Чарльз молча смотрел на пляшущее в камине пламя. Он попросил приглушить свет – не потому, что любил полумрак, а чтобы было лучше видно языки огня и отбрасываемые ими причудливые тени. Хоть какое-то развлечение, скрашивающее безумно долгие минуты ожидания. К тому же живое пламя нравилось Ксавьеру намного больше электрического света.  Напоминало о детстве.
- Ваш друг все еще не приехал… Может быть, вы все же выберете что-нибудь из нашего меню?
Чарльз покачал головой, и официант, в который раз огорченно вздохнув, удалился. Молоденький совсем мальчик, лет семнадцать навскидку. Мутант. Мутация весьма явная – мягкие чешуйки на лбу и подбородке, раздвоенный язык, вертикальный зрачок, нечеловеческая грация… Чарльз бы предложил ему прийти в школу, но молодой человек и без того прекрасно владел своим телом, да и свой дом уже нашел. И судя по тому, как он общался с остальными, этот дом его целиком и полностью устраивал… Повезло.
Второй стакан коньяка медленно подходил к концу. Чарльз мог бы легко найти Эрика, тихо коснуться его разума и узнать, где он и как скоро будет. Но зачем? Тогда пропала бы вся прелесть ожидания. Да и как бы сейчас Эрик отреагировал на телепатическое вмешательство? Неизвестно. Но вряд ли бы ему это понравилось. Потому что сегодня не Магнето ехал на встречу с Профессором Икс, а Эрик хотел поговорить со своим лучшим другом. А это накладывало на Чарльза гораздо большие обязательства…
…тихо звякнул медный колокольчик. Чарльз повернул голову, улыбнулся, склонил голову, молча приглашая Эрика присесть. Он выбрал столик подальше от окон и поближе к камину не только из соображений безопасности. Только у этой стены стояли столики ниже стандартных. И именно здесь вместо обитых гобеленом стульев были глубокие мягкие кресла с высокими спинками.
- Ты выкупил бар на вечер или насовсем?
- Ну… Во-первых, здравствуй, друг мой. Во-вторых, это не просто бар, а бар-ресторан. В третьих- не я, а Реми. – Поймав непонимающий взгляд Леншерра, Чарльз улыбнулся еще раз. – Это он посоветовал место. Здесь не будет лишних ушей. Это один из явочных баров новой Объединенной гильдии, и он принадлежит Реми. Так что… Гамбит просто позвонил и забронировал столик. Ну а люди… Официант сказал, что в это время никого не бывает. Все подтягиваются позже.
Возможно, Эрик хотел другого. Возможно, ему были нужны и громкая, выбивающая мозги музыка, запах перегара и дешевых сигарет, гортанные выкрики уже «готовых» посетителей. Но все это при желании можно было найти на соседней улице.
Чарльз налил во второй стакан коньяк. Долил себе.
- Не правда ли, напоминает малую гостиную? Далекий шестьдесят третий. Коньяк тот же. Даже камин есть. – Чарльз подался вперед, подпер голову ладонью, - И тебе снова ужасно больно, хотя ты и пытаешься это скрыть… Эй, Эрик... 
Вообще-то у них были дела. Очень много дел. Нужно было обсудить обстановку на Дженоше, договориться о поставке гуманитарной помощи и вывезти с острова тех, кому была необходима высококвалифицированная помощь. Надо было обсудить политическую обстановку – было недостаточно просто захватить власть, нужно было сделать из Дженоши полноценное государство… Нужно было  договориться о переносе школы, а для этого первым делом требовалось завершить войну и…
Чарльз чувствовал себя ужасно уставшим. Антимутантские настроения, война в Сенате и война на улицах, пришельцы, вирусы, бесконечные исследования, Похоть, непрекращающиеся покушения, команда, дети… Жизнь стала насыщенной, как никогда раньше. И как никогда раньше Чарльз хотел просто от души выспаться, потому что теперь такая роскошь, как спокойный сон, оказалась ему недоступна. Но сейчас дело было не в нем. Сейчас дело было в Эрике.
Чарльз знал о госпитале. И о том, что там произошло. Но торопить друга или лезть впереди паровоза со своим сочувствием не собирался. От этого Эрику стало бы совсем хреново.
- Ты ведь тоже хочешь напиться?

- Что тебе еще остается… Дай угадаю… Попросить помощи.
Обычно в такие моменты в разговорах с Эриком Чарльз неосознанно повышал голос, недовольно сжимал губы и хмурился. Словно всем своим видом пытался сказать, насколько сильно Эрик ошибается, в который раз пытаясь решить все проблемы в одиночку. В этот раз Чарльза на лекции уже попросту не хватало. Да и повод не тот.
- На Дженошу не привозили сильных мутантов. Среди твоих соратников нет телепатов. Только Джин, но она после потери контроля над Фениксом явно опасается пользоваться способностями. Она умная девочка и не станет рисковать. – Стаканы с тихим звяканьем соприкоснулись.  Эрик продолжил говорить , а Чарльз – слушать. – Но у тебя есть я, о чем ты забыл. Опять. Говоришь, когда ты вернешься?
Все же в голосе проскользнули недовольные ноты, а во взгляде – легкая обида. Впрочем, зацикливаться на своих ощущениях Чарльз не стал.
- Нет, друг мой, когда мы вернемся. Мы вернемся, и я найду их.  Они сами придут к тебе. Их арестуют и передадут суду. Им дадут пожизненное, я уж за этим прослежу. – Чарльз на какое-то время замолчал и добавил уже тише. – И сделаю так, что они не забудут, за что именно сидят. Если у них нет своей совестью, я с удовольствием поделюсь с ними своей.
Чарльз уже сейчас по взгляду Эрика видел, что того это развитие событий не устраивает. И в кои-то веки Ксавьер более чем понимал чувства Эрика – и во многом их разделял. Да, его не было там, на Дженоше. Ни до войны, ни во время. Ни тогда, когда в госпитале прогремел взрыв. Но он уже начал работать с первыми спасенными оттуда детьми.
Это хватило, чтобы кое-что для себя решить.
- Мы не будем их убивать. И на суд Линча тоже не отдадим. Тебе не кажется, что это слишком просто, Эрик? Дело уже не в войне мутантов и людей. Дело в том, что они сделали то, что простить не могу даже я…Там были женщины. Подростки. И дети. Они брали даже детей. – Чарльз залпом осушил свой стакан, резко выдохнул и мотнул головой. – Нет уж. Пусть живут. А уж воспоминаниями их жертв я их обеспечу.
Пожалуй, лет десять назад Чарльз бы пришел в ужас от того, что сейчас сам хотел сделать. Но за эти десять лет произошло слишком многое. Само понятие о справедливости для Чарльза осталось прежним – просто наивной веры стало меньше. И в конце концов Чарльз был вынужден узнать, что иногда метод «каждому воздастся за грехи их» являлся наиболее правильным, честным и справедливым. И оправданным.
- Чарльз…
- Эрик… - Чарльз потянулся к сигаретам, вытащил одну. Прикурил. Сегодня было можно. – Дела… Какие к черту дела, когда ты в таком состоянии?
«Как ты справляешься тут без меня, дружище?»
Само собой, Чарльз услышал. Улыбнулся устало, коснулся чужого сознания – очень осторожно, ласково. Не читая мысли и не пытаясь что-то сказать, просто окутывая теплом и спокойствием. Чарльз мог бы дать и больше – но больше Эрик бы не согласился принять.
- Я… не имею права не справиться, понимаешь? И ты не имеешь. Мы сами себя загнали в угол - самим и выбираться. Просто... Эрик, ты когда в последний раз нормально спал?

Отредактировано Charles Xavier (08-12-2017 21:54)

- Вот только не нужно попрекать меня инвалидностью! – Чарльз чуть повысил голос и недовольно  прищурился. Пожалуй, он впервые за последние лет десять так остро прореагировал на упоминание своей неполноценности. – Ты прекрасно знаешь, что мне нет необходимости быть на передовой. Я дотянусь до Дженоши хоть из этого самого дома! Но этого мало. Пострадавшим нужна помощь, и помощь не только медицинская, но и психологическая. С расстояния ее не оказать. Да и чем меньше расстояние до цели, тем легче мне работать… И не ты ли мне столь яростно когда-то вещал о том, что я не имел права бросать своих, имея в виду под «своими» всех мутантов? Так почему ты против именно сейчас, когда я в кои-то веки пытаюсь тебе помочь, а не мешать?
Это было… Обидно. Да, пожалуй, именно обидно. С одной стороны Чарльз понимал, почему Эрик не хочет брать его на Дженошу. Чарльз прекрасно знал, что такое война, и понимал, что из себя сейчас представляет Дженоша. И ему действительно было приятно слышать, что Эрик заботится о его безопасности. И наверняка о репутации тоже. Но это жесткое «никаких мы» ударило по самому больному месту. Одно дело «никаких мы» в личных отношениях, и совсем другое, когда речь идет о столь важных для мутантов событиях, как война за свободу попавших в рабство собратьев.
- Я не беззащитен, Эрик. У меня есть мои щиты. И я могу заставить их всех просто меня не замечать… И посмею тебе напомнить, что мне тоже приходилось воевать. И именно поэтому я должен быть с тобой, друг мой. Я не хочу, чтобы ты убивал всех без разбора. Ты прекрасно знаешь, как можно заставить человека стрелять в других людей. Как можно запугать. Как можно запудрить голову красивыми словами. Я не хочу, чтобы ты в одиночку брал на себя такую ответственность, Эрик. И еще меньше хочу, чтобы в случае поражения ты умирал один. Я терял тебя слишком часто. Еще чаще отпускал. Не хочу повторять эту же ошибку еще раз.
Возможно, время было выбрано неправильно. Чарльз не мог не понимать, как сильно испачкает руки, если ввяжется в это все. Но на данный момент Дженоша фактически представляла собой иллюстрацию будущего мутантов США. Все новые законы медленно но верно вели к лишению мутантов гражданских прав, а там было недалеко не только до массовых арестов нарушителей, но и до узаконенного рабства и пожизненных резерваций. Если не хуже. А Дженоша была не только возможностью создать безопасное место для мутантов, но и способом продемонстрировать, что не все и не всегда будут склонять головы перед произволом.
В конце концов, все имело предел. Попытки достичь компромисса – тоже.
Прервавший беседу официант удостоился немного недовольного взгляда. Чарльз скользнул взглядом по меню, заказал еще одну бутылку коньяка, мясную тарелку и вишневый десерт. Есть не хотелось совершенно, но пить, не закусывая, было чревато.
- Пользуешься моментом, чтобы сменить тему? – Чарльз невесело усмехнулся. – Знаешь, Реми вызвался сам. Сначала я подумал, что он снова бежит к Анне Марии, но все оказалось сложнее. Сколько я его знаю, он всегда был одержим идеей узнать, кто его родители. И вот недавно узнал. Не могу сказать тебе, кто они, это не моя тайна, но… Это его почти сломало. Реми, он… - Чарльз щелкнул пальцами, подбирая подходящие слова, - Человек, состоящий из сплошных контрастов. Он гордится тем, что он лучший вор, но при всем при этом жертвует на благотворительность.  Он совершенно спокойно нарушает закон, руководит Гильдией убийц, но сам при этом ненавидит убивать, - поймав удивленный взгляд Эрика, Чарльз грустно улыбнулся. – Он действительно ненавидит убийства, Эрик. Всеми фибрами своей души. Знаю, что он убил недавно. И я почти уверен, что он был не совсем в себе, и что теперь винит себя, хотя по нему и незаметно. Надеюсь, Анна Мария поговорит с ним, иначе Реми сломается окончательно. Ну а касательно твоего вопроса… - улыбка Чарльза стала еще более грустной. – Помнишь, ты был Всадником? То, что сделал Апокалипсис с тобой и со мной, цветочки по сравнению с тем, какие изменения претерпели последующие. Реми был Смертью, полностью потерял память и личность, а потом с трудом собирал себя по частям. Он старается не использовать то, что получил от Апокалипсиса, но война заставляет всех наступать на горло своим принципам.
Чарльз залпом допил оставшийся в бокале коньяк, посмотрел на мясо и, чуть поморщившись, отодвинул тарелку. Сладкое пошло чуть лучше, но аппетит так и не появился. Зато следующая порция коньяка пошла на удивление легко. Даже дышать стало как-то легче.
- Я попросил Гамбита защищать тебя. Он выживет там, где не выживут другие. И ты в том числе. Не обижай его, Эрик. Он хороший парень.

- Ты – нет. Ты состоишь из смеси идеализма, радикальных решений, надежд и нетерпения. Именно поэтому иногда тебя… заносит. – Чарльз подался вперед, накрыл ладонь Эрика своей и заглянул ему в глаза. Все еще слишком трезвые для того количества алкоголя, которое он выпил. – Знаю, что ты не испытываешь никакого удовольствия от убийства. Максимум, удовлетворение, и то один раз, когда добрался до Шоу. Поэтому я не могу считать тебя мерзавцем и… Эрик!
Бедный официант вытаращил глаза, но, стоило отдать ему должное, не шелохнулся и поднос не выронил. И даже относительно быстро взял себя в руки.
- Простите моего друга. Он после долгой дороги, поэтому не в настроении.
Официант, уже успевший расставить блюда и старающийся держаться подальше от Эрика, молча кивнул и удалился. Судя по его мыслям, единственное, о чем думал – это о том, где он ночью отыщет шахматы.
- Друг мой, - Чарльз с легким неодобрением посмотрел на Эрика, - Здесь работают воры. Подкрадываться – их привычка, обеспечивающая выживание. И где он найдет шахматы в такое время?
«и сможем ли мы вообще играть в таком состоянии?»
Тем не менее, отговаривать Эрика от данной затеи Чарльз не стал. Для них обоих шахматы давным-давно стали не просто игрой. Это был ритуал, благодаря которому они оба могли расслабиться и забыть обо всех своих проблемах и переживаниях. В такие моменты мир сужался до шахматной доски и принадлежал только им обоим и никому другому.
- Хочешь окончательно разобрать меня в эмоциональном плане?..
- Эрик… Друг мой, я давно простил тебя за это. – "даже за смерть Алекса, к тому же здесь он жив, а… А в нашем мире это было по большей части трагическое стечение обстоятельств". – Он обещал тебе то, чего никогда не мог обещать тебе я. Не силу или мир у твоих ног… Избавление от боли. Он мог, я – нет. В моих силах только разделить это все с тобой и научить жить с этим, - зря он поднял эту тему. Им обоим до сих пор было больно от тех воспоминаний, пусть и по разным причинам. Тем не менее, война с Апокалипсисом многому научила каждого из них. Но лучше бы в будущем избежать таких уроков. Слишком дорого за них приходилось платить.
Рассуждения Эрика о способностях и предрасположенности к тем или иным поступкам снова напомнило Чарльзу о необходимости того разговора, который он столь долго откладывал. Сейчас было самое время, но Чарльз все равно понятия не имел, как начать. Слишком уж щепетильной была тема – и слишком сложно было поверить в то, о чем Ксавьер собирался сообщить. Эрика надо было как-то… подготовить?
- Я считаю, что ты… не совсем прав. Способности универсальны, надо только найти точку приложения. Ты был бы незаменим в металлургии. Я – в психиатрии. Реми с его грандиозными навыками – в энергетике. Все зависит от нас самих. От того, что мы выбираем. И я действительно боюсь своих сил. Именно потому, что… - Чарльз мотнул головой и в отчаянии уставился на бутылку коньяка. Сейчас желание напиться становилось совсем невыносимым. – Я не бог, чтобы решать за других и лепить то, что мне надо. Такая власть развращает. И это не проходит бесследно, друг мой. Чем глубже я проникаю в чужое сознание, тем сложнее сохранить в неприкосновенности свое.
Чарльз не мог пояснить Эрику, что это такое – целиком погрузиться в чужой разум. Помнить то, что помнил другой человек, за секунды испытывая все то, что он прожил. И одновременно не давать своему собственному «я» меняться под таким воздействием. Сопротивление чужой личности не зависело от силы телепата и его опыта. Оно зависело от силы воли и характера, веры в идеалы, незыблемости собственных принципов, а…
- Я не идеален. У меня есть своя темная сторона. Я не умею делиться своими проблемами и выплескивать негатив. У меня нет шансов избавиться от боли или переложить ее на чужие плечи. Мне остается только терпеть и держаться, потому что  как иначе? Но это все копится внутри, копится. Ждет своего часа, и… - Чарльз, не замечая, сжал вилку так сильно, что она согнулась. – Когда-то давно мы с тобой совершили большую ошибку. Помнишь испытания Церебро? Тогда я еще впал в кому, и ты отправился следом за мной. Ты еще потом говорил, что тебе стало легче.
Эрик не мог забыть. Это было их первое полное телепатическое слияние, и тогда они оба узнали друг о друге больше, чем хотели. Чарльз резко выдохнул.
- Недавно я узнал, что в тот день мы создали ментальный конструкт, состоящий из всей той дряни, которая в нас накопилась. Все это время он развивался, формировал собственную личность и набирался опыта. К счастью, я дал обещание не лезть в твою голову, так что развитие что медленно, но все же шло. Сейчас его сил хватает, чтобы выходить в астрал, но недостаточно, чтобы потеснить меня. Пока недостаточно. Стоит мне дать слабину, и он может попытаться занять мое тело. Если это произойдет… - Чарльз снова посмотрел Эрику в глаза, на этот раз с откровенной мольбой и отчаянием. – Ты обязан убить меня, Эрик. Обязан. У Онслота наши силы – твои и мои, но нет нашего опыта. Он мечтает о том же, о чем мы в свое время. Онслот хочет захватить астрал и слить разумы всех живых существ в один эгрегор, управляемый им самим. Чтобы больше не было войн. Никогда и никаких. Чтобы не было боли и насилия... И он уверен, что это возможно только в том случае, если ни у кого и никогда не будет выбора - если все будут единым целым.
Да, в представлении Чарльза это все звучало совсем иначе.
- Прости, что взваливаю это на тебя. Но если и умирать, то я хочу, чтобы это сделал ты.

- Вот давай не будем спорить на тему того, кто умрет раньше. Я надеюсь, что мы оба будем жить еще долго-долго. - "но не настолько, чтобы друг другу осточертеть", - Само собой придумаем... На трезвую. Просто без этого, - Чарльз кивком указал на бутылку, - Я бы не нашел сил рассказать.
Алкоголь действительно развязывал язык. По-настоящему Чарльз хотел рассказать Эрику о многом, о чем был вынужден постоянно умалчивать. Но это была бы настоящая катастрофа, поэтому Чарльз решил пить дальше. И быстрее, чтобы окончательно опьянеть и отключиться раньше, чем инстинкт самосохранения помашет на прощанье ручкой.
Чарльз мог только догадываться о том, что сейчас чувствует Эрик. Он сам принял существование Онслота на удивление легко, хотя этот случай был уникальным в своем роде. Привыкший рассуждать логически, Чарльз просто сопоставил факты и признал, что создание подобного ментального конструкта не противоречит законам этого мира. Память, эмоции - всего лишь сложнейшие системы электрических импульсов в клетках головного мозга. Энергия. И как любая энергия, она способна видоизменяться. Вот и... довидоизменялась.
Пока Чарльз раздумывал над тем, как простым и понятным языком пояснить Эрику, кто виноват и как дальше жить, тот без дела не сидел. Чарльз только и успел, что возмущенно вскрикнуть, когда десертная вилка вырвалась из пальцев. Ну а потом возмущаться было уже поздно. Чарльзу только и оставалось, что вздохнуть и полезть за чековой книжкой - преобразование столовых приборов в шахматы вполне укладывалось в строку "порча имущества" в прайс-листе.
А ведь шахматы были очень похожи на те, которыми они всегда играли. Феноменальная память.
- Теперь, как приличный одаренный, я обязан на тебе жениться?
- О нет, друг мой. Я не собираюсь обрекать тебя на жалкое существование вместе с инвалидом. Еще и телепатом. Это слишком жестоко. Просто будешь платить мне алименты шахматными партиями и коньяком.
Чарльз улыбался. Очень правдоподобно улыбался, и даже по взгляду и интонациям голоса нельзя было догадаться, что он по-настоящему чувствует. А чувствовал он себя... крайне паршиво. Да, обычная крылатая фраза, которая пришлась к месту. Да, ничего такого Эрик не имел в виду, просто не знал, что сказать. Но это было жестоко. Они договорились, вот только чувства Чарльза никуда не делись. Он даже не смог их запихать куда подальше. Просто научился жить еще и с этим.
Чарльз долго ход не обдумывал - все их партии начинались примерно одинаково.
- Как именно он образовался? Каким образом получил наши силы, если они прописаны в генах, а у него их нет…
- На трезвую, друг мой. Это...сложно. И... Ты куда?
Эрика уже пошатывало.  Воры тактично делали вид, что вообще ничего не замечают, и только мутант-официант, как зачарованный, переводил взгляд с Чарльза на Эрика и все порывался что-то сказать или сделать, но так и не решался.
- Наверху номера. Там никого нет... И нет, ты видел не его, - выпущенная Эриком псионическая энергия строй иглой вонзилась в виски, заставив Чарльза на миг потеряться во времени и пространстве. На секунду Ксавьеру показалось, что у него начало двоится в глазах. Но нет. Даже опьяненный разум в итоге отличил оригинал от псионической копии, - Ты видел свою проекцию. 
Дальнейший разговор в присутствии свидетелей вести было неблагоразумно. Применять телепатию, будучи под градусом, было не очень хорошим решением, но какой сейчас был выход?
"Друг мой. Псионическая энергия - энергия, порожденная электрической активностью клеток мозга. Ты управляешь магнитным полем, в том числе и тем, которые создает мозг. Это не телепатия и не псионика как таковая, но нечто очень-очень близкое. Ты пытался увидеть Онслота - себя самого в моем разуме - и в итоге создал проекцию. Прекрати. Ты не умеешь этим пользоваться. Это опасно. Все завтра. И шахматы, и Онслот. Все потом. Я пьян. Я слишком устал, чтобы продолжать сегодня".
По-настоящему, Чарльз не был таким уж пьяным. Подобные разговоры требовали концентрации, а последняя помогала трезветь быстрее, чем обычно. Но про усталость Чарльз не соврал. Да и голова раскалывалась на части.
- Эрик! - Чарльз был вынужден повысить голос, чтобы привлечь внимание Леншерра. - Номер четыре. Надеюсь, ты мне поможешь?
Ксавьер указал сначала на свои ноги, потом на стоящую в стороне от столика коляску. Как-то он не был уверен в том, что сможет пересесть самостоятельно. Правда и в том, что Эрик его не уронит, он тоже не был уверен.

«Я не чувствую ничего нового в твоем разуме, друг мой. Ты просто продолжаешь развивать свои способности. Помнишь, что я говорил тогда, в самом начале? Нам предстоит учиться всю жизнь. Но в любой учебе надо делать перерывы…»
Вообще-то Чарльз думал, что Эрик просто поможет ему пересесть в коляску. А там либо коляску понесет, либо воры помогут. Но вот металлических рук он точно не ожидал – ему едва удалось побороть рефлексы и не вцепиться в ближайшую ладонь. Процессия получилась воистину шедевральная, но Чарльз стоически держал лицо и вежливо улыбался опешившим ворам. Пусть лучше считают, что для мутантов подобные фортели – обычное дело. А не то, что обычная бутылка коньяка способна заставить двух сильнейших мутантов вести себя не совсем адекватно.
…Номер им выдали неплохой. Небольшая комната, добрую половину которой занимали кровать, небольшой диван и журнальный столик. Впрочем, ничего больше им и не требовалось – всего лишь переночевать. Чарльзу по сути и кровать была не особо нужна – он вполне бы мог поспать на мягком ковре, завернувшись в покрывало. Температура по крайней мере позволяла. Минут через пять, которых им хватило на то, чтобы приткнуть в угол коляску, устроить на полу шахматную доску и разведать, как обстоят дела с уборной, в дверь тихо постучали. Мальчик-официант вкатил в комнату сервировочный столик, куда воры сгрузили недоеденное и нетронутое и заказанную, но так и не открытую вторую бутылку коньяка, получил на руки чек и незаметно скрылся. Проинспектировав запасы, Чарльз решил, что закуски хватит, и с чистой совестью поэксплуатировал Эрика на предмет доставки подушек. Поясница немилосердно болела.
Больше об Онслоте они не говорили. О Дженоше как таковой тоже, за исключением рассказа Эрика об Альде. Слышать о женщине, которую Эрик был готов полюбить – или даже успел полюбить? – тоже было больно. Но Чарльз поймал себя на мысли о том, что… не ревнует. И не злиться. Наоборот, сожалеет о том, что она решила предать его. Все же Чарльз по-настоящему хотел, чтобы Эрик был счастлив. А с кем – не так уж и важно.
Нужно было что-то сказать. Только что тут скажешь? Чарльз до сих пор помнил, что чувствовал Эрик, потеряв свою семью. Это было…Чарльз огорченно вздохнул, безропотно отдал бутылку и мягко накрыл своей ладонью ладонь Эрика.
- Люди умирают, друг мой. И эту боль ничто не вылечит. Ни время, ни новая любовь. Ничто. Такая боль не сделает тебя сильнее – это все придумано для тех, кому нужны красивые слова… но эта боль не дает тебе забыть тех, кто ушел. Не даст забыть, что ты был счастлив с ними. Что они сделали для тебя. А память – это очень важно, Эрик. Пока мы помним – живы и мы, и те, кого нет с нами. – Чарльз отобрал бутылку, приложился к ней сам. – Так что… и вообще, ты всегда будешь нужен мне. Ты мой друг. И я люблю тебя, Эрик, даже если т этого не хочешь и не принимаешь.
Бутылка снова перешла в руки Эрика. Коньяк едва ощутимо горчил – или просто так казалось?
- Они были друзьями. Я читал дневник профессора. И с его учениками говорил. Они сражались друг с другом гораздо чаще, чем мы, но все равно оставались друзьями. Виделись каждое Рождество, представляешь? Как думаешь, а мы так сможем? – все же надо было завязывать с алкоголем, - Несмотря ни на что хранить свою дружбу? Мне так стыдно за то, что я сделал тогда, Эрик. Что не дал тебе шанса все объяснить и сразу решил, что ты убийца. Я был так зол на тебя… на то, что ты ушел и забрал с собой Рейвен. Но больше на то, что ты ушел. Оставил меня одного. В этом чертовом кресле. Без единой возможности догнать тебя.

- И даже дальше, чем просто на порог. Мой дом всегда открыт для тебя, как и мое сердце. Что бы ни случилось, Эрик, ты всегда будешь моим другом.
Дать такое обещание оказалось очень легко. И Чарльз не сомневался, что сможет его сдержать. Да, Эрик совершал много ужасных поступков. И наверняка в будущем совершит еще немного такого, что можно будет назвать преступлением. Вполне возможно, что человечество запомнит его как террориста, монстра и чудовище. Вот только для Чарльза всегда будет другой Эрик. Настоящий. Тот, который умеет дружить. Любить. Страдать. Который устает и грустит, радуется и мечтает. Которому, как любому живому существу, нужен кто-то, с кем можно не только поговорить, но и помолчать.
Такого Эрика Чарльз любил. И такого он чувствовал, видел под всей его наращенной за долгие годы броней. Возможно, это было неправильно. Раз за разом прощать, пытаться переубедить, отпускать и снова прощать. Но по-другому было бы еще более неправильно.
- Красивая композиция… Но как же по-идиотски я смотрюсь в этом костюме! – Чарльз тихо хмыкнул. – А вот тебе было весьма к лицу.
- Знаешь…
- Да? Ох, Эрик, ты уверен, что тебе не будет потом плохо?
Эрик действительно несколько переборщил. Говорил он тихо и как-то неразборчиво, и Чарльзу пришлось придвинуться ближе, чтобы расслышать, что он хочет сказать. А услышать нужно было обязательно – слишком уж серьезным вдруг стал Эрик. И смотрел так, как смотрел двадцать лет назад, когда решился пустить Чарльза в свою голову, чтобы он помог ему развернуть наконец ту чертову тарелку.
…Чарльз не ожидал. Ни таких слов, ни тем более поцелуя. От Эрика он мог ожидать чего угодно, только не этого. Потому что… слишком невероятно это было. Да, Чарльз прекрасно знал, что Эрик его любит. Только вот та любовь, которую он чувствовал, всегда была неотъемлемой частью дружбы. Не более. Видимо, Эрик действительно прятал свои чувства так глубоко, как только мог, раз уж даже Чарльз не дотянулся. Хотя… сколько лет он не заглядывал в разум своего друга? Да и никогда ничего такого специально не искал. Сам ведь недавно понял.
- Ты… Ты сволочь, Эрик. Сволочь и садист. То говоришь мне "нет", и я учусь с этим жить. И только привыкаю, как ты снова переворачиваешь мою только-только устаканившуюся жизнь.
Не было ничего такого, о чем пишут в книгах или показывают на широком экране. Ни чувства, что губы горят, ни бабочек в животе (или где они там должны летать?), ни ощущения, будто весь мир стал светлее и чище. И гора с плеч не свалилась. Был только вкус коньяка и почему-то сигарет, легкое головокружение от аромата его одеколона и пронзительная, жалящая боль в пояснице. И еще совсем немного, но все же хотелось плакать. То ли от облегчения, то ли в память о потерянном из-за собственной нерешительности времени, то ли просто так.
- Если ты завтра все забудешь или свалишь на алкоголь, я тебя не прощу… И верни скульптуру. Я хочу сохранить ее на память.
Эрик выглядел так, будто хотел сбежать. Чарльз, тяжело вздохнув, оперся на руки и придвинулся ближе. Спина заболела еще сильнее.
- Я не смогу сделать тебя счастливым, друг мой. Не смогу дать тебе полноценную семью. Я вообще могу не так уж много дать. Не смогу стоять рядом, потому что не могу стоять. И быть рядом постоянно не получится, разве что здесь, - Чарльз постучал пальцем по своей голове и грустно улыбнулся. Подумал немного, аккуратно накрыл ладонью ладонь Эрика, - Но могу обещать, что буду верить в тебя. Ждать. И любить. И… Если это все – не пьяный бред, то, может быть, поцелуешь меня по-настоящему? 

- Я знаю. Я уже и не пытаюсь изменить тебя. Только твои методы, но… Не хочу сейчас говорить об этом.
«Я вообще не очень хочу говорить. У меня язык заплетается»
Женщины… На какую-то секунду Чарльзу показалось, что все теперь будет хорошо. Ну или как минимум стабильно. Оказалось, нет. По крайней мере не в его жизни. Да, Эрик был прав. Обидел. Но не настолько, чтобы устраивать сцены или в запале кричать нечто из разряда «или я, или они!». Просто потому что…
Потому что Чарльз прекрасно понимал, что он – мужчина. Он никогда не сможет дать то, что может дать женщина. Ни в плане эмоций, ни в плане ощущений. Он не сможет дать того, что не дано ему самому от природы. Да и… Да и что уж там говорить – даже в физическом плане он вряд ли сможет удовлетворить потребности здорового мужчины. Просто потому, что он – инвалид. Что очень многие мелочи, на которые люди обычно не обращают внимания, будут бросаться в глаза. Будут и огорчать, и раздражать, и смущать, причем их обоих.
Глупо требовать верности, когда не можешь удовлетворить потребности и знаешь об этом. И глупо просить «не говори мне о том, если что-то будет», потому что бонусом к инвалидности шла телепатия. Узнает. Не специально, но все же рано или поздно узнает.
- Я привык к боли, Эрик. Помнишь, тогда, десять… десять наших лет назад. Когда я сломался. Я никому не говорил, что я из будущего сказал сам себе. Но как бы глупо не звучало, я был прав. – как-то получалось слишком много «я», - Знаешь… так много голосов в голове. Так много других людей. А уж сколько боли… Но я боялся не их, а того, что больно будет мне. И из-за чужого горя, и из-за своего… Был не готов. Не хотел.  Но пришлось учиться. Иначе было никак, потому что… Какое я мог право учить других уважать и принимать свои способности, если не мог принять свои? Я… Знаю, что будет больно, друг мой. Но даже это лучше, чем ничего.
Кажется, начали трезветь уже они оба. Слова Эрика о борьбе Чарльз просто старался игнорировать – спорить именно сейчас не хотелось совершенно. После откровений Эрика об электрических импульсах так уж точно.
- Правда? А ты можешь отследить один конкретный импульс или воспринимаешь активность нейронной сети в целом? Ты можешь только видеть или, допустим, при помощи изменения магнитного поля скопировать сигнал в своей собственной голове? И… Ведь любой сигнал тела проходит через мозг, и восприятие… ты… Ты можешь сделать наоборот? Воссоздать активность своего мозга в чужом? Или…Не только мозга, а нервной системы в целом?
«Можешь ли ты активировать те зоны, которые не работают? Можешь ли ты заставить меня чувствовать ноги? Хотя бы на секунду. Пусть это и будет обман, сможешь ли ты…»
Чарльз до боли закусил губу, выгоняя из головы ненужные и слишком эгоистичные мысли. То, что рассказал ему Эрик, открывало поистине безграничные возможности. Алкоголь алкоголем, но даже это не мешало Чарльзу думать. Ведь если он действительно был способен манипулировать биоэлектрическим полем, то становилось понятно, откуда у него способности к созданию астральных форм. Точнее – к копированию оных. Но для мозга Эрика это было поистине чудовищное воздействие… Его было необходимо учить. И установить границы, потому что теперь связь телепата могла стать для Эрика смертельной. Он не был телепатом, и его мозг не был приспособлен к таким нагрузкам. И…
- Церебро. Ты тогда назвал меня лабораторной крысой. Это было обидно, кстати, но… Знаешь, а после Апокалипсиса мне уже не нужен Церебро.
Пожалуй, это был лучший комплимент, который когда-либо говорили Чарльзу.
И, определенно, это был лучший поцелуй в его жизни… И ночь.

… Просыпаться не хотелось совершенно. Чарльз впервые за долгое-долгое время спал без снов. И без мыслей. Он даже и не представлял, насколько сильно устал, пока не отдохнул. Он даже позволил себе минут пятнадцать поваляться в кровати. Правда, было немного жаль, что вторая половина кровати оказалась пуста, но Эрик всегда был ранней пташкой. В отличие от Ксавьера, который, будь его воля и возможность, мог валяться аж до обеда в обнимку с очередной книгой или газетой.
Но вставать все же пришлось. Номер, увы, оказался совершенно не приспособлен к проживанию инвалидов, поэтому времени на то, чтобы привести себя в порядок, у Чарльза ушло гораздо больше. Эрик наверняка успел заскучать, но звать его на помощь Чарльз даже не собирался. Слишком стыдно было – показывать себя с такой стороны. Эта чертова беспомощность его убивала – и втягивать в это Эрика… нет уж. Не все сразу.
- О! Эрик.
Чарльз аккуратно сдал на метр назад, пропуская Леншерра в номер.
- Я нашел одежду. Спасибо. А вот бритвы нет… Знаешь, после Апокалипсиса я вообще забыл о том, что такое щетина. Быстро привык к тому, что бриться не надо... А теперь снова приходиться, – Чарльз поскреб кончиками пальцев подбородок и улыбнулся. Ожидаемой неловкости не возникло. Значит, все было действительно в порядке. – Итак… Предлагаю позавтракать, заскочить в особняк, собрать вещи и лететь на Дженошу. И даже не спорь. Я иду с тобой. Ах да… Доброе утро?