Несмотря на поздний час, Говард все-таки решает поехать именно к Елене. Во-первых, он и так припозднился. Он планировал вернуться 16-ого к вечеру или уже тогда 17-ого с утра. Но возникли непредвиденные обстоятельства, и он провел лишний день в Мексике, когда отсыпался и зализывал раны после волшебной экскурсии по некрополю. Являться обратно совершенно разбитым как-то было чревато множеством ненужных ему вопросов, поэтому он решил, что может взять себе еще денек на "акклиматизацию". Во-вторых, он опять-таки припозднился, а, учитывая, как он фактически сбежал, то у Елены могли быть поводы для недовольства и вопросы, что тоже не грело душу, и с этим надо было что-то как-то решать. Поэтому Говард честно купил цветы, но не розы, чтобы потом еще их шипы не украшали его лицо. Так что он решил не заезжать на свою квартиру, а отправиться сразу к Елене. Благо, что переодеться и привести себя в порядок он успел еще в номере отеля и совершенно не выглядел на недобитого Индиану Джонса, коим являлся еще позавчера.
Лязгнул замок, а потом тихонечко отворилась и захлопнулась дверь. На часах было около двух ночи, когда Говард уже стягивал ботинки в прихожей, стараясь делать это как можно более тихо. Держа в руке букет нежно-розовых альстромерий, он прошел внутрь квартиры и замер: Елена не спала, сидела на диване и явно была намерена прямо тут и напиться, судя по бутылке на столике и бокалу.
- Чего не спишь? - он подходит к дивану и склоняется к Елене, целуя ее в губы. - Я соскучился, дорогая, - пока что он не акцентирует внимание на том, как его дорогая здесь пытается уйти в запой. Интересно, с чего, кстати? Тяжелый день на работе? - Это - тебе, - он протягивает ей букет и усаживается рядом на диван, пристраивая рюкзак в ногах и доставая из него бутылку текилы. - Я вот тут привез... помнишь, да? - текилу они пили на том самом приеме - перед тем, как оказаться в хозяйских апартаментах, и он слизывал соль с ее бедер, когда она сидела на барной стойке. Приятные такие воспоминания, и Говард уже улыбается, следом доставая небольшую коробку. - А это - миндальное печенье. Тебе должно понравиться, - он ведет себя так, будто ничего не было, словно он вернулся с работы, а не пропадал непонятно где-то три дня, поставив всех перед фактом своего "мини-отпуска".
Говард еще некоторое время смотрит на Елену, хмурится, а потом все-таки забирает у нее вино.
- Дорогая, все в порядке? - он делает глоток, а потом ставит бокал на столик. - Ты же знаешь, что тебе пока нежелательно пить - пока эксперимент не закончится, пока все нужные препараты не будут тебе введены. Для тебя же это было так важно, и ты все ради этого делала, - Говард помнил, как светились глаза Елены, когда она узнала, какой может стать, как невольно проговорилась о том, что "мечтала стать не хуже", но тут же осеклась, а он и не стал настаивать на ее откровенности. - Пойдем, я уложу тебя в постель, и ты отдохнешь. Хорошо? - и, да, в постели они пока что отдыхали: те самые препараты не то, чтобы требовали воздержания от всякого рода приятностей вроде секса и алкоголя, но как-то и не рекомендовали. Говард на этот счет не сказал ни слова: в конце концов, у него тоже были свои цели, к которым он стремился, и было бы глупо обвинять Елену в том, что она также преследовала свои интересы.

Меньше всего Говард ожидал, что Елена тут будет бодрствовать и пить, но сориентировался он достаточно быстро, не желая накалять обстановку. Кто его знает, чего на ум придет подвыпившей женщине? Особенно, если учесть все те обстоятельства его "мини-отпуска", да то, как он ее поставил перед фактом, почти что сбежав. Поэтому все причины быть недовольной у Елены были, и он это признавал, поэтому не забыл цветы и небольшие подарки - так, чтобы его не убивали хотя бы сразу с порога.
Елена отвечает на поцелуй, подается к нему, принимает цветы и подарки, но пока что молчит. И Говард решает, что не стоит тут дергать смерть за усы, а лучше дождаться завтрашнего дня, если у нее все еще к нему будут вопросы, если его чемодан не стоит собранным снова в той же гардеробной. Да, он признавал за ней и это право указать ему на дверь, и он бы подчинился скорее всего.
Его голос звучит вкрадчиво и спокойно, как будто ничего не было, и тут Елена на него смотрит с явным подозрением, но опять-таки молчит до поры до времени, пока вдруг не усаживается на него и не сверкает глазами так, будто готова испепелить на месте.
- Конечно скучал, дорогая, - едва успевает ответить он, когда получает ее жадный и страстный поцелуй. Он обнимает ее за талию, привлекая к себе, отвечая на поцелуй, чувствуя, как она его гладит по лицу, а потом на него сверху что-то льется, что он отфыркивается, замечая красные капли вина, стекающие по ним обоим. - Что ты творишь, - но Говард нисколько не против такого, усмехается и целует ее снова, слизывая с ее губ капли вина, от чего поцелуй выходит еще более страстным и живым, и он начинает ее хотеть. Как давно они не были вместе? Больше недели? Огромный срок для тех, кто живет под одной крышей, кто спит в одной постели. Но Говард молчал, ни в чем не упрекал Елену, не спешил на сторону и... и сейчас сдерживаться ему трудно! Особенно, когда она слизывает капли вина с его лица, обжигая его кожу своим горячим дыханием, что Говард сжимает руки в кулаки, чтобы не вцепиться так знакомо в ее бедра, чтобы нет...
Он шумно выдыхает, когда Елена поднимается на ноги, прекращая все эти поцелуи и ласки. Судя по ее походке, она уже успела привычно так выпить, и ее правда будет лучше уложить в постель. Еще один выдох, и Говард тоже встает, машинально вытирая с лица капли вина, понимая, что ему придется снова идти в душ.
- Да, пойдем я тебя уложу, - он согласно кивает головой, делает шаг и на мгновение замирает. Разумеется, такой вопрос не возникнуть не мог, и у него даже были кое-какие ответы из тех, которые можно было сказать своей... девушке? Говард задумчиво хмыкает и неопределенно качнул головой в ответ на свои мысли. Получалось, что именно девушке, раз уж на то пошло, а то "сожительница" звучало слишком грубо, а до статуса невеста или жена они пока что не дошли. Пока или в принципе не дойдут? Он как-то о таком не задумывался и не предлагал, да и Елена сама не затрагивала эту тему.
- Я был в Мексике, дорогая, - он приобнимает Елену за талию и ведет в спальню, где начинает раздевать, чтобы уложить в постель. Это Говард старается делать машинально, не обращая внимания на ее тело - иначе он прямо тут и сорвется! - Я бы не сказал, что поездка была прямо такой уж волшебной, но... - он быстро надевает на нее пеньюар, стараясь не касаться груди и даже на нее не взглянув, специально игнорируя, чтобы опять-таки сдержать. - Но у меня вроде как получилось все решить. Конечно, получилось не совсем так, как я планировал, но... но важен опять-таки результат, - Говард уже укладывает ее в постель, накрывает одеялом, а потом склоняется и целует в губы едва ощутимо. - Я в душ и присоединюсь к тебе. Засыпай, - и Говард уже скрывается в ванной, где переводит дыхание.
Вроде пронесло? Или как?
Говард раздевается и смотрит на себя в зеркало, мрачнея и хмурясь, оглядывая повязку на левом плече, да синяки на ребрах.
Ну, хотя бы головой не приложился, как всегда... и на этом спасибо!
Он быстро ополаскивается, стараясь не мочить плечо, а потом натягивает пижамные штаны, да еще и футболку сверху, чего в принципе никогда не делал. Но сверкать перед Еленой последствиями хочется меньше всего, и поэтому выбор у него тут не большой.
- Еще не спишь? - едва он появляется в спальне, как она снова открывает глаза. Говард ложится в постель, оказываясь подле Елены и снова целуя ее в губы. - Спокойной ночи, дорогая, - после чего, мысленно выдохнув, он устраивается на своей половине кровати, ложась на правый бок и поворачиваясь к ней спиной.
Ну, не все так критично было... ничего так...

Отредактировано Howard Stark (28-11-2017 14:57)

Говард старается говорить спокойно, прекрасно видя, что Елена тут сдерживается. И он прекрасно понимает, что тут сам виноват во всем, что она имеет право на объяснения. Однако что и как он ей расскажет? И снова тема откровения и доверия встает между ними, значительно осложняя жизнь. Говард не торопится доверять и доверяться, и она сама его не торопит, но... но в такие моменты это ощущается слишком остро, что уже дальше просто край. Тем не менее он спокойно рассказывает про Мексику, не упоминая Перу, не говоря по еще одно кольцо, которое теперь есть на его пальце, даже не думая заикаться про Сиф. Все-таки инстинкт самосохранения ему подсказывал, что Елена-то как раз - несколько ревнива, и имена чужих женщин лучше не упоминать сейчас в принципе. Тем более, что она пила препараты, включая и гормональные, а характер у нее и без того был не сахарный. Поэтому тут Говард смерть за усы дергать не стал, быстренько объяснил, что мог, переодел Елену, уложил, а сам ретировался в душ.
Ребра выглядят сносно, да и плечо вроде как больше не кровит. Да, немного тянет, но ничего смертельного, но заметно же! Поэтому из душа Говард выходит не только в пижамных штанах, но и в футболке, надеясь, что Елена уже спит. Как бы не так! Она тут же открывает глаза, стоило ему приблизиться к постели. Он старается вести себя так, будто все также в порядке, целует ее в губы, да укладывается на свою половину, пожелав спокойной ночи. Говард шумно выдыхает, ложась на правый бок так, чтобы ничего и нигде не болело, а то предыдущая ночь в отеле была как-то вот не очень. Надо было, конечно, еще обезболивающее выпить, но он его не купил, а искать аптечку сейчас при Елене - это чревато.
- Да, дорогая? - Елена касается его волос, поглаживает, а потом явно придвигается поближе, и Говард настороженно замирает. Какие у него шансы и дальше сохранять все в тайне? Правильно: в минус сотой степени! Но он пока еще старается - даже когда ее рука скользнула по повязке на плече. Благо, что Говард лежал к ней спиной, и она не видела гримасу боли, исказившую на мгновение его лицо. - Милая, я к тебе совершенно не охладел. Ну что ты такое говоришь? Мы же оба знаем, что... - а дальше Елена его обняла, что ребра тут же отозвались на такие объятия первыми, и Говард несколько судорожно выдохнул, снова морщась и понимая, что все: спалился!
Твою мать...
Говард оказывается лежащим на спине, а Елена усаживается на него сверху, включает свет и пытается задрать футболку.
- Дорогая, не нужно, - однако его сопротивление Елена гасит на корню и все-таки справляется с задачей, уставившись на синяки на его ребрах, поглядывая на повязку на плече. Говард шумно вздохнул, уже почти смирившись со своей участью, а Елена целует его торс, едва касаясь губами, чтобы через секунду выпрямиться на нем и приступить к допросу. Ранее она никогда так с ним не разговаривала, когда они были наедине, были в квартире, переставая играть в недовольных друг другом босса и подчиненного. И это - что-то совершенно новое, которое Говарду совсем не нравится.
- У меня были кое-какие проблемы... но, как видишь, я вполне жив и цел, - судя по всему, объяснения ему как-то категорически не удавались, но и отмолчаться возможности уже не было. - Чуть помяты ребра и царапина на руке. Ничего страшного, дорогая. И, да, кстати, у нас обезболивающего нигде не завалялось случайно? - и, раз уж Елене все известно, то дальше уже можно не играть в героя и наконец выпить нужные таблетки. Говард смотрит на Елену, протягивает руку и касается ее щеки, поглаживая и улыбаясь. - Не стоит волноваться, милая: все уже в порядке же. Да? - конечно, до порядка тут было... но тем не менее! Но, видимо, у него не слишком получается убедительно говорить, что Елена окончательно стягивает с него футболку, включает свет поярче и касается его ребер, что Говард чуть ли не сдавленно охнул и крепко сцепил зубы. И, разумеется, новые вопросы "кто" не заставили себя ждать. - Да не знаю я, что это вообще было. Она сказала, что это... - и тут Говард заткнулся, прикусив язык почти сразу же, но это "она" уже сорвалось с языка.

Говард прекрасно понимает все и даже больше, но он слишком далеко зашел, чтобы идти на попятные. И еще была Елена, с которой у него что-то внезапно начало получаться, но которая не знала всей правды, и он не был уверен, что та самая правда пойдем им на пользу.
Сложно...
Он вздыхает и тут же морщится, когда она касается его ребер: все-таки поездка не прошла для него бесследно, и теперь вот последствия видны слишком явно, да вызывают еще большие вопросы. Только его тихий стон и просьба об обезболивающим настраивают Елену на иной лад, заставляя временно прекратить свои вопросы. Но Говард не сомневается, что к подобной теме они еще вернутся - тем более, что в его речи так некстати проскользнула это "она".
- Ничего страшного, что нет таблеток, - Говард медленно поворачивается на живот и морщится, когда ребра будто врезаются внутрь. Поэтому ощущения от укола на этом фоне как-то даже вообще оказались незаметны, и он с явным облегчением снова ложится на спину, тяжело дыша и снова чуть морщась. - Спасибо, дорогая, - Елена укладывается рядом и вполне ожидаемо возвращается к их разговору.
На самом деле, она имеет право на все эти вопросы, на недовольство и на обиды, и тут именно Говард виноват, что довел до такого и допустил. Но как найти нужные слова, когда все и так слишком сложно и тяжело? Он вздыхает и поворачивает голову в ее сторону. Елена лежит рядом, но не спешит ни прижиматься, ни касаться его, ни целовать, как обычно всегда и делает. Он протягивает руку к ней, поглаживая пальцами по бедру, чувствуя ее нежную гладкую кожу, чуть задирая подол ее пеньюара.
- Тебе совершенно не стоит ревновать. Я уезжал не за тем, чтобы встретиться с какой-то женщиной и пойти с ней развлекаться. Да и развлечений там совершенно не было, как ты видишь по моим ребрам и плечу. Скорее просто столкнулись в одном месте, преследуя каждый свои цели - ничего более, - но вопрос доверия для них до сих пор актуален, и Говард переворачивается на левый бок, морщась от боли в плече и в ребрах, придвигается к Елене, а потом роняет ее на постель, нависая над ней. Его взгляд скользит по ее лицу, будто он для себя пытается запомнить все в малейших деталях, как будто никогда больше не увидит или через мгновение все слишком изменится. Он молчит и все также смотрит, наверняка всем этим своим поведением заставляя ее нервничать еще больше.
- Ты права, - наконец говорит Говард после этой долгой мучительной паузы, за которую Елена наверняка успела обдумать не самые приятные варианты. - Если мы хотим чего-то большего, чем просто постель, то надо доверять друг другу. Надо пытаться... быть вместе не только на словах, да? Я не уверен, что помню, каково это - быть семьей... - тень набегает на лицо, когда он заговаривает на эту тему. - У меня была жена. Остался сын, который теперь уже совсем взрослый, - и они все еще те самые фотографии, и внутри ничего не дрожит и не сжимается, как будто это до сих пор не его история, и он не пропустил ее через себя. - Тебе нравится моей имя? Говард? - он внезапно меняет тему, и голос его будто становится тише, в нем мелькают какие-то иные нотки, и он снова пристально смотрит на нее. - Это ведь и правда мое имя. Только фамилия у меня другая: не Смит, - он уже у самой финальной черты, и нервы натянуты, будто стальные канаты. - Говард... Старк!

Признаться - очень тяжело, сказать ту правду, самому в нее поверить, а еще труднее - все это почувствовать, чтобы то было не обрывки фотографий из какой-то хроники, а твоя настоящая жизнь и воспоминания! Говард замирает, а потом все-таки говорит правду, называя свою настоящую фамилию, внимательно следя за ее реакцией.
- Да, Говард Старк, - он согласно кивает головой, а Елена вдруг начинает смеяться, а потом его целует. Он замирает, не отвечая на поцелуй, не совсем понимая, что он такого смешного сказал? Говард хмурится и отстраняется, а потом поднимается с постели, чтобы дойти до пачки сигарет, которая лежит на столике и закурить. Елена ему не верит, и он даже теряется от такого. Но разве он сказал неправду? Ведь все так и есть!
Он жадно курит, прохаживаясь по спальне, чуть морщась, но лекарства начинают действовать, и его травмы уже не так беспокоят. Там, в Мексике, он не рискнул купить те препараты, просто не зная, что и как и где было сделано, что может также ухудшить его состояние, когда надо было наоборот. Теперь он выдыхает чуть ровнее, хотя все еще шумно и несколько сипло, снова жадно затягивается сигаретой, задумываясь, а надо ли все это?
- Помнишь, тот проект, о котором говорил Кертис? Проект ЩИТа "Иерихон"? - он поворачивается и смотрит на Елену. - Это был мой проект, как и многие другие. Я откуда-то помню коды доступа. Во всяком случае, на той старой базы ЩИТа, которую я нашел, где меня чуть не повязали, я открыл тот древний компьютер, я нажал кнопку самоуничтожения. Другой бы не смог - не тот уровень доступа и защиты, - он подходит к бутылке виски и наливает немного в стакан, даже не задумываясь, а можно ли его мешать с теми препаратами, которые ему дала Елена. Его организм это как раз выдержит: он не выдерживает резких вспышек памяти и всего того, что связано с его прошлым. Что ему будет со стакана виски? И Говард пьет, делает глоток, чувствуя, как янтарная жидкость немного обжигает горло, разливаясь теплом по телу.
- Щит Капитана Америки было сделать... не так просто: вибраниума было слишком мало, и на что-то масштабное его не хватило. Лишь на простой круглый щит, который обладал улучшенными аэродинамическими свойствами, который был так легок и прочен одновременно, - он неопределенно пожимает плечами и подходит к окну, смотря на залитый огнями никогда не спящий город. Говард хмурится и снова пьет, делая жадный глоток. К этому разговору он не был готов, да и он пошел совершенно не так, как он ожидал.
- Я должен вспомнить все до конца: до самых мелких деталей. И обязательно вспомнить, что же случилось там, на шоссе... когда я выпал из машины, Мария была еще жива. Она звала меня, и я пытался поднять на ноги. А потом что-то произошло, - он морщится, крепко сжав в зубах сигарету, прижимая пальцы к виску, в котором резко застучало, отдавая тупой болью. Ему надо отпустить ситуацию, а то его скрутит и скрутит так, что будет не слишком приятно Елене это лицезреть. Впрочем, один из его приступов она уже застала, и зрелище наверняка было не слишком уж красивое. - Ты все еще мне не веришь? Тогда возьми свой планшет и просто набери в том же гугле "Говард Старк", - он поворачивается и пристально смотрит на Елену. - Впрочем, может ты и права: может тебе об этом лучше и не знать. Ведь, если это все правда, то ты же понимаешь, что я стану делать, и ГИДРа будет первой целью!

Говард хмурится, пьет и курит, чувствуя, как все-таки немного зол, раздражен и разочарован. Разве не правды хотела от него Елена? Вот он ее сказал, а она приняла все за шутку. Если бы это была шутка, то его жизнь явно была бы намного проще! Но все было именно так на самом деле, и с этим ему придется жить и выживать! И он продолжает говорить: про тот проект, про щит Капитана Америки, а потом вспоминает жену и их аварию. Воспоминания обрываются, и основное Говард вспомнить не может, и от такого начинает болеть голова, что он морщится, касается пальцами висков и судорожно переводит дыхание. От такого надо как-то абстрагироваться, пока его не скрутило, и Говард всеми силами старается переключиться на другую тему.
Елена подходит к нему, поглаживая по голове, касаясь пальцами висков, а потом обнимая и заставляя устроить голову на ее плече. Говард морщится и закрывает глаза, обнимая ее в ответ, чувствуя ее ласковые касания.
- Ты... знала? - нет, "знала" - не самое верное слово, но наверняка она тоже попыталась выяснить, с кем же имеет дело. А вдруг он какой-нибудь псих или маньяк? Кривая ухмылка трогает его губы от одной такой мысли. - И что же ты нашла? - Елена уже говорит про чувства, и он снова теряется. Для него произносить такие слова, которые на самом деле что-то значат, далеко не так просто, и он не уверен, что... а она ему говорит и продолжает обнимать, касается губами виска так осторожно, будто ее поцелуй способен причинить ему боль. Говард шумно выдыхает и уже не сопротивляется, когда она забирает у него виски и сигарету и отводит обратно в постель. На этом фоне даже ребра и плечо уже не так ноют или это все-таки подействовало лекарство? На него они действуют не так, чтобы уж очень: видимо, дело в тех сыворотках, которые на нем испытывали и все-таки добились частичного эффекта, но только вовсе не такого, который был бы ему нужен и желателен в принципе.
- Я помню фрагментами: какие-то фотографии будто из чужой жизни. Старые такие фотографии. По идее я же должен был что-то чувствовать, но этого нет. Как будто я проглядываю чужую старую хронику, где мою роль... играют... - он пожимает плечами, уже оказавшись на постели, а Елена сидит рядом и сжимает его руку. - И я еще не помню слишком много, что должен был бы. Что нужно и важно. Например, как с той аварией, - лицо посуровело мигом, взгляд устремился будто туда, в прошлое. - И это не была простая авария. После нее подобного бы не случилось. Кто-то что-то сделал, но... зачем? Нет, понятное дело, что я нужен был живым. Но только я, и они убили Марию, - внутри что-то сжалось, как спазмом, сковав сердце, сдавив горло, что последние слова вышли какими-то глухими. Говард морщится, крепко сжимая челюсти. - И эти воспоминания не проходят, как видишь, просто так. Интересно, если я вспомню все, я выдержу этот поток? Я как-то о таком не задумывался даже, - он снова хмурится, но уже по иному поводу. - И, если я вспомню все, то я все равно не смогу вернуться... слишком поздно для меня...

- Тебе виднее, что ты нашла. Ты же что-то искала, - он не углубляется в эти детали, припоминая свои. Вернее, пытаясь это сделать, насколько это возможно, чтобы его опять не скрутило. Раньше да - было хуже, но постепенно все нормализовывалось - вернее, пыталось это сделать - до тех моментов, пока он не пытался вспоминать, пока какие-то внезапные фрагменты не возникали в его голове. Как тогда - там, на базе, когда их было слишком много, будто огромный удар памяти, что Говард не устоял, и снова была кровь, и он едва не рухнул. Но тогда он-то и начал вспоминать, и многие фрагменты его личной мозаики стали складываться правильно.
- Ну, я прекрасно представляю, что именно от меня нужно. Вряд ли в ГИДРу меня взяли за красивые глаза, - он хмыкает и выдыхает, чувствуя, как Елена поглаживает его по щеке - так ласково и успокаивающе. - И мои воспоминания... даже если я все вспомню, что дальше? Я не смогу о таком рассказать, я не смогу вернуться к своей прошлой жизни, а, если про подобное узнают, то моя жизнь все-таки резко так закончится, - и здесь он не питал никаких иллюзий: все было намного сложнее, и пока что выхода он не видел. Да, он гений, он многое может, но хватит ли его еще и на это, когда весь мир окажется против?
Елена его целует и говорит дальше, и он хмурится - ему не нравится о таком вспоминать и думать, но это точно необходимо.
- Не помню, но в газетах писали о том месте. Я туда пока еще не ездил, - это его "пока" говорит о многом: он явно собирался это сделать, но пока не выбрал время, не собрался с силами, для себя все не решил целиком и полностью. - Ты хочешь, чтобы я все вспомнил? Зачем? - кажется, он задает глупый вопрос: Елена уже сама сто раз на него ответила ранее своими поступками и действиями. - Наверное, будет лучше, если Говард Старк никогда не объявится - всем будет лучше, - про себя он не говорит: его мнение здесь вряд ли будет учтено, и у него на самом деле нет сил и средств, чтобы что-то сделать ГИДРе. И это бессилие его убивает, заставляет злиться на самого себя за все это! Как он вообще мог допустить, чтобы подобное произошло!? Он же гений, мать его! И чтобы так...!
Елена отстраняется от него, допивает виски и снова ложится в постель, и Говард поворачивает голову, чтобы посмотреть на нее.
- Ну... я не был уверен, что меня бы отпустили в мою поездку, а ждать было бы чревато - слишком многое поставлено на карту. Да, ты права - пока у меня нет ничего, что бы я смог противопоставить ГИДРе, но... но больше я не позволю делать из себя марионетку, а, если уж припрет, то справиться со мной будет не так легко, и уж живым я точно не дамся, - нет, хватит с него экспериментов, всех этих уколов и каких-то процедур! Теперь, с третьим кольцом, его шансы на выживание все-таки повышаются, но слишком тяжело дается использование последней силы, и тут Говард рискует сам себя загнать в могилу.
- Да, теперь тебе явно никто завидовать не станет, что ты спишь со мной, - он невесело усмехается и снова закрывает глаза, укладываясь на спину и замирая в такой позе. - Пожалуй, скорее тебе даже посочувствуют, - хмыкает он и накрывается одеялом, чтобы его ребра тут не слишком привлекали внимание - не самая приятная картинка. - Со многими я спал - у меня было много женщин. Я помню Мэрилин Монро. Наверное, после нее я так полюбил блондинок. Моя жена была блондинкой, но я ей не изменял, - наверное, говорить про бывших нынешней было не слишком правильно, но сейчас Говард не обратил на это внимание, снова видя мелькающие образы со старых фотографий. - И, кажется, я где-то что-то ляпнул про блондинок, что Линда аж перекрасилась... забавно...

Говард шумно выдыхает: Елена тут попала прямо в яблочко! Да, он мучается от этой неизвестности, от бессилия, от того, что его месть не может найти выхода, и все это кажется ему замкнутым кругом, из которого не выбраться.
- Думаешь, когда-нибудь я сам смогу принимать решения снова? - пока что ему все это кажется слишком невозможным и слишком далеким: он не может быть свободным без этих оков ГИДРы, да и то не факт, что там, на свободе, ему найдется место, что кто-то другой не поспешит заново похоронить внезапно воскресшего Говарда Старка. Он уже никому не верит, ищет везде подвох и смотрит с подозрением. И Елена не раз ощущала это на себе, а потом терпеливо развенчивала этот его взгляд на свою персону. Наверное, если бы и дальше так продолжалось, то он бы ей не признался бы, не сказал ту самую правду, которую так бережно хранил.
Елена прижимается к нему под одеялом, обнимает его и кладет голову на плечо, обжигая кожу своим дыханием, почти касаясь губами, когда снова начинает говорить.
- Почему это нет? Я еще как мог спать с ней, - фыркает Говард и косится на Елену, обнимая ее за талию и привлекая ее к себе чуть теснее. А потом он застывает, едва Елена затрагивает тему его семьи, и он хмурится, мрачнеет, и его рука покидает ее талию, хотя, казалось бы, только что так уютно на ней устроилась. И тема Линды меркнет на этом фоне, как совершенно не нужная и лишняя. И, хоть Говард все также лежит с ней рядом, он сейчас он нее слишком отдаляется.
- Ей со мной вряд ли повезло: я постоянно пропадал на своей работе, и воспитание сына легло на ее плечи, а также еще куча забот. Да и потом... если бы не я, то вряд ли бы ее тронули, и она возможно была бы до сих пор жива, - эту нехитрую истину Говард понял почти сразу же, нисколько не сомневаясь, что именно он являлся и целью, и причиной, он подвел жену, он подверг ее риску, который стоил ей жизни. А он ведь ее кажется даже и любил...! - Я не уверен, что Тони мне сразу же и поверит, что мое воскрешение решит те проблемы, которые были между нами раньше. А еще я не хочу подставлять уже его: достаточно того, что Мария... - Говард шумно вздыхает и замирает, когда Елена продолжает говорить, но он не смеется. - Не смей, - слова звучат жестко, когда она предлагает делать такую же прическу, которая была у его покойной жены. Почему-то это задевает, хотя на самом деле причина в другом - все дело в чувстве вины, которое возникло вместе в воспоминаниями, и от которого было никуда не деться.
Говард хмурится и выпутывается из ее объятий, присаживаясь на постели, взъерошивая нервным жестом седые волосы. Он не может спать, и он уже не уверен, что уснет, хотя "отпуск" его порядком и измотал.
- Засыпай, - тихо говорит он Елене, уже заранее зная, что спать она не будет. Ее руки касаются его плеч, она присаживается на постели и снова его обнимает, он ловит ее за запястье, прижимая ладонь к сердцу. - Видимо, женщинам противопоказано со мной связываться - ничем хорошим для них это не заканчивается. Все еще не хочешь сбежать или выставить меня за порог? А стоило бы, наверное, - ее укус в плечо уже такой привычный, что он даже не дергается, что он поддается, а потом поворачивается к ней и целует в губы - долго, нежно, со вкусом, скользнув языком в ее рот. Обратно на постель они уже падают вместе, и его рука скользит по точеной ножке вверх, задирая подол пеньюара, замирая на бедре и чуть сжимая. - Черт... тебе же не рекомендовано... - шумный вздох, но его рука не спешит покидать ее бедро, и Говард чувствует нарастающее желание: они слишком долго не были вместе, и это уже становится пыткой - для него так уж точно!