюсь ладонью к щеке девушки. Кажется, будто через мгновение она куда-то вновь исчезнет, а я проснусь в кровати один, понимая, что Таша все еще далеко, - я позабочусь о твоем состоянии, а ты не дашь мне подохнуть, когда я забуду таблетки.
Так было всегда. Я приглядывал за Ташей, она следила за мной. И мне было так привычно, спокойно. Какая-то моя часть говорила, что эта женщина никогда не будет принадлежать мне, а сейчас я будто краду ее у всего мира. Хотя бы на эти мгновения. Мы всегда будем чем-то большим, чем просто Клинт Бартон и Наташа Романова.
а у меня ни принцев, ни птиц, только
песни и рыжая голова.
солнце заходит к вечеру, иногда.
садится за стол, диктует слова,
складывает в рифмы.
Ее глаза невольно закрываются, Наташа слышит голос Клинта, и проклинает саму себя, где-то внутри. Потому что нельзя быть такой, как она, совершенно нельзя. Не имеет она права каждый раз врываться в жизнь Бартона, словно к себе домой, думать о том, с кем он там был, где он был, и пытаться не выдать это ни единым мускулом. Они говорят о миссиях, о работах, а Наташа думает о том, как ей уютно в этом доме, где рядом с диваном порой всхрапывает Лаки, где от Клинта пахнет кофе и едва заметно сандалом от геля для душа, где его колени и руки дарят тепло, ей тут уютно. Это все равно, что испытывать нежные совсем не семейные чувства к брату. Но в тоже время Романовой это нравится, она настоящая эгоистка, она сама не откажется от этого мира, от этой жизни, от этого человека. Шпионка открывает медленно глаза, вглядываясь в уставшее лицо Бартона. Ей хочется протянуть ладонь, коснуться кончиками пальцев щеки, обросшей щетиной, сморщиться и заставить его идти бриться, но не делает этого, просто вновь прикрывает глаза, молча отвечая на каждый вопрос. Но нет, к сожалению, или к счастью, она не имеет права молчать все время, им надо говорить дальше, надо вытаскивать этот разговор из занудной клоаки, которая грозит перейти в непонимание, и потом – отчуждение.
- Были разные миссии. Слишком много, чтобы я помнил все из них, но на одной меня знатно зацепило, поэтому если вдруг в ночи услышишь мой крик, не пугайся, - его голос полон смеха, но при это убийственной серьезности, как раз то, что так и привлекает Наталью в Клинтоне.
- О, так ты уже решил, что я буду проводить с тобой ночи? – Она говорит это, словно возмущенная, но тут же смеется, вновь резко открывая глаза, и в этот раз протягивая ладонь к щеке лучника, и почти урчит от его прикосновений. Это тот тип отношений, который никому никогда не будет понять. Просто комфортно и уютно, но быть вместе?.. Это вряд ли. Слишком вряд ли. Наталья слишком высоко ценит Клинта, чтобы подвергать его такому испытанию – отсутствие детей, нормальной жизни, домика в деревне, в конце концов. – А что было возле бассейна? Пока меня не было Старк закатывал вечеринки и жил на широкую ногу? Я так и знала, я так и знала, и ты тоже, Брут! – Наталья рассмеялась, неловко изогнувшись и попытавшись ущипнуть Бартона за бок, но вместо этого, чуть не слетает с коленок мужчины. Нат возвращается на прежнюю позицию, неловко поерзав. Ей словно двадцать, а не девяносто с хвостиком, господи.
а во мне море растит очередные
непреодолимые рифы,
о которые бьются все корабли и окна.
солнце всё реже гостит у меня. цветы на окне сохнут.
- … я позабочусь о твоем состоянии, а ты не дашь мне подохнуть, когда я забуду таблетки, - Бартон хмыкает, он всегда так делает, он знает, как зацепить Романову, чтобы она забыла обо всем, обо всех, и осталось у него на неделю, на две, да на сколько угодно, какая разница. Пока они просто оба не придут в себя.
- Звучит очень заманчиво, а кто будет следить за собакой? Сам будешь выгуливать Лаки, понятно? И да, список таблеток оставь мне, а то как мне следить за тобой, если я не в курсе, что именно произошло? – Таша выпрямляется, все же покидая уютные колени, и улыбаясь, смотрит на мужчину напротив нее. Она ничего не успевает произнести, как голову стягивает тугим каркасом, а во рту становится так сухо, что почти невозможно дышать. Романова закатывает глаза, пытаясь избавиться от назойливых образов, что ранят ее разум. Это было буквально несколько дней назад. Она не могла отойти так быстро. Ей просто казалось. Ей казалось, что все хорошо, что все налаживается. Но ничего подобного.
Уши наполняются чужими голосами, отдающими приказы на русском, коды в ее подсознании еще сопротивляются. Работники в ЩИТе так до сих пор и не сняли большую часть триггеров.
- Бартон, - Наташа поднимает на своего друга, любовника, брата глаза полные боли, крепко сжимая его ладонь, - у тебя есть тайленол? Таблетки три-четыре, иначе я кони двину, честное слово, - рыжая отпускает его руку, пытаясь справиться с учащенным пульсом. – Когда я говорила, что они меня сломали, я имела в виду примерно это. Не помогает ни психиатры, ни психотерапевты, ни даже гипноз. Мне предлагали обратиться к Стефану Стренджу, но я еще с магами, блять, не связывалась, - Наташа с вымученной улыбкой, смотрит в глаза Клинту, и с тихим хрипящим выдохом выдает дальше, - может доберемся до базы ЩИТа? Или, ну его, сами как-нибудь? Просто я опасаюсь, что приступ не будет последним. А тебе еще надо показать врачу рану, - ее ладонь мягко касается бока лучника, чувствуя даже сквозь повязку пульсирующую плоть, рана заживает, хотя, судя по всему и болит. Пальцы дотрагиваются едва-едва, стараясь не нажимать. Даже в такой ситуации, Романовой будто стыдно за то, что она тут внимание на себя случайно перетащила, и хочет загладить вину. Но она и впрямь переживает больше за Бартона, чем за себя. У него вся жизнь впереди, а у нее лишь осколки под ногами.
Они замолкают оба, в ее ладони откуда-то три таблетки обезболивающего, а на столике стакан с чистой водой. Возможно она сама улучила момент и сбегала на кухню, а может быть этот голубоглазый паршивец, что сидит сейчас с рядом, и чья горячая ладонь прожигает ткань брюк на коленке. Наталья тяжело вздыхает, почему всегда все так сложно. Почему нельзя просто, почему просто нельзя быть? Таблетки отправляются в рот, следом мчится вода, а Наташа старается не показывать, как ей сейчас страшно. Организм отвечает дрожью и легкой тошнотой, но голова еще болит, картинки появляются, и голоса никак не хотят стихать. Но нельзя об этом говорить, нельзя показывать свою слабость, даже любимому Клинту. Просто нельзя подвергать его опасности.
солнце уходит раньше, чем я встаю.
каждое утро я просыпаюсь и я боюсь,
что подойду к столу и найду
маленький мятый листочек
неровным его почерком
"не жди меня этим вечером
просто не жди
солнце"
и никаких точек
чёрт возьми, никаких
точек
Вы здесь » World of Marvel: a new age begins » Незавершенные эпизоды » [06.02.16] Я не люблю разговоры, а ты холодную пиццу.