Это было смело и очень рискованно решить, что им непременно нужно жить вместе. Ввиду того, что у каждого из них свои особенности и не самые легкие характеры. Можно было встречаться раза три-четыре в неделю, обсуждать насущные проблемы, затаскивать друг друга поочередно в каждую из их постелей, и ждать следующей встречи. Этим и примечательны гостевые браки. Партнеры успевают соскучится, у них возникает потребность в обществе друг друга…Но что если тоска начинает обременять уже с рассветом, когда открываешь глаза, а рядом спит твой любимый человек? И не смотря на то, что вы провели бурную ночь и уснули где-то в три утра желание никуда не уходит. Хочется касаться и быть рядом, хочется просыпаться от поцелуев, или очень нежного шепота под утро о том, что ты хочешь его.
Это было больше похоже на шизофрению, чем на влюбленность и увлеченность. Потому что дни на работе, где они играли чудесную неприязнь к друг другу были пыткой для них, и они ждали вечера, чтобы можно было бы уехать с офиса на разных машинах и встретиться в назначенное время в назначенном месте. Их ссоры на работе после, когда они были наедине оборачивались сексуальным батлом с очень страстным примирением. Это не могло не нравится и это входило в привычку.
Его провокационные сообщения не лезли ни в какие ворота приличного поведения. А главное его взгляд… Когда он их писал и если не знаешь текста, то можно было поверить в то, что Говард очень увлечен очередным докладом про испытания или торговлю, или еще о чем-то, о чем они говорили на совещаниях. Разумеется, блондинка делала вид, что его сообщения ее никак не задевают, пока они не встречались взглядами, и она не чувствовала, как ее бедра сжимаются под столом в надежде, что вечером она отыграется на нем. В прямом смысле на нем.
Конечно, обсуждение после собраний были… Она ему в сотый раз повторяла о том, что он не должен ее провоцировать в офисе, что это рискованно, что он подонок и негодяй, что играет с ее чувствами, и мужчина соглашается со всем. Он смеется и не просто так, а чтобы в следующий момент схватить ее за бедра и прижать к себе, чтобы она испытала насколько он сейчас возбужден, и какая тонкая грань между непоправимой ошибкой взять ее на столе конференц-зала. Там, где их могут увидеть и весь этот фарс с ненавистью к друг другу на публике канет в Лету. Она никогда не признается ему, что обожает эти ощущения риска, а он никогда не перестанет это делать, потому что знает, что она этого ждет.

Это было раннее утро. Говард еще спал, и она решила, что будить не стоит, едва ощутимо поцеловав в плечо, на котором не так давно покоилась ее голова. Облачившись в спортивную одежду Елена отправилась на пробежку еще по спящим улицам Манхеттена. Через тридцать минут, чтобы привести мышцы в тонус немного йоги. Потом душ, сначала контрастный потом… Потом ее грудь сжимает знакомая ладонь и принятие душа становится не просто обязательным моционом, но и приятным во всех отношениях. В особенности, когда твои руки и ноги расставляют будто при аресте, заставляя опереться об стену душевой кабины и изучая тело пальцами, проникая туда, куда не стоило и из губ девушки срывается стон. Говард не спешит вторгаться в нее, скорее его движения похожи больше на исследовательские… Вот его губы касаются мочки уха, потом шеи, плеча, спины… Ммммм… Довольно ощутимо кусает ее за попу, и она оборачивается к нему с целью прекратить эту прелюдию и получить его всего. Ссадины на бедрах - это уже привычные метки от него, как и его спина с легкими следами от ее ногтей. И каждый раз она пытается удержаться от этого и каждый раз, и он вызывает слишком мощную волну удовольствия, что напрочь забываешь о том, что пытался.   
Он доволен, он улыбается словно кот, который стащил у хозяина еду, а ей не ловко, что его взгляд все еще вожделенно скользит по ее обнаженному телу в точности, как и мелкие струйки воды после душа. Елена ничего не говорит, она лишь заматывается в полотенце и сбегает от него в гардеробную, чтобы выбрать, что надеть сегодня и определить «следы страсти», которые нужно скрыть. Девушка уходит в гардеробную, его пиджаки и рубашки аккуратно развешаны в шкафу комнаты. Это идеально – для того, чтобы им не пересечься в квартире. Во-первых, Елена, как и все девушки, наверно, ненавидит, чтобы им мешали собираться. Во-вторых, это должно помочь избежать повторного рецидива того, что было в душе. Но все-таки большинство его вещей находится в гардеробной. По звукам мужчина идет на кухню, а блондинка уже заканчивает укладывать кудри плойкой.
- Дорогая, мы рискуем опять опоздать! – она улыбается и закатывает глаза к потолку заканчивая последний завиток и переходя на рисование стрелок. В первые несколько дней она вздрагивала от его голоса в глубине квартиры и рука тянулась сама на подвязку на правом бедре, где у нее покоился небольшой пистолет. С кухни слышится какой-то шум, но Белова старается не задавать вопросов, а правда собираться быстрее.
- Нам надо либо просыпаться пораньше, либо ходить в душ по отдельности! – выдает мужчина и она не выдерживает, докрашивает блеском губы и выходит из гардеробной постукивая каблуками по паркету. На ней серая юбка ниже колен и черный кружевной лиф. В руках она держит черную блузку, которую накидывает на плечи на ходу, но не спешит застегивать.
- Дорогой, но я и встаю пораньше, но потом в душе появляется возбужденный мужчина и…оу, - она входит на кухню, - ты готовишь, да еще и в таком виде? – Белова застыла в дверях, пытаясь подобрать подходящие слова. Она проходит дальше, чувствуя, как приятно пахнет помидорами вперемешку с грибами и сыром, и аппетит дает о себе знать. Она садится к нему на колени, запуская пальцы в волосы и заглядывает ему в глаза:
- Ты приготовил для нас завтрак, ты идеальный мужчина, любимый… - шепчет она ему на ухо, поглаживая волосы и прижимаясь грудью к его груди. – Но если ты сейчас не оденешься, то я изнасилую тебя прямо на нашей кухне, и мы правда опоздаем. Только вот мне можно опоздать, а у тебя очень строгий руководитель. – ее это забавляет и не может удержаться и целует его. – Говард, ты должен быть сильнее и меня остановить. – шепчет она ему в губы, а ладони тем временем спускаются с шеи к плечам, призывно поглаживая их.

Кажется, что они готовы целоваться часы и дни напролет. Останавливаясь для еды, сигарет и выпивки. Не очень образцово-показательная пара из них получается. Поэтому не стоит никому равняться на абсолютно сумасшедших и бешено влюбленных.
И вот, когда она оказывается у него на коленях, они не находят ничего лучше, чем снова погрузится друг в друга. Кажется, за это время пора бы изучить его вкус и губы, манеру целовать, а из-за постоянства это может надоесть и приесться, но этого не происходит. Каждый поцелуй – как первый, там на балконе во время приема. Она часто вспоминает тот особняк будто сравнивая эффекты «до» и «после». И если «до» - это был вулкан страстей, где все смешалось и то, что было не серьезным стало слишком чувственным и необратимым, то «после» - это были романтичные отношения, со свиданиями, милыми сообщениями во время работы, цветами и…они так же необузданно занимались любовью. Это не менялось.
«Кстати о цветах…Нужно купить еще ваз!» - Прям так и возьму… - выдыхает она, переводя дыхание в нормальный режим работы и вытирая пальцами остатки помады с губ Говарда. «Не хватало, чтобы кто-то увидел мои блестки на нем. У нас же конторка по хуже, чем всякое ФБР!» - Но ты права: у меня босс - просто зверь! Ты бы видела ее на последнем совещании - такая стерва! – она не может ничего ответить на это, потому что да, на последнем совещании она разошлась ни на шутку, особенно, когда в перерывах между ее монологами и вопросами/оправданиями подчиненных пришло сообщение от любимого мужчины с текстом: «Ты так сексуальна, когда злишься! Надо доводить тебя по чаще на работе!» - ей приятно, но она начинает закипать от этого сообщения еще больше, а когда смотрит на его невинный вид, хочется выплеснуть стакан воды в лицо, причем сотруднику, который так не умело ей сейчас врет. Но она сдерживается и шумно выдыхает, опираясь ладонями об стол. И Говард получил свое наказание, в виде Елены, которая весь вечер прогуливалась по дому в полупрозрачной ночной рубашке, которая едва ли что-то прикрывала, а больше подчеркивала. Она не давала ему себя коснуться, зато… Какое удовольствие получили оба, когда он все-таки коснулся ее.
- Сбежал? Да такая стерва тебя бы явно догнала и посадила на цепь! – она смеется, ей нравится то, что они обсуждают друг друга дома, как посторонних личностей с работы. И он снова целует ее, уже спрашивает про омлет… Кормить друг друга это тоже своеобразный ритуал. – Ммммм… Говард, это очень вкусно, но если ты начнешь готовить по утра, то через пару месяцев мне придется меня гардероб. К слову о не пересолено… У меня на родине, говорят, что если пересолено, значит повар влюблен… А ты, что это получается? Не влюблен в меня? – слово «любить» тактично заменено на слово «влюбленность», потому что о любви им рано говорить, да и это очень важные слова.
Но получив свой законный поцелуй вопрос про влюбленность отпадает сам собой. Самое замечательное, что было в их отношениях – когда они были вместе время будто останавливалось, и они правда рисковали опоздать.
- У меня сегодня совещание с боссом - не стоит опаздывать, - говорит Говард, пересаживая ее на стол. Девушка усаживается поудобней и отпивает кофе из его чашки. «Да-да, потому что после него вкуснее!» - думает Вдова, просто потому что не хочет тянуться за собственной.
- Да-да, покажи ей сегодня кто в исследованиях главный! – кричит она ему вслед, кладя последний кусочек омлета себе в рот, прожёвывая и допивая кофе. Далее она спрыгивает со стола, и застегивает блузку, когда слышит:
- Дорогая, тут твоя косметичка... – «Какая косметичка? Я же все спрятала в шкафчик.» - Елена хмурится и наспех заправляет блузку в юбку.
- Малыш, но я все уб… - она сглатывает, когда видит открытую нижнюю нишу с оружием, и переводит взгляд на встревоженного Говарда. «Вот и что я должна сейчас сказать?» - Черт, Говард, как ты открыл его вообще? – она подходит ближе и задвигает нишу обратно, скрывая с глаз долой свое оружие на черный день. Ну, а что? У кого-то это заначки денег, у таких как она – оружие.
- Дорогой, я…я… - она облизывает губы, кусая их изнутри и все еще не находит ответа. – Я не знаю, что тебе сказать, чтобы ты поверил. Но это мое оружие. Во что ты поверишь охотнее, что это подарки бывших ухажёров, что мне страшно жить после нашествия инопланетян или то, что я наемный убийца? – произносит она на одном дыхании, дальше она заходит в глубь комнаты, роется в стопке одежды и слышится знакомы для Говарда треск. Все стеллажи начинают переворачиваться и через минуту на месте одежды оказывается все снаряжение, от грант до бронежилетов. Блондинка оборачивается к нему и пытается понять, что думает Говард и выдает:
- Прости, наверное, сразу нужно было показать, просто… У нас все так было хорошо, и я не хотела это портить.

Растерянность… Вот то состояние, которое ненавидела в себе Белова. Она всегда была собрана, способная отреагировать на любую опасность молниеносно, это с особым трепетом и расстановкой вбивали в ее подкорку в Красной Комнате, это и остается с ней. Вдова не может позволить себе расслабиться, иметь увлечения или друзей. На лице всегда должна быть маска, а эмоции, настоящие эмоции, необходимо спрятать где-то глубоко внутри себя. И даже наедине с собой не показывать их. Она – настоящий солдат. Таких всего двое в этом мире, и она, шпион, предатель, разведчик, одна из голов ГИДРЫ позволила себе чувства, позволила кому-то докопаться до ее тайника.
Сейчас Белова понятия не имеет, что творится в голове мужчины, который всего десять минут назад так нежно целовал ее. Да, он имел все шансы стать частью ее мира, потом центром… Она бы все глубже и глубже погружалась в него, но его находка все портила. Все шло не по плану и это не могло настораживать еще больше. Теперь нужно было придумывать оправдания на ходу, но ей не хотелось еще больше врать мужчине, с которым она делила кровать.
«Интересно, какое из предположений он выберет, исходя из его рационального подхода ко всему?» - она готова кинуться ему на шею, говоря о том, что она не хотела врать, просто понятия не имела, как о таком сказать. «Это не просто говорить о своих чувствах в разгар занятия любовью…Это то от чего я бегу всю жизнь…Стоит ли вешать и на тебя это бремя?» - но Говарду слишком нравится ее в чем-то обвинять. По крайне мере это было на базе в Колорадо.
- Было очевидно, что ты не имеешь к науке, к технологиям и разработкам никакого отношения: ты не разбираешься в этом, - он говорил это, будто отличник перед двоечником, красовался, что он разбирается в чем-то лучше. Он превосходен, а ты – нет. Да, она не гений и даже не собирается им быть. Для того, чтобы разбираться в науке, технике, чертежах у них был Говард и целый его научный отдел.
- Послушай, милый… - она пыталась достучаться до его сознания, которое испытывает к ней привязанность и теплоту, но мужчина продолжал:
- Но тебя сделали боссом... почему? – «Я сама порой задаюсь этим вопросом…» - Ответ прост: верно, да? – она щурит глаза, пытаясь понять, о чем он говорит, - Тебя сделали боссом потому, что тебе доверяли. – «Ты думаешь Офелия кому-то доверяет? Особенно кому-то вроде меня?» - но мужчина не знает, о чем думает Елена, она боле не встревает в его монолог, она слушает его, она уже предчувствует, что он выльет на нее все, что копилось у него со дня их первого свидания. «Ну, что же… Тебе надо выговориться, а я сильная, я справлюсь с этим!» - И тогда у тебя были ключи от хозяйского номера. – Говард, не переходи черту… - шепчет она, но едва ли он это слышит. - Значит, я твое задание? – говорит он, после небольшой паузы. «Что?!» - почему его слова иногда ранят ее будто лезвия ножа? – Задание… - шепотом повторяет она за ним, будто не понимает к чему он клонит. «Какое задание, о чем ты говоришь?» - хочется влепить ему пощечину, снова, а затем повалить на кровать, пристегнув наручниками к перилам, и оставить так, подумать над своим поведением. Да, в течении минут десяти он от них избавится, но это достаточное время, чтобы исчезнуть куда-нибудь.
Он оказывается возле нее, он взбешен, а она чувствует, как соблазнительно пахнет его парфюм, он хватает ее чуть выше запястья и ей уже совсем не нравится эта игра:
- И во сколько же мадам оценила мою голову? А постель со мной? – «Постель? Что? За кого он меня принимает?» - да, так искрометно шлюхой ее еще никто не называл. Она молчит выжидательно смотрит на него, а вдруг он еще о чем-нибудь спросит? К примеру, во сколько оценивается та или другая поза или оплата почасовая не зависит от того, что и как они делают? Кровь начинает закипать, а его пальцы сильнее сжимают ее руку. Становится почти больно, если ты чувствуешь боль. Разум туманится, привычный блеск глаз затуманивает ярость и вот она уже легким маневром освобождает свою руку, а его руку, которая держала ее, заводит к нему за спину, с силой надавливая к верху. Елена прижимается к нему всем телом и практически шепотом говорит ему на ухо:
- Дорогой, я всегда буду сверху: и на работе, и в постели! – она улыбается, потому что чувствует такой знакомый запах, который призван ее сводить с ума, а не злить. Но сейчас… Она в ярости. - Тебе пора к этому привыкнуть или смериться. Хороший руководитель – это не тот, который во всем разбирается, а тот, который может собрать вокруг себя квалифицированных специалистов и умело ими, - «Манипулировать?» - руководить. Говард, я подчинила себе мафию на Кубе, неужели ты думаешь, что я не справлюсь с гением? – она не держит его, скорее просто прижимается к нему, но руку не отпускает, просто не делает больно. – Да, в какой-то степени мне доверяют, и если тебе приятнее думать обо мне, как о девушке по вызову, то да, мне за тебя платят. – «И молоко дают за вредность!» - Хотя это не так… - она отстраняется от него, и отходит на несколько шагов. Елена меньше всего хочет, чтобы он сейчас видел, как она расстроена. – Мне пора на работу. Закрой это, чтобы девушка с клининговой не испугалась.
Всего минута требуется, чтобы добраться до их спальни, взять сумку и ключи от машины и выйти за дверь. И вот уже первые минусы жить вместе… Когда все тебе напоминает о человеке, который не доверяет тебе и считает… «Я не знаю кем он меня считает!» - стены лифта давят на нее еще больше, потому что воспоминания их страсти здесь сильнее, чем этого бы хотелось. Она чувствует, что задыхается в этой металлической коробке. Елена надевает солнцезащитные очки на глаза и лифт останавливается на парковке. Еще двадцать минут и она уже в офисе, где ее помощница спешит сообщить, какую-то информацию про почту, про звонки и что у них совещание через десять минут.
- Елена, как всегда – латте?
- Нет, сегодня я буду зеленый чай. С меня достаточно сладкого…
Она садится за свой стол, снимает очки и трет переносицу закрывая глаза. «Вот почему, девочка, не стоит заводить отношения внутри коллектива. Пора бы вспомнить, кто ты есть…» - она собирает папки и план обсуждений для их небольшого внутреннего собрания. Их будет всего пять человек, поэтому не стоит занимать весь конференц-зал, а достаточно комнаты переговоров. Елена иногда ее называла, возможно, по привычке, комнатой для допросов.
Через пять минут все входят в переговорную, последним появляется Говард, на которого Елена старается не смотреть, оживленно обсуждая уровень продаж с мужчиной из отдела торговли.
- Мистер Смит, останетесь после нашего совещания, я бы хотела с вами обсудить кое-что. – говорит она спокойно, не поднимая глаз, но закусывая губу. «Вдох-выдох, ты это делала множество раз!» - Итак, господа, доброе утро! Перейдем к делам насущным и планам на эту неделю…

Самое скучное из всей ее работы – это совместные встречи. Каждый представляет отчет о проделанной работе за прошедшую неделю, потом ведутся диалоги о работе над ошибками, затем – обсуждаются планы. Долгосрочные и краткосрочный.  Возможно, и их отношения с гением ГИДРЫ стоило свести до подобных отношений. «Вторник, четверг и пятница – мы ужинаем в ресторанчике итальянской семьи. Вечер может продолжаться либо у меня, либо у тебя. Остальные дни мы отдыхаем друг от друга и не задаем лишних вопросов. Да, это было бы идеально!» - Елена корила себя за то, что допустила такую оплошность, понадеялась, что и у нее может получиться отличная личная жизнь. «Если бы кое-кто не нашел мою…косметичку!» - она закатывает глаза, слушая очередные оправдания. Ей не хочется знать почему не вышло, она хочет знать, когда исправят ошибку.
Взгляд голубых глаз опускается на дисплей телефона. Говард ничего не пишет. И не напишет. Он зол на нее. Она зла на него. Порой они напоминают ей двух баранов, которые не могут разойтись на одном бревне. «И если это продлиться слишком долго мы оба рискуем оказаться в воде!» - аллегория, оказаться за бортом, вне игры, быть разоблаченными. Едва слышно Белова стучит по мягкому покрытию кабинета каблуком туфли. В ее голове крутятся сотни картинок о том, как они провели время с момента их встречи до сегодняшнего утра. «Что я сделала не так?» - возможно, причина скрывалась в самом вопросе. Не нужно было ничего делать. Не нужно было мешать ему целоваться с той молодой особой, тогда бы, и их встреча в Колорадо прошла бы менее болезненно. Хотя был вариант того, что Говард бы сам проявил к ней знак внимания… «Но вряд ли… Он бы не стал флиртовать с головой ГИДРЫ…» - начинает болеть голова, а подпевала Кертис пытает ей продать очередную идею. Белова делает вид, что слушает его очень увлеченно, стараясь избегать того, что находится напротив нее.
Говард чувствует себя легко и непринуждённо, впрочем, как обычно. И если не знать его взгляда в лаборатории, когда она так неосторожно дала понять, кто здесь главный, и не видеть его глаза сегодня утром на кухне, когда так старательно кормил ее, то можно было смело предположить, что это два разных человека.
- Тот проект ЩИТа назывался "Иерихон". – Белова будто просыпается ото сна, когда Говард подает голос и закуривает. Если желание встать, проползти на четвереньках через весь стол и отобрать сигарету, с ультимативным требованием, что здесь не курят. Но она продолжает сидеть на месте. Елена берет с края стола пепельницу и словно бармен в клубе скользящим движением отправляет ее на другой край стола. Говард останавливает хрустальный сосуд, и Вдова поднимает на него глаза. Он смотрит на нее, она на него. Он губами сжимает тлеющую сигарету, и этот знакомый запах разносится по всей комнате.
- Значит, вы плохо искали, Кертис: надо всегда стараться все узнать по-максимуму, если вы планируете воровать чужие идеи. – пока Говард говорит с другим сотрудником, Елена набирает сообщение: «Ты очень сексуален, когда злишься и куришь.» - она отправляет его, и тут же пишет следующие – «Ты представь сколько мне стоит усилий, чтобы не забрать у тебя сейчас сигарету и не поцеловать тебя…».
- Я полностью согласна с Говардом, Кертис, вы меня сегодня расстроили. Старайтесь узнать все по-максимуму, чтобы не попасть в дурацкое положение перед коллегами. – она смиряет мужчину гневным взглядом и добавляет, - Зачем нам неосуществлённые программы ЩИТа? И тому же… - она смотрит прямо перед собой, - Говард, вы знаете историю названия этой программы? Здесь как-то замешана Палестина?

Неудобное положение. Слишком неудобное… Спина всегда должна быть прямая, взгляд уверенным и собранным, слова четкие, словно команды, которые давались сотрудникам, которым промывали мозг. Она не любила играть по чьим-то правилам, особенно, когда эти правила навязывались в добровольно-принудительном порядке. И если статью про отношения она уже нарушила, то статьи о трудовом распорядке соблюдались и чтились. Все, от длинны юбки до места подписи на документах. Кто не соблюдал эти постулаты отправлялись в лаборатории, где зомбировали, внушали то, что нужно организации, а не конкретно тебе. А если хочешь остаться в своем уме, то нужно умело подыгрывать всем.
Елена была строга и в какой-то степени беспощадна к своим подчиненным. Бумаги, макеты и прочий хлам должны были подаваться к определенному сроку, сроку, когда мисс Белова выделяла время для их просмотра. Все расписано по часам и с 9:00 до 18:00 нужно было успеть все, что написано в ежедневнике. Это строгое правило не распространялось только на одного человека из всех отделов, которыми курировала блондинка – Говард Смит. И нет, не потому что она с ним спит, или они много чего обсуждали дома…нет, как говорилось раннее, дома они были другими людьми, которые в корне отличались от тех, кем были на работе! «Были…» - опечалено думает Елена, смотря, как мужчина явно не в восторге от ее любовных посланий. Желание послать все к черту и разбить телефон о стену появляется и у нее. Но она скучно подпирает голову рукой, продолжая слушать препирательства мужчин.
Офелии был важен чистый разум гения. Говард уже говорил про опыты, которые над ним проводились, Елена о них ничего не знала, но в этом направлении она копала, хоть и очень медленно, почти не уловимо. Все-таки она шпион, как никак.
- Знаю. Нет, не замешана. – его ответы сухие и четкие. Он зол и хочет отсюда уйти. Елена же ему не собирается уступать в том, что он хочет или не хочет. Есть работа – есть регламент – его нужно выполнять.
- Почему бы тебе не заткнуться, а? – «Говард, остановись!» - взмолилась она, в собственных мыслях. Она не должна при всех показывать свои эмоции. А те эмоции, которые вызывал у нее седовласый мужчина были самые сильные – треснуть башкой об какую-нибудь стену и запереть в камере на месяц. Она почувствовала, как медленно закипает все внутри. Ярость была настолько сильной, насколько и желание заниматься с ним любовью. «Как же я тебя ненавижу, Говард!" – она слушает его оскорбления, которые, конечно, касаются ее. Это же она ничего не знает, не умеет, только и способна, что людей расстреливать, да мужиков совращать. Захотелось в душ. «Его сюда таскать…Нет, вы это слышали?» - Елена закатывает глаза, и смотрит на Кертиса, который вне понимания.
- Ладно, дадим ему фору в пять минут. – блондинка будто разминая шею делает несколько поворотов головой в одну и другую сторону.
- То есть вы считаете, что это в порядке вещей? Позвольте, я буду жаловать Мадам и…
- И что вы ей скажете? Что прогнали её лучшего ученого из-за программы ЩИТа, которая была закрыта в прошлом веке? Не смешите меня. Просто…Просто гении, Кертис, они, как маленькие дети, только во взрослых телах… А моему гению сейчас нужна грудь… - она улыбается, ей нравится то, что она сказала. Потому что это была правда. Его поведение было сродни маленькой девочки, которую сначала обманули поманив конфетой, а потом подарили дешевый аналог куклы, а не саму Барби. «Итак, еще две минуты…» - сейчас она представляет, как он проходит пост охраны и оказывается на улице. «Куда же он пойдет?» - ей нравится эта игра. Если бы это был кто-то другой, она бы непременно позвала бы охрану, которая задержав беглеца притащила бы его к ней в кабинет. «Зачем так напрягаться? Нет, он же все-таки мое задание…Зачем на кого-то перекладывать ответственность!».
- Елена, вы не понимаете кому потакаете…
- Господа, наша встреча окончена, спасибо за внимание. Кертис к следующей недели готовит презентацию об программе Иерихон. – она встает со стула, все встают следом, даже алый словно помидор Кертис. Нет, Елена не потакала Говарду, просто ей тоже не нравятся подхалимы.
- Елена, следующая встреча…
- Нет, переноси на сегодня все, мне нужно уехать.
- Как уехать?
- На машине, я думаю.
Елена погружает все папки на руки помощницы, еще минута, чтобы вернуться за сумочкой в кабинет, еще полторы чтобы спуститься за машиной, и еще секунд тридцать, чтобы отследить даже по выключенному мобильнику куда пошел гений. «Итого я дала тебе семь минут, цени это!» - она уже видит его на улице, взъерошенного словно воробей после дождя.
- Эй, господин гений, садитесь в машину! – он смотрит на нее, затем отворачивается и идет дальше. – Говард, я не хочу тебя оставлять одного в таком состоянии. Ты же знаешь, что если я вызову охрану, то они отправят тебя на промывку мозгов. Я не смогу помочь… - «Да ему и не нужна моя помощь, очевидно… Я же в системе типа!» - мужчина останавливается, курит, видимо принимает решение. Она останавливается и ждет. Она не знает, что толкает его на мысль сесть с ней в машину, но когда дверь за ним захлопывается, она блокирует ее, констатируя:
- А это чтобы ты на ходу не выпрыгнул, с тебя станется… - она жмет на педаль газа и вот они уже несутся по улицам города, которые вот-вот опустели от утренних пробок.
- Послушай, дорогой, я понимаю твои чувства. Да, я не права, что тебе не рассказала и не доверилась, просто… В нашей жизни и так все сложно. – иногда отвлекаясь от дороги она поглядывает на него. Он хмурый и недовольный. – Знаешь, не то, чтобы я очень верующая…Но есть одна история, кажется из Библии. Не могу судить про Марию-Магдалену ли, но очевидно про женщину, которая спала с мужчинами или изменила мужу, честно, я не помню. Но я помню четко слова, которые сказал Иисус толпе, которая хотела забросать ее камнями: Тот, кто без греха – пусть первый кинет в нее камень! Толпа вскоре разошлась. – она остановилась на светофоре дожидаясь зеленого света, выстукивая непонятный такт большим пальцем правой руки по рулю. – Собственно, ты можешь на меня злиться и обижаться, унижать своих коллег, не приходить в офис и работать из дома, и вообще мы можем разорвать наши отношения… Я не готова рисковать всем, чтобы быть с тобой при условии, что мне, как ты говоришь, тебя заказали. – они двинулись дальше, по улицам, и остановились возле школы искусств. – Собственно, Говард, ты все это можешь сделать при одном условии – если ты от меня ничего не скрываешь. Идем, я тебе кое-что покажу. – она выходит из машины, открывает багажник, достает оттуда спортивную сумку. Подходя к Говарду она берет его за руку. Кажется, это был ритуал, от которого она не готова была отказаться. А возможно, она брала его за руку в последний раз, и этот момент непременно нужно запомнить?   
На входе Елена называет свою фамилию, не настоящую, а Адлер и они проходят в танцевальный зал.
- Подожди меня здесь, я сейчас приду. – это почти приказ и почти просьба.
Она знает, что ему хотелось увидеть ее на пуантах и почему бы это не сделать прямо сейчас.
Белое трико, черное боди, черная трапециевидная юбка и такие же черные пуанты. Блондинка имеет все шансы стать черным лебедем. «Без пачки правда!» - она выходит обратно в зал. Движение девушки плавные и непринужденные. Двигаться значительно легче, чем на пятнадцатисантиметровой шпильке.
Белова встает на носки и медленно подходит к мужчине закидывая ему одну ногу на плечо. Вертикальный шпагат – не самая простая фигура, но при должном усердии и подготовленных мышцах:
- Ты все еще хочешь посмотреть?

Говард был груб и всем своим видом показывал, что его обидели и задели. Как так от него что-то посмели скрыть? Но, как ни странно Елену это веселило. Немножко злило то, что он так остро реагировал и совсем не следил за своими пылкими речами в ее адрес. Наверняка его бесило то, что она оказалась права… Он и сам скрывает от нее много информации о себе, а она же даже не делает попытки что-то узнать и как-то его разоблачить, уличить в чем-то. Не делала попытки… Порой поступки людей толкают нас на то, что мы упорно пытаемся избежать.
Мужчина был явно не доволен, когда она взяла его за руку – как обычно! Даже этот шаг, видимо, расценивался, как возможность удержать его. Терпение подходило к концу, но Белова упорно билась об бронированную дверь.
«Ему должно это понравиться!» - тешила себя надеждой девушка, закидывая ногу на плечо Говарда. Носки натянуты, мышцы напряжены… Невольно вспоминается момент, когда она впервые оказалась на пуантах. Это было…больно. Не волшебно, красиво, грациозно, а именно больно. На тот момент, даже не смотря на то, что любимая дочка Леночка всю свою жизнь занималась легкой атлетикой, и знала, что такое титанический труд, для нее это было пытками. На тот момент ей казалось, что это самое сложное и у нее никогда не получится. Оказалось – показалось. Это не было самым трудным, потому что потом подростку не нужно было быть легким и томным лебедем, потом приходилось драться. Не побьешь ты – будешь ходить с разбитой губой. А Елена уже тогда с трепетом относилась к своей внешности.
- Зачем все это? – он задает глупый вопрос, а глаза его…не выражают ничего, что можно было бы назвать страстью, скорее ярость. Он ненавидит ее, а она пытается оправдаться. «К черту…» - думает блондинка, собираясь уже убрать ногу и залепить пощечину Говарду. - Что ты мне покажешь дальше? – «Дальше?» - Как ты убиваешь? – «Что!?» - Как отдаешь приказы убирать неугодных и на моем личном примере? Тебе не кажется, что вся эта игра несколько затянулась? – «Подлец!» - лицо Беловой ничего не выражало. Он столько раз уже говорил о том, что она не такая, что она хочет его убить, что он ее задание от Мадам, чтобы за ним следить. «Он просто догадывается, он точно не знает, и он хочет увидеть мою реакцию!» - Вдова улыбается, смотря на мужчину. Даже когда он охватывает пальцами ее ногу – девушка не показывает то, что ей может быть больно. Впрочем, больно не было. Просто его прикосновения обжигали и… Кажется блондинка просто смеялась над ним и его попытками как-то вывести ее из себя. «Ах…Настоящую?» - он отпускает ее и отходит на шаг назад, а Елена опускает ногу. Кажется, он добился, чего хотел – она не намерена больше с ним находиться рядом и играть в этих идеальных влюбленных. В груди ощущение, будто произошло замыкание, странное и не привычное чувство. Она собирается развернуться и уйти, но он снова хватает ее за запястье. Кажется, у него это входит в привычку. Говард заводит ее руки ей за спину, а сам же… Сам находится очень близко, он прижимает ее к себе, его губы находятся в соблазнительной близости, но вот слова полностью отторгают любые мысли о сексуальности.
- Если ты будешь так хороша, то, так уж и быть, я тебе тоже кое-что покажу в ответ! – она улыбается, ее радует смелость Говарда. Смелость, граничащая с глупостью. Мужчина дразнит Елену своими губами, дыханием.
- О, дорогой… - шепчет она, едва ли прикасаясь губами к его губам. – Я буду очень хороша… - это она уже шепчет ему на ухо и трется щекой об его щеку. Подсечка ногой и мужчина уже теряет равновесие, а вместе с этим и захват рук. Ее ладони находятся на его плечах, и она валит его на пол, падая вместе с ним. Возможно, ему было больно, но ей было ничуть не жаль его. У Елены было же мягкое приземление на него сверху. Она садится сверху, заводит его руку к голове и таким образом ложится на него, прижимаясь так же, как и он к ней не так давно:
- Говард, не льсти себе. Во-первых, я никогда не сближаюсь со своими жертвами и уж подавно не предлагаю им жить вместе. Во-вторых, я – не наемник. В-третьих, ты слишком самоуверен. Могу тебя заверить, что если бы тебя собирались контролировать или убить, то вряд ли бы тебе позволили так просто разгуливать по городу. Ну и няньку выбрали попроще. – она смотрит на него, еще секунда и она целует мужчину. Ей надоела эта игра в кошки-мышки. Ей надоело, что ее пытаются вывести из себя и уговорить в том, что она почему-то должна убить его. «Да, я умею драться, да, у меня есть оружие, да, я не сказала об этом, потому что нормальные люди бояться этого…» - бедра сжимаются и подаются вперед. Нет, она не может не ерзать. Белова останавливается и разжимает его руки. Дыхание сбилось, она пытается его привести в тонус. Она встает с Говарда и отворачивается, идет к окну и складывает руки на груди. Так проще говорить, когда она не видит его, когда она стоит спиной к нему.
- Знаешь… А я больше не хочу тебя ни в чем убеждать или разубеждать. Если ты уверен, что ты со мной честен и искренен, то я – нет. Я другой человек. Я не романтичная блондинка с кудрями и не женщина, с которой стоит жить вместе. Я ничего не понимаю в твоей науке, ровным счетом, как и не знаю, зачем я понадобилась ГИДРЕ. Но ты, дорогой, ты свободен, можешь идти…

Он хотел этого – и он это достиг.
Она не хочет его видеть и более того, вряд ли захочет после всего с ним разговаривать. О чем говорить с человеком, который слепо зациклен на себе, на своих страхах и не доверяет никому? И если на счет доверия Елена могла как-то оправдать Говарда, то на счет остального – нет.
Мужчина слишком много раз тыкал ее носом в то, что она искусственная и не настоящая, что она леди-босс, а не любимая женщина… «А и правда, он никогда не говорил «любимая»…» - она не хочет думать об этом, но мысли, словно черви, сами заползают в разум, нанося непоправимый вред, заставляя размышлять об этом.
Сейчас в голову лезет все, с момента ее приезда в Нью-Йорк. Мадам, которая Виктория Грин – претендент на кресло мэра, Леша, который Шостаков, а по совместительству бывший муж Романовой, Арина… И еще несколько русских, в частности и мужчина, который сделал ее такой. Черной Вдовой. Ведь… Если бы ее не выбрали из сотен других девочек, если бы она не была лучшей, то все могло бы сложится иначе. Она бы была другим человеком. А именно этой самой хрупкой блондинкой с нежными кудрями, помешанной на французских романах и викторианской эпохе. У нее бы наверняка были дети, старший лет 16-18ти, она бы ходила на кулинарные курсы, занималась йогой, встречалась с подругами, обсуждали мужчин… У нее были две недели этой обычной, замечательной жизни, пока уже другой мужчина все не испортил. Конечно, виновата она. Как в первом случае с Петром, так и с Говардом. Если с Говардом все и так понятно, он не был готов к ее не совсем девичьим увлечениям, то с Петром… Она же не может быть виноватой в том, что он создал себе секс-рабыню? И что, что она похожа на нее? И что, что рабыня сошла с ума и убила собственного Мастера? И что, что Пьетра желала занять место Елены? «Сейчас бы я с ней с радостью поменялась… И убила бы еще раз!» - Белова не думала, что Старковскому удалось выжить, что его поместили в криокамеру, а о том, как эти камеры оказались у Офелии, последняя пока умалчивает.
Вдова второго поколения не знает зачем ей любимый учитель, но если кто-то и должен его убить или подчинить, то это непременно должна быть она и потом…
Если он испытывал к ней настолько сильные чувства, то почему не предложил сбежать? Хотя бы в туже Америку… Хотя, уже поздно было о чем-то судить, но если Елена будет вести себя хорошо, то его разморозят, и она задаст вопрос, который ее волнует уже более двадцати лет – почему?
Она не оборачивается, потому что не хочет смотреть на Говарда, но то, что она смотрит в окно в стекле которого хорошо отражается мужчина – это было совсем другим. Она хочет вернуться и закончить поцелуй, сказать о том, что она не хочет с ним расставаться…
- Честность и искренность в ГИДРе? Это была хорошая шутка. – она не может не согласится, поэтому улыбается, но вряд ли мужчина это заметит. Он собирается встать и наверняка уйти, как и велела ему Белова, но что-то происходит не по плану, будто тело мужчины двигается не по его желанию. «Да, нет…Я была аккуратной, максимум это повредить спину…» - она хмурится и оборачивается, когда видит у него кровь.
- Говард? – она стремительно подходит к нему, и выуживает платок из правого кармана брюк. Он его всегда туда кладет, Елена это заметила, просто никогда не акцентировала внимание. – Говард, ты меня слышишь? – она сдвигает брови к переносице и укладывает его голову на свои бедра, а сама садится на колени на пол. – На вот, - он кладет платок ему под нос и спрашивает. – Ты как себя чувствуешь? Голова кружится? Запрокинь голову сильнее...Черт, Говард, прости я не хотела навредить…

Если еще пять минут назад она готова была его убить за грубость и фривольное поведение, то сейчас все изменилось. Она с испугом наблюдала за ним. Главное, что ее сейчас интересовало, это причина, по которой произошло это. Все-таки она старалась быть аккуратной, да, она хотела причинить ему минимальную физическую боль… Словом, шуточки на счет возраста вряд ли стоит сейчас отпускать.
Она легонько касалась его волос, лица и линий морщин, будто пыталась их разгладить. Момент мог бы показаться очень объединяющим, который стирал границы и недопонимание между ними. Елена очень хотела, чтобы ему стало лучше, и корила себя за нерасторопность. Наверняка он ожидал, что она уйдет и оставит его здесь или правда исполнит «миссию» по уборке негодных.
Он не ожидал ее растерянности и беспокойства.
- Все в порядке. – сообщает мужчина, все еще не открывая глаза и она кладет ему ладонь на лоб. Конечно, она не верила ему. Потому что если бы все было в порядке, такого точно не должно было произойти. К тому же, она не верила, что она здесь была не причем. Но он сам виноват… Он выводил ее из себя, он хотел ее видеть настоящей и вот она – такая, какая есть.
Кажется, что ему нравится так беззаботно лежать на ее коленях, нравится ощущать ее прикосновения… «Но не нравится моя скрытность…» - она не хочет начинать заново перепалку с ним, и не хочет признавать, что ей было обидно, она просто смотрит на него понимая, что хочет видеть это лицо каждое утро, когда открывает глаза. «Видимо - это сильно смелое желание!» - …видимо, мое досье ты все же не читала. – Елена закатывает глаза и выдыхает. Если ему лучше, то не стоит так волноваться. Она перекладывает его голову на пол, убирая ее со своих колен, и встает, возвращаясь к окну, но теперь оставаясь лицом к Говарду.
- Я рада, что тебе лучше… - она медлит, но все-таки задает вопрос:
- И как часто у тебя эти приступы? Ты уверен, что не стоит обратиться к нашим врачам? Или ты их так же поставишь на место, как Кертиса? – она улыбается и отводит от него глаза. – Это ничего не меняет, Говард. – она замирает от того, что сказала, будто это произнес кто-то другой. Кто-то, кто в конечном итоге пожалеет. Уже жалеет, что заново подняла эту тему.
- Если я принимаю тебя таким, какой ты есть, возможно, не зная твоего прошлого, твоих приступов и прочего, то ты видимо не готов мериться с правдой обо мне. И видимо, это одна из причин, почему я скрывала это… - она подходит ближе и ложится рядом, смотря в потолок:
- …я не хотела потерять тебя. – это признание дается тяжело, но она продолжает будто на одном дыхании. - Не хотела прощаться с нашей совместной жизнью. Просыпаться с тобой – это лучшее, что происходило со мной за долгое время. Но ты прав. Не стоит мои слова воспринимать серьезно, потому что ты никогда не узнаешь, откровенна ли я сейчас или нет. – она закрывает глаза, представляя шум прибоя и смеется:
- Самое забавное, что я могу сказать, что люблю тебя, ну, а ты можешь меня сейчас обвинить в лицемерии.

На самом деле ей не так просто произносить все эти слова, признаваться в каких-то чувствах, как это можешь показаться на первый взгляд. Нет. Ей не просто. В какой-то момент Елена перестала бояться слов и начала поступать так, как считает нужным, говорить то, что чувствует на данный момент. Потому что жизнь не вечна. Потому что, когда играешь в странные игры с не менее странными и опасными людьми, а людьми они зовутся только из-за толерантности, волей неволей натыкаешься на мысль, что в один прекрасный момент ты можешь стать обузой для них. Это ужасно жить и не принадлежать себе. Белова бежала от этого с выпуска Красной Комнаты и вот, она снова в ловушке. Нельзя сказать, что Мадам держала ее на коротком поводке, но… Скажем так, быть в ГИДРЕ им двоим выгодно, если опустить шантаж, к которому Офелия прибегла, когда Елена пожелала вернуться на Кубу.
Глаза Елены все еще закрыты, и она слушает его голос. Он говорит про врачей ГИДРЫ, да, они оставляют желать лучшего, потому что их эксперименты были кощунством для природы человека.
- Ты так хочешь знать о моем прошлом? – «Заманчиво, но нет!» - Елена открывает глаза, поворачивает голову и смотрит на мужчину. Она не собирается его перебивать, или сейчас задавать какие-то уточняющие вопросы. Говард не должен знать, насколько ей интересно узнать о нем, как можно больше. - У меня... нет прошлого. – кажется мужчина говорит это без какого либо сожаления. «Неужели у него не было попыток вспомнить?» - Елена, зная себя, как девушку, которая терпеть, не может тайны, поняв, что у нее проблемы с памятью пробовала бы все: кислородное голодание, электричество, гипноз. «Неужели тебе не интересно кто ты?» - блондинка поворачивает голову к потолку и они вдвоем ищут на белом полотне какие-то ответы.
-…И у меня отлично получалось изобретать: решения, будто сами приходили мне в голову, где было полно самых разнообразных знаний. – она снова закрыла глаза, пытаясь запомнить все до мелочей, даже интонацию мужчины. Возможно, его слова пригодятся позже. Она дышит спокойно, и мягкая улыбка говорит о беззаботности, но ей чертовски приятно слышать его где-то рядом с собой.
- …сбежал в Париж, где неожиданно заговорил по-французски. – она поворачивается в его сторону и открывает глаза, внимательно его рассматривая, будто пытаясь понять, в какой части из рассказанного он соврал. В конечном итоге она понимает, что неважно правда это или нет, если это то, что он хотел бы, чтобы она знала о нем.
- Видимо, мадам опасается за мою лояльность. И, надо сказать, опасается правильно. – она хмурится, провокационный вопрос вертеться на языке, но она медлит. Блондинка терпеливо слушает и, как говорится, мотает на ус. «И не побоялся же мне об этом сказать…» - Говард поворачивается к ней на правый бок, она повторяет тоже самое, поворачиваясь к нему лицом и подпирает свою голову рукой.
- А ты думаешь, что меня можно за что-то полюбить? – она улыбается и кладет ему ладонь на щеку, поглаживая его большим пальцем руки и борясь с желанием прикоснуться к его губам.
- Ты сам себе льстишь, милый. Ты не заслуживаешь, чтобы я тебе льстила. Только голая неприкрытая правда. Я точно знаю, за что тебя нельзя любить… Ты редкостная зануда и психуешь, как девица. - Она смеется и легко целует его в губы, тут же отстраняясь. – Ты…волшебно целуешься, ты способен на красивые поступки, а главное тебе самому нравится делать эти поступки. Ты умный, а умные мужчины моя слабость. К тому же… любят не за что-то, а вопреки… И ты не боишься открыто мне заявлять про лояльность? Странно, я думала, что ты уверен, что я все доношу Офелии… - она переходит на шепот и подвигается ближе к нему. – Ляг на спину и закрой глаза, расслабься, давай Говард, если бы я хотела тебя убить, я бы нашла более изощренный способ. – Белова улыбается, заправляя кудрявую прядь за ухо. Пальцы скользнули по галстуку, ослабляя его еще сильнее и в итоге вытягивая ее из-под шеи мужчины. Дальше расстегнула несколько верхних пуговиц, поглаживая грудь ладонью, потом склонилась к нему, целуя в шею и поднимаясь вверх к уху и переходя на губы.
- Я думаю, что тебе просто блокировали часть памяти, и она возвращается, когда складывается дежавю. А мне просто предложили работу…Без выбора, потому что если бы они заикнулись про мешок… - она хмыкает и осторожно целует его.

Елене нравилось многое, что делает Говард. Сегодня утром она познала его кулинарные способности, вряд ли многие женщины могут устоять перед тем, кто готовит завтрак. Особенно, когда сама ты на это неспособна. Все-таки, когда нормальные девочки учились жарить яйца и варить супы, блондинка училась обходить разные системы охраны и наблюдения, стрелять и попадать в цель, быть ловкой, сильной и…и не думать о лишнем. Пожалуй, последнее особенно приветствовалось в Красной Комнате. Думать могли только тренеры, учителя, кураторы. Ты – машина для выполнения заданий. Из рода: не умеешь – научим, не хочешь – заставим! Оказавшись далеко от семьи, знакомых мест и привычной жизни, выбора остается совсем ничего. Но вот если бы ее задание было стать шеф-поваром, скорее бы она спалила несколько кухонь, чем научилась готовить. У каждого солдата свой изъян, и она тоже не безупречна.
То, что ей нравилось в мужчине, она перечисляла ему очень неторопливо и четко, будто читала с блокнота, который вела у себе в подсознании. Что еще можно было добавить? «Мне нравится, когда ты шепчешь разные приятные вещи мне на ухо?», «Как ты печально смотришь на мои бедра, когда я прохожу мимо в офисе?», «Как целуешь в шею, каждый раз намереваясь оставить на ней след?», «Как сжимаешь бедра в те моменты, когда наша страсть доходит до своего пика…» или «Когда наполняешь меня…». В конечном итоге можно сойтись на: «Милый, мне нравится твой ум и возраст!», а про себя подумать, что никогда бы не подумала, что могу влюбиться в седовласого мужчину неопределённого возраста. 
«И без памяти…» - блондинке было грустно осознавать, что она косвенно причастна к этому. Пусть чтобы он не говорил, вина ее тоже есть. Она знала на кого соглашается работать, но абсолютно не подозревала, что может встретить здесь человека, с которым так просто можно было бы лежать на полу и рассматривать потолок.
«Зануда и психуешь!» - упрямо подумала Елена, закатывая глаза, но уже не споря, принимая это как должное. «Мужчины – это взрослые дети, с игрушками побольше, но все так же им требуется грудь.» - Белова переводит на него взгляд, она явно озадачилась его словами про смерть:
- Это выход, когда тебе нечего терять, да… Тварь дрожащая или человек? Когда находится ответ на этот вопрос, находится и стимул, который позволяет жить. – «Моим стимулом долгое время были женщины Кубы!» - разговоры начинаются слишком серьезными, это не просто открыть свой склад в гардеробной, да и обсуждать их здесь, в этом незащищенном месте опасно.
Она полностью вошла во вкус поцелуя с его кровью, это дополнительно будоражит рецепторы и кажется это их обоих абсолютно не волнует. Появляется его ладонь на ее затылке, она едва уловимо стонет, сильнее прижимаясь к нему. Еще бы мгновение и ее бы рука точно скользнула по пряжке ремня его брюк и совсем не важно, что здесь школа. Вопрос про «показала всем» она решила оставить без внимания, хватит с него на сегодня всех этих тайн. Она помогает ему встать и отпускает Говарда лишь после того, как убеждается, что он крепко стоит на ногах.
- Поедем домой, да, я пока переоденусь, а тебе нужно умыться, буду ждать тебя у машины. – она целует его в щеку и словно бабочка упорхнула в раздевалку. Не то, чтобы она не думала о том, что он может сбежать, просто она надеялась на честность хотя бы в этом.
Уже в квартире она помогает ему раздеться и относит костюм в гардеробную, чтобы упаковать его и отвезти в химчистку. В поиске чехла для одежды она обращает внимание, что большей половины одежды Говарда нет и только тогда опускает глаза на пол и видит чемодан:
- Ты на работу или...? – «Ах, вот как?» - она не удосуживается ответить, и методично развешивает вещи обратно на свои места. Минут через пятнадцать девушка заходит в комнату в белье, которое причудливо украшенное цветами. А что? Каждый дарит цветы так, как умеет.
- Нет, я поработаю дома… И у нас так жарко… - выдыхает она ложась рядом и смотрит в планшет, который принесла собой. Еще минут через пять, после того, как мужчина молчаливо рассматривает ее, блондинка откладывает планшет и поворачивается к нему. Елена запускает руку под одеяло, ладонь проходит препятствие в виде резинки белья, и она достигает цели. Пальцы обвились вокруг возбужденной плоти, пока аккуратно сжимая и поглаживая.
- Пациент, а вы не так уж и больны. – шутит она, облизывая губы и целуя мужчину в плечо. В следующий момент ее движения становятся более требовательными и резкими, а затем ладонь замирает, а губы от плеча к шее, а затем к уху прокладывают дорожку из поцелуев, кое-где проходя расстояние кончиком языка.
- И когда мой любимый мужчина хотел мне сказать, что уходит от меня? – шепчет она ему в ухо.

Говард был прав, что обвинял ее во лжи, она ему до си пор не сказала, кто она. Частично сказала, но кто же считает эти проценты правды? Он… Он и подавно не знает кто он, поэтому обвинять его в чем-то. «Лучше позже попробовать найти информацию!» - так решает Елена, когда развешивает его костюмы в гардеробной. Желание его соблазнить появляется спонтанно, вместе с желанием засунуть его в один из чемоданов и вывезти за приделы города. Соблазнение – более гуманный и в тысячи раз приятней способ для примирения, который ее новому образу «романтичной блондинки» подходил куда более лучше. Не зря же одной из ее обличий была Ирен Адлер. Женщина, которая поразила самого Шерлока Холмса. Женщиной, которая достаточно легко ладила с мужчинами, но это абсолютно не значило то, что она так легко ему отдастся.
Она посасывает мочку уха, так она делала очень часто, дальше она снова целует его шею, посасывая кожу, но не оставляя следов, хотя очень хочется. Мужчина будто ждал, когда она окажется совсем близко, чтобы смахнуть с себя одеяло и очень стремительно прижать ее к себе. Она чувствует, как его ладони требовательно сжимают ее попку, и едва уловимый стон срывается с губ. Елена не видит смысла сдерживаться, потому что он и сам знает, что ей нравится.
- Иди ко мне!
Его шепот будоражит еще больше и желание увеличивается в несколько раз. «Ну, уж нет…» - она все еще помнит сложенный чемодан и вещи, которые раскладывала заново. - Я бы не сказал: я собирался тихо уйти, - она смеется, - А тихо уже не получится. – констатирует она факт вовсе не намекая на то, что она станет бить посуду или устраивать истерики, намекая на немного другой шум. И возможно, она бы ему об этом непременно сказала, но в ее рот вторгается его язык, который точно, как и рука на попе чувствует себя хозяином, чувствует себя, как у себя дома, и Белова в тайне наслаждается его напором. Она полностью увлечена в причудливую игру, сплетая их языки и правда не замечает момента, когда бюст соскальзывает в ее тела и отправляется в сторону, в неизвестном направлении. Теперь его ладонь фривольно сжимает ее грудь, и она снова стонет, слегка прикусывая его нижнюю губу и оттягивая. – Да, согласна, решение заняться со мной любовью – лучше.
Она улыбается и пред новым поцелуем шепчет:
- Ты играешь не по правилам, милый, никто не разрешал меня трогать и тем более раздевать. – она укладывается на него сверху, но коленями все еще оставаясь на кровати, не позволяя себе «оседлать» его. Пускай это пока неудобно, скоро она изменит позицию. Возбуждение накапливается все больше и больше, казалось, что еще одно касание и голову отключит совсем, они оба будут действовать согласно инстинктам.
Ее пальцы все еще неторопливо подначивают «его» неторопливыми движениями верх-вниз, и не давая мужчине двигать бедрами быстрее, тут же сжимая его сильнее и вовсе прекращая какие-либо манипуляции. Она трется об грудь мужчины своей спускаясь поцелуями к груди, тем самым рука тоже ползет вниз сминая яички, но нежнее, чем он это проделывал с ее ягодицами.
- С чего ты решил, что мы будем ругаться, дорогой? Я уже собрала все твои оставшиеся вещи в тот чемодан, и он ждет тебя на выходе. – она закусывает нижнюю губу, наблюдая, как его приоткрытые губы вытягиваются в ухмылку. Он знал, что она не серьезно, знал по ее загоревшемуся взгляду, который словно говорил, что никуда ты не пойдешь. – Твоя очередь раздеваться… - она вынимает свою руку и уже привставая с него двумя руками снимает с его трусы, и они тут же оказываются на полу. Она облизывает губы смотря на его возбуждение и борясь с желанием прикоснуться губами, и медленно водить языком от основания к головке, но… Это все-таки наказание.
Она садиться на него сверху, все еще вторая, нижняя часть белья на ней, и бедра сами по себе начинают тереться о него. Елена нависает над Говардом и опирается своим лбом об его:
- Ты уверен? Ты как себя чувствуешь? – голос слегка дрожит и приобретает более серьезные краски, - Не хочу довести тебя еще до одного припадка… - она целует его в губы, но легко, давая ему последнюю возможность отмотать все.

Наверно в это была ее главная ошибка, она слишком много думала. Сейчас же ее беспокоило не собственное и не общее удовлетворение, а его самочувствие. Когда появляется объект, который является нашей слабостью, так или иначе ты становишься заложником ситуации, и зная это Елена все больше впутывалась в эту игру. Ей было бы безумно больно, если бы он ушел, но… Ничего непоправимого в жизни нет, и чем сильнее бьют – тем сильнее мы становимся. И не дай Бог Мадам узнать об этой слабости ее протеже, рычагов станет больше, и никто не знает, что взбредет в голову темноволосой красотки. Достаточно того, что она шантажирует блондинку спящим прошлым, не хватало еще, чтобы и будущие оказалось на грани…
Разумеется, как девушка прагматичная, Белова не могла не думать о последствиях даже сейчас, находясь в комнате с таким желанным мужчиной. Но что если… Это его к ней подослали? Почему стоит исключать такой вариант событий? Что если это он может ее убить? И почему не сделал это раньше? Поэтому так и отреагировал на оружие… Хотя понимание того, что из Говарда вряд ли получился бы хороший шпион, потому что он, как ребенок, не может прятать свои истинные чувства. Не стоит обижаться! Говард – гений, кроме ума, у него отличное чувство, нет, не юмора, язвительности, он шикарный мужчина, и все-таки если найти к нему правильный подход, можно выключить голову, со всякими глупыми размышлениями и погрузиться в чувства, которые наверняка не обманывают.
- Так это - прощальный секс? – она тихонько смеется морща носик, и утыкается носом в его шею, вдыхая его запах, и от такого момента блаженства, девушка закрывает глаза, чувствуя себя любимой и желанной, а главное – в безопасности. Она уверена, что уже завтра, когда пойдет утром на пробежку, ее голова будет занята не музыкой из плеера, а мыслями о том, кто такой Говард, какое его настоящие имя, и как ему помочь обрести себя. «А что если у него семья? И кто-то его ждет? И он захочет уйти к ним?» - именно об этом, как и завещала Скарлетт О’Хара, Елена подумает завтра.
Девушка слышит, как трещит на ней ткань белья, и пусть она тонкая и ее не много на теле, Говард считает, что лучшего способа, чтобы испортить вещь нет.
Он шепчет о желании получить ее, а бедра оказавшись без лишней ткани, лишь плотнее прижимались к телу мужчины. Кажется, это уже больше похоже на пытку для нее, чем для него, но Белова берет себя в руки, пытаясь высказаться на счет испорченного белья, но мужчина ловким толчком проникает в нее. Она протяжно стонет кусает его за плечо, затем выпрямляется, чтобы почувствовать его, как можно глубже в себе. Они оба тяжело дышат, девушка снова трется грудью об него, бедра тем временем не торопятся набирать темп, они медленно покачиваются позволяя самой контролировать темп, продолжая мучать мужчину. Проблема в другом, она сама уже почти готова сдаться ему.
- Подвигайся, дорогая... пожалуйста... – Елена чувствует, что желание охватывает ее новым кольцом, его шепот сводит с ума, в теле появляется небольшая дрожь.
- Ох, хороший мой… - она целует его в губы и снова выпрямляется беря за опору его грудь и кладет на нее свои ладони. – Вообще-то, это должно было быть наказание. – выдыхает она, перекидывая волосы на одну сторону. Блондинка сжимает его внутри, ощущая, что он почти больно сжимает ее бедра, которые начинают двигаться быстрее наращивая свой темп, пока спина не выгнулась сильнее, глаза не закрылись, а губы не приоткрылись ловя порции воздуха…

Как тяжело бороться с желанием все остановить, встать и уйти. В другую комнату или уехать на работу, видя его желающий взгляд, который меняется на взгляд разочарования. Еще труднее бороться с желанием не забыть кто ты есть, потому что он такой, с ним забываешься и перестаешь дышать. А так же играет теория, которую толкают женщины в различных женских группа, тех что украшены пошлыми сердечками и цветами. Если мужчину не пускаешь в ресторан, он идет в кафе быстрого питания! – «…и трескает фастфуд!» - добавляет от себя Елена. Нет, она никуда бы не ушла, и ему бы не позволила быть с кем-то еще. Наверное, в их игре в семейную жизнь – другие женщины единственное, чтобы она ему не позволила.
Она чувствует, что он поднимается и его губы касаются ее груди. Елена не открывает глаза, с губ срывается еще стон, потом еще… А руки обнимают его в желании, чтобы его ласки не прекращались. Блондинка давно поняла, что ему приятно слушать ее, что это подстегивает его, а она не видит причин как-то сдерживать себя. Возможно девушка выбрала слишком быстрый темп, но уже не представляло возможным остановится. Она сильнее сжимает его в себе, он тем самым оставляет укус на соске, и Елена тут же выгибает спину навстречу, шепча невнятно то ли «любимый», то ли «еще», то ли это все сразу. Кажется, она слышит с его губ свое имя, по губам проскальзывает улыбка и она целует Говарда, ненавязчиво возвращая его на кровать.
Блондинка почти не контролирует ритм, который снова набирает новый темп, ее бедра сами знают, что и как делать, она лишь пытается протянуть это удовольствие. Она чувствует, как его тело разгорячилось, и ногти впиваются в кожу словно нож в масло. Хочется остановится и не сделать больно, но они будто не замечают этого. Его бедра подаются вперед, и она уже чувствует, что скоро конец, он пальцем усиливает ее ощущения, и она громко стонет. Через мгновение становится совсем сложно сдерживаться, и она резко откидывает его руку, чувствуя его импульсы в себе.
Она отрывает глаза и падает на него:
- Ох, Говард… - выдыхает она, целуя его, и он отвечает на поцелуй, а после она укладывается на его плечо.
- Было великолепно, дорогая, - она поднимает голову и отвечает:
- Правда? Мне в душе понравилось больше. – она лукавит, ей всегда нравится. – И поцарапала… извини. – Елена снова целует его, коротко, просто касается губами его губ.
Говард возвращает поцелуй в висок, и она снова ложится на плечо, телом чувствуя его дыхание и стук сердца. – он поглаживает ее, и Елена слушая его предположения выдает свою версию про белье:
- А не хочешь заняться любовь в примерочной, милый?