Чарльз не без труда раздвинул тяжелые бархатные портьеры. Темно-бордовая, украшенная изящной вязью орнамента ткань вызывала у Чарльза по большей части печальные и неприятные воспоминания, но сменить шторы у него никак не доходили руки. Впрочем, Чарльз бы все тут поменял, потому что... Шторы напоминали ему о тех временах, когда он беспробудно пил. Отодвинутое в сторону кресло – о том времени, когда он мог ходить. Диванчик в углу – о тех вечерах, когда он писал диссертацию, а Рейвен лежала рядом, положив голову ему на колени, и листала какие-то свои женские журналы. Но… Нет, не поменял бы. Руки не то, что не доходили – не поднимались. Это все же была память. Какая-никакая, но память. И, пожалуй, не менее важная, чем доска с расставленными шахматными фигурами и два коньячных бокала на журнальном столике…
С висящих на стенах фотографий Чарльзу улыбался старый профессор. Улыбались маленькие дети и взрослые, серьезные, «состоявшиеся» мутанты. Теперь эти выросшие дети преподавали в этой самой школе, а взрослые давным-давно обзавелись своими собственными семьями. Чарльз любил эти фотографии – стоило на них посмотреть, как появлялась уверенность в завтрашнем дне. И уже так сильно не хотелось биться головой о стену, хотя причин для последнего было более чем достаточно.
Недавний психоэмоциональный срыв оставил свой неприятный осадок. Теперь, по прошествии нескольких дней, Чарльз винил себя за слабость. Это каким идиотом и эгоистом надо было быть, чтобы сбежать и почти дойти до суицида? Это какой нужно было быть сволочью, чтобы поставить свои потребности выше потребностей тех, за кого ты несешь ответственность? Несколько минут слабости и жалости к самому себе – и все, он был готов бросить все то, что его предшественник (он сам!) создавал ни один десяток лет. Чарльзу было до безумия стыдно. И одновременно с этим Ксавьер понимал, что его поведение было абсолютно типичным для человека, переступившего грань отчаяния. А при всех своих способностях и знаниях он оставался человеком. И, возможно, рано или поздно нечто подобное должно было произойти. И, кто знает, может и хорошо, что он сорвался сейчас? Ведь не причинил в итоге никому вреда – и это главное.
Чарльз заблокировал колеса коляски, схватился за подоконник, подтянулся, перенес вес тела на здоровую левую руку и открыл форточку. Само собой, опуститься в коляску нормально не получилось – Чарльз приложился коленом. Несмотря на то, что ноги ничего не чувствовали, Чарльз по привычке потер колено. Очередная не изживаемая привычка прошлой полноценной жизни.
Холодный декабрьский воздух ворвался в комнату. Мистик, дремавшая на столе, подняла рыжую морду, принюхалась и свернулась еще более компактным клубком и сделала вид, что окружающий мир для спящей кошки не существует в принципе. Только ухом дергала, когда снаружи доносился особенно громкий детский смех. Кажется, сегодня Бобби обещал младшим классам устроить на большом газоне целый ледовый город… Жаль, из окна не было видно – Чарльзу нравилось наблюдать за играющими детьми пожалуй даже больше, нежели за их успехами в учебе. В конце концов, его основной задачей было не только научить их всему необходимому, а дать им то самое детство, которого их лишал социум.
Тихий стук в дверь отвлек Ксавьера от размышлений. Хэнк вошел в кабинет, аккуратно поставил поднос с чайником  и чашкой на стол. Чарльз кивнул и благодарно улыбнулся – кажется, чтобы понимать друг друга, им со Зверем уже не нужны были слова.  Хэнк оскалился в ответ и, пожелав спокойного вечера, вышел. После того, как Чарльз с Логаном вернулись из охотничьего домика, Маккой стал гораздо более внимателен к желаниям Ксавьера и постепенно отвыкал от роли курицы-наседки. К счастью. Не то, что Чарльзу прямо так не нравилось… Просто  не хотелось отвлекать Хэнка в то время как его в лаборатории дожидалась целая куча незавершенных исследований.
…Чарльз почти допил чай и уже собирался покинуть кабинет и переместиться в малую гостиную, как в дверь снова постучали. Первая мысль – Эрик. Вторая – Джин. С Эриком Чарльз пока что был не готов увидеться – стоило Магнето появиться в непосредственной близости, как Похоть начинала выть дурным голосом и драться наружу. Да и с Джин все было не так просто. Но и бегать от них было бы совершенно неразумно.
- Войдите.
Когда на пороге появился Курт, Чарльз несколько удивился. И не сразу вспомнил, что еще вчера сам просил Курта выделить немного времени для беседы.
- Ох, Курт… Входи. Что-то я в последнее время стал совсем беспамятным. Хочешь чаю? – Чарльз потянулся было к подносу, но сообразил, что чашка всего одна. Это неожиданно сильно огорчило. – Прости. Чашка… Нет, я точно помню, что где-то тут должен быть целый сервиз. А нет… Я же сам его разбил. Боже, даже не знаю, что со мной сегодня.
Чарльз виновато улыбнулся и развел руками. Собрать мысли в кучу действительно было как-то слишком сложно.

Непривычно.
Да, именно так. Непривычно было видеть Курта таким... Взрослым. Самостоятельным. Состоявшимся. Чарльз помнил забавного паренька в практически клоунской одежде, говорившего с ужасным немецким акцентом и почти ничего не знающего о настоящей жизни. Привык к Курту Вагнеру, который запросто велся на все провокации тогда еще молодого и безбашенного Скотта. К мальчику, которого пришлось первым делом учить не предметам школьной программы, а самым банальным вещам. Как пользоваться системой "умный дом", душевой кабиной, прачечным комплексом. Как включать микроволновку, как правильно давать голосовые команды лифтам, как работать на компьютере... Курта пришлось учить всему, что умели остальные дети просто потому, что большую часть вещей юный Вагнер видел впервые в жизни. Курта восхищало все и восхищали все, и он даже не пытался этого скрывать. Открытый, общительный, милый, любопытный, жадный до знаний, Курт быстро стал всеобщим любимчиком, и учить талантливого паренька было сплошным удовольствием. Только вот учил его Чарльз без году неделя, и... И это был тот, другой Курт. История этого Вагнера сложилась чуть иначе. Но насколько Чарльз успел увидеть, все то, что полюбилось ему в "его" Вагнере присутствовало и в этом, пусть и в несколько "сглаженной" возрастом и опытом форме.
Ностальгия по прошлому чуть сдавила незримой ладонью сердце, попыталась выбить печальный вздох из легких, но Чарльз быстро взял себя в руки. Он больше не собирался страдать по упущенным не по своей вине возможностям, предпочитая теперь думать только о настоящем и будущем. И в этом самом настоящем Курт был чуть ли не единственным человеком в окружении Ксавьера, которому Чарльз мог... исповедоваться. Пожалуй, это было самое подходящее слово в данной ситуации.
- Устал. - отрицать очевидное не имело смысла. - Очень устал, и в последнее время - от себя самого в большей степени, чем от чего-то еще. Но все же еще не опустил руки. Я надеюсь, что... это временно.
Чарльз действительно надеялся на это. Ладно физическая усталость - с ней он уже научился бороться. Жизнь инвалида-колясочника откладывала свой отпечаток, и Чарльз давным-давно привык к тому, что вечерами болит спина, а руки наливаются свинцовой тяжестью. А вот к усталости моральной привыкнуть пока что не получалось. К счастью, не получалось.
Курт почему-то выглядел смущенным, хотя причин для этого Чарльз не видел. Тот же Логан мог совершенно спокойно походя бросить "хреново выглядишь, проф". А Эрик, посчитав, что Чарльзу надо отдохнуть, и вовсе без разрешения утаскивал Ксавьера в кровать, не обращая внимания на протесты и возмущения. Так что аккуратное замечание Курта Чарльзу услышать было приятно. Да и кому не будет приятно, когда о нем беспокоятся? Хотя, конечно, Чарльз бы предпочел никого не волновать - хватало и того, что ему постоянно помогали воевать с лестницами, коврами и гардеробом.
Чарльз обхватил руками теплую чашку и сосредоточился на словах Курта. Все было правильно - сначала было необходимо решить рабочие вопросы, а потом уже переходить к личным. Он и так на непозволительно долгое время забыл о том, что он прежде всего директор и профессор, обязанный решать проблемы и вопросы учеников и учителей, и только потом - человек со своими собственными тараканами в голове.
Отпускать Курта Чарльз откровенно не хотел. Слишком хорошим тот был учителем, да и дети его обожали. Да и куда команде без Ночного Змея? К тому же общественные настроения Чарльза откровенно беспокоили - в газетах все чаще и чаще мелькали статьи, настраивающие общество против мутантов. А Курту с его внешностью и в лучше-то годы приходилось достаточно тяжело. Тем не менее, игнорировать столь искреннее желание Вагнера служить Богу Чарльз не мог. Да и не хотел.
- Мы можем построить на территории школу часовню. Сам я в Бога не верю, уж прости меня за это. Но у нас много детей из религиозных семей. Обычно они ездят в Уэстчестерский приход, но это не очень удобно. К тому же многие все еще стесняются своего дара, да и... Прихожане не всегда довольны. А если здесь будет своя часовня... - Чарльз слабо улыбнулся. - Я умею читать мысли, Курт, умею лечить разум. Но не умею лечить души. Так что если ты хочешь... Конечно, если тебе потребуется уехать, я не стану препятствовать. Просто предупреди заранее и держи связь, чтобы мы не беспокоились.
Чарльза задумался на некоторое время, отпил чай и качнул головой.
- Но тогда на тебе будет строительство. Я в этом не разбираюсь, и, насколько я знаю, любые церковные здания строятся по особым правилам. Так что тебе нужно будет найти инженера, который в этом разбирается. И нанять рабочих. Ну а нужные счета я подпишу.

- Позвольте.
- Конечно.
Чарльз в последнее время по понятной причине старался по возможности избегать тактильного контакта, но сейчас убирать руку не стал. Во-первых, он более-менее держал Похоть под контролем, и последнюю неделю обошлось без единого срыва. Во-вторых, ему это было действительно нужно. К тому же Курт каким-то шестым чувством понимал, где и когда пролегает та невидимая черта, после которой ненавязчивое внимание перерастает в раздражающий фактор. И никогда эту черту не переступал.
- Ты своими словами повторяешь мне то, что я говорю остальным, - Чарльз слабо улыбнулся. – Спасибо. Обычно мне приходится говорить эти слова себе самому, глядя в зеркало, а это работает не так хорошо, как хотелось бы.
И все же улыбку Чарльз надолго удержать не смог. Сам того не подозревая, Курт разбередил одну из самых болезненных ран, тщательно скрываемых Чарльзом от окружающих.
«… свой путь Вы пройдете один».
«… от боли, которой, увы, переполнен этот мир».
«…это наш величайший дар – выдерживать их боль, не ломаясь».
Чарльз на несколько секунд прикрыл глаза, пытаясь вернуть себе самообладание. Вроде бы у него получилось взять себя в руки раньше, чем задрожали губы, предательски выдавая состояние.
- Ты прав, Курт. Точнее, прав и не прав одновременно. – «он всегда будет рядом со мной,  как враг, как друг, и этого, надеюсь, будет достаточно.» – Но это неважно. Не обращай внимания. Так, абстрактные мысли. Иногда у меня просто не получается не думать и не предполагать.
Слабая отмазка, но Чарльз надеялся, что Курт не будет допытываться о смысле этих слов. О том, какое будущее уже удалось предотвратить, в подробностях знал только он сам (и, возможно, когда-то узнает Логан). И… Ему не хотелось ни с кем делиться памятью о последних минутах своей жизни. О том, кого он проводил в последний путь. О том, что сказал ему Эрик… Это было слишком личное. Будущее, которое одновременно и свершилось, и никогда не произошло… Интересно, а каким будет новое?
Впрочем, нет. Чарльз не хотел этого знать. Пока он не знал, он все еще мог надеяться.
Кончик хвоста Курта показался над столешницей, и Чарльз поневоле перевел на него взгляд. Хвост… Ксавьер всегда бурно реагировал на любые мутации, находя их чудесными и великолепными. Но любое внешнее их проявление, будь то крылья Архангела, лапы и морда Хэнка или вот хвост Курта приводили его в восторг. К Хэнку-то Чарльз уже успел за два десятка лет привыкнуть, а вот с Вагнером он познакомился совсем недавно.
- Ох, прости, - сообразив, что пялится на хвост неприлично долго, Чарльз тут же отвел взгляд и улыбнулся. – Когда я был ребенком, я мечтал о хвосте. Представлял, как удобно будет утягивать им печенье со стола…. И это тоже не относится к нашему разговору. Так вот, часовня… Само собой, это должно быть отдельное здание. Во-первых, мне бы не хотелось портить архитектуру особняка – экстерьер не менялся с момента его постройки. Во-вторых, для часовни нужно спокойное место. Где за стеной не будут бегать ученики, где будет тихо и… уединенно?
Предложение Курта Чарльз воспринял положительно. Сегодня он еще не выходил из особняка, а Хэнк настаивал на ежедневных прогулках – состояние Чарльза ему не очень нравилось. Кошка, судя по всему, собиралась составить им компанию. Залезла на коробку электропривода, наполовину скрывшись под сиденьем коляски, и вылезать явно не собиралась.
- Ее зовут Мистик. Ты же знаешь, что в моем…мире? Версии реальности? Рейвен была моей сводной сестрой. Мы росли вместе. Я… очень скучаю по ней. А эта кошка, - Чарльз улыбнулся еще шире. – Похожа на нее. Также приходит по вечерам, разваливается у меня на коленях и требует внимания.
Кошка согласна мявкнула, завозилась и снова замерла. Видимо, наконец-то устроилась.
- Мне неловко тебя просить, Курт. Но если мы собираемся на улицу, то тебе придется помочь мне одеться. К сожалению, с зимней одеждой я сам справиться не смогу.

- Не всегда нужно справляться со всем в одиночку.
- Не всегда. Но иногда только так и можно.
Пожалуй, «иногда» в жизни Чарльза случалось с завидной регулярностью. Впрочем, слово «всегда» здесь было не применимо. Потому что был Хэнк. Был Логан. А иногда даже Эрик. И этого Чарльзу более чем хватало, чтобы не замыкаться в себе окончательно.
- О да, догадываюсь. При отсутствии ног хвост бы мне не помешал… Хотя, наверное, ему бы тоже досталось. И мне было бы еще более неудобно.
Не словить мысли Курта Чарльз не мог. Подобные внезапные визуализации вспыхивали перед телепатическим «взором» Чарльза, как яркие стоваттные лампочки. Сначала Чарльз честно пытался сохранить лицо, но потом бросил эти бесплотные попытки. Образ, несомненно, вышел колоритным. Чарльз откинулся на спинку коляски и без зазрения совести рассмеялся.
- Ну, таким меня еще никто не представлял! Но ты прав, Курт, мне очень идет синяя гамма.
Напряжение, витавшее в воздухе, развеялась окончательно. Правда, ненадолго – стоило только Ксавьеру произнести «Мистик», как начал напрягаться Курт. Но эту тему он решил пока что не затрагивать. Хотя бы потому, что оМистик этого времени он практически ничего не знал. Кроме того, что у нее практически не было ничего общего с той Рейвен, которую знал Чарльз.
К тому же если бы Курт захотел, он бы начал разговор сам.
- Нет, это не неоготика. Это шотландский феодальный стиль. Хотя большинство назывет его европейским средневековым, но это не совсем верно. Хотя общие черты есть. Формально это не особняк, а замок… Но ты прав. Если выбирать стиль для часовни, то неоготика подойдет. Если, конечно, избегать контрастной отделки и уменьшить высоту стрельчатых окон. – Чарльза в свое время заставили выучить об этом месте все, начиная с авторов чертежей и заканчивая фамилиями инженеров и происхождением используемых в строительстве материалов. – Если будет нужно, наймем дизайнера. Архитектура – не моя сильная сторона.
Говоря по чести, Чарльз просто настолько привык к этому дому и парку, что практически не обращал внимания на то, насколько красиво здесь было. Для него значение имели не стены, отделка и цветники, а не те люди, которые здесь жили. Но ему импонировало желание Курта сделать будущую часовню частью общего архитектурного ансамбля.
- Да, здесь.  Достань, пожалуйста, черный свитер, пальто, и плед с верхней полки... И тебе самому не мешает одеться потеплее. Из нас всех только Хэнк может зимой в белье гулять без риска свалиться с температурой.
Свитер был Чарльзу откровенно велик. Да и стиль был явно не его - плотная крупная вязка, высокий ворот. Сам Чарльз предпочитал тонкие пуловеры и шарфы. Да и черное не носил. Но по лицу Ксавьера было видно, что этот конкретный свитер он обожал. Даже несмотря на то, что приходилось закатывать рукава. Брюки Чарльз менять не стал - обошелся пледом, теплыми носками и зимними ботинками.
- Я не против телепортации. Мне нравится телепортироваться, - Чарльз обезоруживающе улыбнулся. - И давай сразу на дальний конец пруда. Туда, где начинается аллея. Все равно в саду часовню не поставить. А вот вдоль аллеи есть много подходящих мест... О! Или на том месте, где был мой любимый дуб, который еще мой дед сажал... тот самый, который разнес Скотт. Я видел, что пень так и не убрали. Но если расчистить место...
По-настоящему Чарльз слабо представлял себе, сколько свободной земли нужно для часовни. Но по прикидкам выходило никак не меньше, чем для малого лекционного зала.
- Но если ты уже присмотрел место, то предлагай. В конце концов, это будет твое место спокойствия. Тебе и выбирать.

- Да ничего страшного в запахе серы нет. Просто химический элемент. Некоторые духи тех женщин в конгрессе, с которыми мне приходится иметь дело, пахнут хуже. И… - Чарльз едва заметно улыбнулся. – Закрывать глаза не буду. В твоем мире на экскурсии я был. Азазель показывал. И это не так страшно, как то, что я иногда вижу в чужом сознании.
Телепортация Чарльза действительно нисколько не беспокоила. Ни запахом, ни всем остальным. К тому же этот метод был гораздо более удобен, нежели путешествие по бесконечно длинным лестницам и обледеневшим лужам, на которых коляска скользила даже несмотря на специальный рисунок шин.
- Ну, вот тут ты несколько ошибаешься. Мне действительно интересен процесс телепортации. Я уверен, что ничего общего с телепортами Ши’ар твой способ перемещения не имеет. Тем не менее, я не собираюсь выуживать из тебя информацию. Если ты захочешь, то расскажешь сам.
За прошедшие годы сад и парк значительно изменились. Частично это явно было связано с учениками – способности многих из них были весьма разрушительными. Частично – с необходимостью переоборудования территории под защитные технологии Ши’ар. Частично – с расширением территории поместья, потому что Чарльз использовал все возможности для покупки смежных земель и акватории озера. И если раньше старый дуб отмечал границу между парковой зоной и аллеей, то теперь оставшийся от него пень находился чуть ли не в центре сада.
- Мне кажется, это будет подходящее место. Но я бы сделал этот пень частью часовни. Можно вырыть яму под фундамент так, чтобы не задеть его корни. Тогда он окажется внутри. Отдать его резчикам, и они сделают из него постамент для чаши со святой водой. Или что-нибудь такое… В любом случае, не хочу, чтобы его выкорчевывали. Он – часть прошлого моей семьи.
Чарльз какое-то время молчал, разглядывая попеременно то свои собственные укрытые пледом колени, то укутанные тонким слоем снега берега пруда.
- Моя семья давно владеет этой землей. Мой дед посадил этот дуб, когда был ребенком… Возможно, его садовник был мутантом, потому что дерево росло слишком быстро. Ну или просто очень хорошим специалистом. Сколько лет было этому дереву? Меньше ста, кажется, а ведь уже во времена моего детства дуб выглядел так, будто ему лет триста. Я часто прятался на этот дереве от своего сводного брата. И у меня там, в его ветвях, был тайник с сокровищами. Бейсбольными карточками, камешками, сушеными цветами… Всем тем, что было мне дорого, и что Кейн обязательно бы уничтожил, если бы нашел. – Чарльз улыбнулся своим собственным воспоминаниям. В последнее время ностальгия накатывала на него слишком часто. – А потом Скотт его случайно уничтожил. Сначала я удивлялся, почему меня это огорчило не так сильно, как должно было. А потом я понял, что дело в том, что… Что я слишком сильно цеплялся за прошлое. Этот дуб стал своеобразным памятником той жизни, которую я должен был бы прожить, но от которой отказался ради школы. И с его исчезновением пропали последние сомнения о правильности выбранного мной пути. Глупо, да? Конечно, глупо… Все эти мои попытки подогнать под рядовые события какой-то глубокий философский смысл.
Чарльз поплотнее запахнул пальто, спрятал руки под плед. На какое-то время вновь повисло молчание - не неловкое и напряженное, когда собеседники не знают, о чем говорить, а спокойное, несколько задумчивое.
- Курт, как бы ты отнесся к тому, если бы я пришел к тебе на исповедь?

- Азазель показывал? Что он с вами сделал, профессор?! Он опасный, ему нельзя доверять.
- Я знаю, насколько он опасен, Курт. В моем мире он по приказу Шоу уничтожил базу ФБР. Столько трупов... - Чарльза передернуло, хотя, казалось бы, воспоминания со временем должны были поблекнуть. - Но я сам его позвал. Мне нужно было узнать как можно больше о Грехах и о том, что со мной происходит. Так что мы заключили сделку. И когда он предложил мне посетить ваш мир, я отказываться не стал. Не беспокойся. Как видишь, со мной все в порядке. Он ничего не сделал. Разве что пару раз ткнул хвостом, но это можно пережить.
Чарльз по-прежнему испытывал странные ощущения из-за присутствия в этом мире тех, кого он привык считать погибшими. И если то, что Алекс был жив, приводило его в восторг, то вот Азазель... С одной стороны, он был врагом. С другой - той смерти, которой он умер, Чарльз бы никому не пожелал. Слишком страшно. Слишком долго. Слишком больно.
- Ну да ладно. Не бери в голову... Что ты там говорил? Клумбы? Да, можно. Цветы будут хорошо смотреться рядом с витражами. И я бы, пожалуй, сделал пруд - воду можно отвести без особых проблем. Тогда и образ будет полноценным. Главное по минимуму задеть окружающие деревья. Не хотелось бы их вырубать. Они, конечно, не дуб деда, но все равно...
Момент "исповеди" Чарльз откладывал так долго, как мог. От обсуждения о деревьях они перешли к теме о дороге к будущей часовне. Камень, плитка или щебень? К обрамлению клумб - цельнолитой бетон с отделкой или каменная кладка? К сортам цветов для клумб и их цветосочетаниях. Потом и вовсе ушли к теме острой нехватки лавок на территории парка - больше половины а прошедший год было снесено не в меру активными учениками. И только через полчаса, затормозив возле одной из лавок - самой обычной с виду - Чарльз неожиданно тихо и неожиданно (для себя самого) спокойно сказал.
- А ведь я действительно хочу исповедоваться. Я ведь не безгрешен. Скорее, наоборот. Мне часто приходится принимать решения, которые идут вразрез с законами. Обычно в таких случаях я слушаю совесть, но... Дело вообще не в этом. Я люблю Эрика. Не как друга.
Почему-то признаться в этом Курту оказалось гораздо сложнее, чем Чарльз думал изначально. Даже себе признаваться было легче. А ведь еще говорят, что главное - сделать первый шаг. Ничего подобного.
- Я ему признался. Он ничего не ответил. Но... - Чарльз грустно улыбнулся. - Я хорошо его знаю. Умею читать даже без телепатии. Как и он меня. Мы навсегда останемся лучшими друзьями, но не больше. И, знаешь, Курт, я все обдумал и... Так лучше и правильнее. Для нас обоих. Но я не знаю, что делать сейчас. Я любил его двадцать лет и не смогу просто забыть и не чувствовать того, что я не должен.  В Библии есть какой-нибудь ценный совет на такой случай помимо смирения и принятия?

- Я теперь не намного старше тебя, Курт. Так что в личных беседах можно и на «ты». Пожалуй, так будет даже удобнее, особенно учитывая то, какие личные темы только что были затронуты.
Чарльзу не нужно было говорить «только между нами». Во-первых, это все же была исповедь. Во-вторых, Курт был не из тех, кто раскрывает чужие секреты. Особенно такие. Нет, Чарльз нисколько не стеснялся и не смущался своих чувств. И ориентацию свою не считал чем-то ненормальным. И не только потому, что так говорила генетика. А скорее потому, что сам всегда пропагандировал право любого человека самому выбирать свое счастье. А уж личную жизнь Чарльз и вовсе считал делом, касающимся только участников этой самой жизни.
- Магнето… - Чарльз печально улыбнулся, посмотрел на Курта снизу вверх. – Для вас всех и для человечества в целом он Магнето. Террорист, убийца, борец за права мутантов, придерживающийся радикальных взглядов… А для меня он – мой лучший друг, с которым мне приходилось и, боюсь, придется воевать.
Чарльз благодарно кивнул, когда Курт положил ладони ему на плечи. Вагнер сказал ему ровно то же самое, что он сам себе говорил бесчисленное множество раз. Значит, решение было правильным? Впрочем, а был ли у Чарльза вообще хоть какой-нибудь выбор?
- Спасибо, Курт. И, знаешь, я действительно переживу. Мне разбивали сердце раньше. А отказ Эрика – это не так жестоко, как сбежавшая невеста. Со временем я привыкну, похороню и эту мечту, и если она где и останется, так это в моих снах. Меня пугает не это. Я боюсь за него. Когда он рядом, я более-менее могу его контролировать. Сглаживать углы, оберегать от необдуманных поступков. Рядом со мной он становится мягче… Поэтому постоянно пытается сбежать. И сбегает. Совершает очередную глупость, после которой я боюсь читать новости, потому что представляю себе страшные заголовки, говорящие о его смерти.
Чарльз не заострял внимания на своем собственном противостоянии Эрику, а то стало бы совсем тошно. Пока что им как-то удавалось не переступать черту, когда приходилось забывать о дружбе. Ну за исключением случая с Кеннеди, но и тогда Чарльз сделал все, чтобы уберечь Эрика от расстрела. Но им не разу не приходилось драться насмерть. Да и иксменов Эрик жалел – Чарльз знал, как Магнето поступает с врагами. И что он может сделать, если захочет. Но судя по тому, что он прочитал в дневнике старого профессора, «другие они» за грань переступали.
Чарльза это пугало до безумия. Он не хотел, чтобы у них получилось так же.
- А я ведь могу его остановить, если его занесет. Его потрясающая природная защита и его шлем меня не остановят, если я захочу. Только я не хочу. И не столько потому, что это будет нарушением моих собственных принципов, сколько потому, что я не хочу его менять. При выборе между всеобщей безопасностью и своим другом я раз за разом эгоистично выбираю своего друга. И это совершенно необъективно. И, наверное, в какой то мере тоже грех…

- Каждый раз, когда мы расстаемся, он просит заставить его остаться. И я не знаю, с чем это связано. То ли с тем, что он и сам хочет, но не может в одиночку побороть свои принципы и надеется, что я забуду про свои. То ли с тем, что он просто хочет изменить меня, потому что не может измениться сам… Но все раз за разом заканчивается тем, что он уходит, а я смотрю ему в след. Это даже несколько символично – инвалид не может бежать следом.
Как Чарльз ни старался, он не смог скрыть проскользнувшей в голосе горечи. Как бы изменилась их жизнь, если бы он мог ходить? Смог бы он остановить Эрика после Кубы? Смог бы пойти с ним? Ведь тогда больше всего Чарльза ранила ни пуля и ни ракеты, а то, что его друг без колебаний убил бы Мойру – свою соратницу, оказавшую им посильную помощь в войне против Шоу. Да, конечно, тогда Эрик защищал его и мстил за него, но он ни на секунду не усомнился  в выборе виновного. И даже не предположил, что может быть виноват сам…
С тех пор прошло много времени. Каждый из них изменился. И не все изменения было легко принять. Чарльз благодарно выдохнул, почувствовав объятия, на секунду коснулся ладонью чужой руки. Курт был неправ – любая поддержка была важна. Если бы ему нужна была профессиональная помощь, Ксавьер обратился бы к психологу. А сейчас ему нужно было просто поговорить с тем, кто не стал бы рыться в первопричине его чувств, а просто по-человечески бы его понял.
- Я столько раз пытался ему показать этот путь. И в последний раз он последовал моему совету, но… Он был не виноват. На его глазах погибли его жена и маленькая дочь, и я нисколько не осуждаю его за то, что он сделал потом. Ему было слишком больно, Курт. Он потерял так много, и… Я просто не имею права что-то требовать от него. И тем более не имею права навязывать ему свои чувства.
Чарльз надеялся, что после того, как он поделится с кем-то своими чувствами и страхами, ему станет легче. И, наверное, так и было. Но пока что он чувствовал  в основном усталость и опустошение – и это тоже было нормально. Так и должно было быть после того, как выворачиваешь себя наизнанку.
- Ради друзей я отдал душу, ради этого тела, ради приключений, которых мне так не хватало в раю. Теперь я не могу умереть, но у меня нет самого главного и мне кажется, разговор с Богом будет тратой времени впустую, потому что Рай и Ад теперь не примут меня обратно.
А вот это было… неожиданно. Чарльз всегда относился к душе как к чему-то… Не то, чтобы нереальному… Нет, он признавал существование души, но никогда не задумывался над тем, какую роль она играет в его жизни. Судя по тоске, сквозившей в голосе Курта, для него душа значила очень, очень многое. Неудивительно, с учетом того, что Курт хотел стать священником. Чарльз не колебался, прежде чем ответить.
- Я уверен, что если Бог есть, то он оценит этот поступок. Пожертвовать столь дорогим ради тех, кого любишь, ради того, чтобы быть с ними – очень тяжелое решение и огромная жертва. И если Бог действительно есть любовь, то он точно тебя поймет. И подскажет, как вернуть потерянное. И само собой, мы тебе поможем, Курт. Но в любом случае, - Чарльз запрокинул голову и посмотрел Вагнеру в глаза, - Ты дорог нам и таким. Ты не останешься один. По крайней мере пока я жив.
Чарльз зябко поежился, попытался укутаться в пальто еще сильнее.
- Как ты смотришь на то, чтобы вернуться в особняк и выпить горячего какао? В последнее время я опять постоянно мерзну. К тому же что может быть лучше горячего какао зимним вечером?

Отредактировано Charles Xavier (17-12-2017 19:56)