Горячая ладонь обжигает кожу, выбивает из губ то ли хриплое дыхание, то ли всхлип. По всему телу пробегает дрожь и ее невозможно унять, невозможно взять себя в руки, когда он так близко. Когда целует, словно заявляя права на свою собственность. Не прося, не утверждая, а требуя. Джейсон Тодд всегда был таким. И остался. Невозможно изменить человека, потому что люди не меняются. Они гибкие и податливые, как воск в руках, они плавятся в пальцах Судьбы, прогибаясь под ее желания, но всегда остаются внутри неповрежденными, всегда возвращают себе свою прежнюю форму, заполняя все трещинки и разломы. Великий упрямец движимый лишь своими идеями, не слушающий никого, принимающий решения исходя из причин известных лишь ему одному, живущий одним днем и способный бросить на кон все, что у него есть за душой. Такой. Быть может, поэтому ему всегда удается добиваться того, что он хочет.
И сейчас рядом с ним в один миг вдруг земля меняет свой наклон. Звезды падают к ногам, рассыпаясь мелким колючим бисером, искрящимся в лунном свете. Так просто, совсем легко, играет ли, или действительно пытается прикоснуться вновь к прошлому, разбудить сонный поток, что начал застаиваться со временем, а теперь потревоженный, зашевелился, расплескиваясь в разные стороны, выходя из берегов, пытаясь найти новое русло, в которое можно устремиться, с силой пробив закрывающую его плотину. У меня нет ответов, только тысячи вопросов, которые перемешались в голове, стоило лишь ему крепче обнять меня и заставить вспомнить о том, что когда-то были осколки прошлого, которые все еще пытаются уколоть и, выскользнув из пальцев, нанизаться на нить бытия.
Руки скользят по сильному телу, вспоминая каждый шрам, каждую черточку, как по старой карте, вырисовывая узоры под ладонями, рассказывая больше, чем могли бы сказать слова. Сейчас уже не важно, кто победитель, а кто проигравший. Их нет, они перестали существовать, как только закончились слова, как только истончилась грань реальности, оставив двоих наедине со своими чувствами и ощущениями. Жить, дышать, становясь отголоском каждого прикосновения, забыть о том, что есть что-то кроме губ, мягко касающихся кожи. Чувствовать терпкий запах тела, такой близкий и давно забытый, тягучий и теплый, смешивающийся с запахом смолы от потрескивающих в огне камина поленьев и чуть горьковатым привкусом пота, остающимся на губах после поцелуев. Память скользит вслед за пальцами, ласкающими кожу, срывает замки с дверей, впуская в самые темные уголки свет, словно сбрасывая одежду, летящую куда-то в угол, обнажая тела и души. Все что хранилось и береглось с таким тщанием, что заваливалось другими мыслями, наслаивалось год за годом в попытках забыть, чтобы никогда не поднимать болезненный ворох на поверхность, взорвалось, разлетаясь в разные стороны, яркими маяками вспыхивая в полутемной комнате.
Дыхание обжигает, пальцы скользят по груди, опускаясь на шрам на животе, осторожно гладя рваные края, чуть замирая и двигаясь дальше. И хочется сейчас остановить это мгновение, задержать хоть на секунду, видя, как исчез из голубых глаз жесткий огонек, а складки у губ разгладились, стерев извечную ехидную ухмылку, оставив только тихий, путающийся в волосах, шепот.
Ловя его руки, улыбаясь ему в ответ, я понимаю, что хотел он мне сказать о том, откуда нужно черпать силу. Это странно и непривычно, обращаться к слабому и дрожащему телу, давая ему инстинктивно откликаться на любое действие. И дело не в том, что сейчас Джейсон крепко сжимает меня в своих объятьях, вспоминая и исследуя каждый сантиметр моего тела. Он показывает, как жить заново, не потерявшись на виляющей в разные стороны тропинке, что каждый раз ускользает во снах. И это странно. И приятно, позволять кому-то вести тебя за руку, чувствовать, что кому-то можно доверять. Думать об ошибках, о том, что все может исчезнуть в один единственный неправильно повернувшийся миг, не хочется. А потому просто отпускаю все, и закрываю глаза, отдаваясь течению, которое несет вперед, увлекая все дальше от той тихой и спокойной заводи, что так долго была моим щитом и моей крепостью.
Сердце дает сбой, стуча как бешеное или затихая в щемящей тоскливой ноте, будто забывая, что когда-то билось и пульсировало, гоня горячую кровь по венам, готовое выскочить наружу. А я задыхаюсь, чувствуя, как внутри дрожит и замирает, а потом разливается по всему телу горячая волна, затопляя, накрывая с головой, путая мысли и вышибая почву из-под ног. Пальцы с силой впиваются в плечи Джейсона, а губы дрожат. Боясь открыть глаза, я притыкаюсь носом к его виску, ловя кожей едва заметную пульсацию.
Мне не нужны слова, в прочем я и не смогу сейчас сказать что-то, потому что, кажется, забыла, что вообще можно говорить. Слушая сбившееся дыхание Тодда, по губам скользит тихая улыбка. И теперь действительно становится все равно, куда шагнет Джей. Со мной ли или без меня. Я всегда буду знать, что он рядом. Может быть, наше прошлое, вырастающее с тихим шелестом за спинами серыми крыльями, когда-нибудь оставит нас в покое, может быть настоящее сможет открыть новые грани к будущему, которое никогда не настанет. Сейчас все это совершенно не важно. Потому что есть это самое «сейчас». Кажется, ты добился своего, и я поняла, что ты имел в виду.

Ее тело... Такое податливое, мягкое и теплое. Непривычные ощущения для того, кто знал Сущность холодной, сильной, иной, не принадлежащей этому миру. Тогда она контролировала все, а Джейсон лишь следовал за ней по пятам, словно слепой котенок, позволяя играть с собой, кормить с руки и ласкать. Ему нужно было это, и он получал желаемое.
Но сейчас... Сейчас все изменилось — он вдыхал аромат ее кожи и волос, приятно ласкающих кожу. Он стягивает резким движением футболку, обнажая крепкий корпус, чувствуя, как не успевшие высохнуть пряди щекочут мужскую грудь. Он улыбается и хищно прикусывает ее нижнюю губу, распаляя желание.
Ее тело все ближе, жар этих двоих объединяется в самое настоящее пламя, готовое поглотить помещение обветшалой квартиры, служащей скромным убежищем для заблудившихся во тьме путников.
Так... Спокойно... Он не думает ни о чем, ни о чем не жалеет, просто отдается ощущениям, наполняющим ноющей тяжестью низ его живота.
На ее губах играет улыбка, а вот уголки губ Джейсона, наоборот, приобретают отстраненное и вытянутое в тонкую линию выражение. Голубые глаза смотрят прямиком в душу и понимают, что внутри Сущности больше нет тьмы. Она — человек, такой же, как сам Тодд, хрупкий, болезненный, беззащитный перед сильными мира всего. Во всяком случае, они так думают. Но пока ублюдки обманывают собственные страхи, человек знает, откуда стоит черпать силу — из собственного безумного сердца, жаждущего всего и сразу. И, черт побери, он получит это... Обязательно получит... Всегда получал...
Таким Джейсона не часто можно было видеть — живым, настоящим, не прячущимся под маской гордеца с ядовитым языком и взведенной пушкой. Он был нежен и требователен одновременно. Сильные руки мягко обвивали девичий стан, прижимая его ближе. Ладонь скользнула под ткань, проводя по обнаженной спине и опускаясь ниже. Сущность выгибается, инстинкты просят ее о большем, и она подчиняется.
Это возбуждало еще больше, заставляя Джейсона натурально сходить с ума. Он поднимается, подхватывая ее на руки и резко опуская на диван, нависая сверху. Его поцелуи настигают тонкую шею, губы исследуют каждый уголок, зубы возбуждающе прикусывают бледную кожу. Мужское начало ликует, заставляя тестостерон пульсировать в жилах.
Сущность улыбается, и он смеется ей в ответ — искренне и тепло, совсем как когда-то: ведь несколько лет назад он мог быть лишь с ней самим собой. Чувство дежа-вю заставило встряхнуть головой и забыться в очередном поцелуе.
Она понимает, она учится, а он готов быть учителем, нетерпеливым, неумелым, но чертовски привлекательным и страстным.
Одежда хаотично стягивается и разлетается прочь. Комнату постепенно заполняет страстные стоны, а причудливые тени переплетенных тел отражаются на потолке в свете взошедшей луны. Джейсон несется на встречу удовольствию и свободе, не заботясь о завтрашнем дне, о Безымянных, которые могут подстерегать за углом и жаждать его смерти, о собственном будущем и судьбе, в которую никогда не верил. Сейчас он был лишь эгоистом, забывшимся в собственных наслаждениях. Хотя нет... Ошибка... Вторившее тело Сущности, ощущение ее близости заставляло приятное тепло разливаться по телу. Привязанность, чувства?
Губы Тодда исказились в хищной ухмылке, скрывая на краткий миг лицо юноши под знакомой холодной и саркастической маской. Слишком много ненужных мыслей. Думы — сексу помеха, или как-то так.
Он сдавленно выдыхает и издает сладкий стон наслаждения, прижимаясь ближе к Сущности, хватая ее губы и мчась навстречу еще большему удовольствию, показывая ей то, ради чего стоит жить простому человеку, ради чего стоит чувствовать. Что вообще значит чувствовать...
Они измотали друг друга до забвения. Лишившись сил, насытившиеся телами друг друга, они просто погрузились в приятное и вязкое забытье. Мужская грудь мирно вздымается, наполняя легкие кислородом. Пряди волос растрепались, скрыв на половину лицо Джейсона.
Сущность тихо дышит, пытаясь придти в себя. Ее рука покоится на его груди, поднимается выше, убирает волосы с закрытых глаз. Он чувствует, но позволяет ей «хозяйничать» и делает вид, что спит. А сердцу по-прежнему тепло.
Но надолго ли? Что будет завтра? Кем они останутся друг для друга: приятным ночным воспоминанием, очередным холодом, сковавшим грудь и заставившим спрятать глубоко внутри воспоминания, или это новое начало неизведанного пути, по которому этим двоим лишь предстоит пройти?
Время... Обо всем позаботится оно. А до той поры ему плевать. Он просто пошлет в задницу все проблемы и уснет, впервые за долгое время не пряча пистолет под подушкой...
"We are a riot if we want it
We're sleepin' with the dead
We are a riot if we want it
If nothing's happening
Come on, come on, ensue the night
And live the road that leads to fight
We are a riot if we want it
We want it..." ©

Удар, еще один, а затем еще.
Дик так ловко орудовал дубинками эскримы, что уловить его движения становилось практически невозможно. Несмотря на ноющую боль в предплечье, он кривил губы, закусывая их до крови и рвался с новыми силами в бой. Рвался лишь для того, чтобы забыться и хоть как-то оправдать собственный проигрыш. А он проиграл.
Блэйк уничтожил его, вывернул наизнанку, вытравил все то, чем некогда дорожил глупый и доверчивый парнишка.
Сердце так гулко билось в груди, отдаваясь болью в висках, что Ричард начинал натурально задыхаться. Нет, он не устал. Мышцы были в здоровом тонусе, руки делали свое дело, а ноги путали соперников, не давая им возможности подобраться близко.
Он наклоняется и наносит удар в солнечное сплетение наконечником эскримы, заставляя очередного бугая согнуться пополам и вырыгнуть недавний обед на асфальт подземки. Очередная серия ударов содрогает его скулы, заставляя взвыть от боли. Найтвинг колотит самозабвенно, кровь окропляет наконечник. Ричард разворачивается и ударяет наотмашь ногой по черепу ублюдка, заставив его прокрутиться в воздухе и упасть на холодный и мокрый пол. Враг потерял сознание.
Дик обернулся. Его лицо было забрызгано багровыми пятнами, он тяжело дышал, а с губ срывался угрожающий рык загнанного в угол зверя, готового порвать всех присутствующих на куски.
Так выглядит человек, душу которого в очередной раз разорвали на части и выбросили, словно ненужную вещь. Последней каплей стало предательство Кассандры, спланированное, подлое, сделанное исподтишка. Ведает ли она, в какую игру ввязалась, и как дорого ей придется заплатить. Согласна ли она на эту цену?
Поздно было делать какие-либо прогнозы. Враги отступили в сторону, всматриваясь в угрожающее лицо героя, скрытое под маской Ночного Крыла. Хотелось забыться, полностью погрузиться в пыл жаркой схватки, спалить себя без остатка, оставив лишь пепел на поле сражения.
Смех. Дикий, пробирающий до внутренней дрожи, вселяющий страх и ужас.
Ричард оборачивается, не желая верить собственным ушам. Хотелось молить лишь об одном — безумного Клоуна не должно здесь быть!
Нет.
Маниакальная улыбка, глаза, горящие безумным огнем, и смех, являющийся последним звуком, который ты слышишь перед смертью. Сомнений не было. Джокер не умер, он вернулся, и у него масштабные планы на этот город.
Внезапно для самого Грейсона картина происходящего из разрозненных осколков принялась складываться в единый пазл. Столкновение враждующих группировок, Блэйк. Предательство Кассандры. Их заманили сюда. Все было спланировано заранее и разложено по полочкам в ожидании того, как двое недотеп нарушат призрачный порядок, создав всеобщий переполох.
Они вошли в клетку, и ее дверца захлопнулась. 
- Джокер...
Перед глазами поплыли картины того проклятого дня, когда Клоун тащил его за ногу, избитого, раненого, уничтоженного по территории цирка Хэйли, рассуждая о судьбе Дика Грейсона - человека, скрытого под маской Найтвинга. Тогда он уже знал... Райя была мертва, как и большая часть его друзей-циркачей. Дику хотелось умереть, но у судьбы были на этот счет другие планы. Брюс спас их, но Дик не простил его. Ситуация не изменилась даже столько лет спустя.
Ричард ринулся вперед, желая покончить со всем раз и навсегда. Он был готов совершить прыжок в направлении Джокера, но проклятая псина Роуна преградила дорогу, впиваясь в своего врага стальной хваткой острых зубов. Дик не удержал равновесие и повалился на землю, вставив в челюсти одну из дубинок. Собака надавила лапой на рану, заставив Найтвинга вскрикнуть и зажмуриться от адской боли, сковавшей тело героя.
- Уйди прочь, скотина несчастная!
Боковое зрение уловило движение в стороне. К Найтвингу решительно приближался враг, встречи с которым он ждал и желал избежать одновременно - Блэйк. Дику не успеть среагировать вовремя. Это конец, верно? Все закончится здесь? На мокром асфальте? Совсем как тогда... Символично...
Темная тень сносит с ног врага прежде, чем он достигает своей цели.
- Блэк Бэт!
Она спасла его, оставив возможность для маневра. Ричард объединяет дубинки эскримы, превращая их в посох и давая себе дополнительный рычаг для рывка. Мощным броском он откидывает пса в сторону, больно ударив тушу об асфальт. Точный удар посоха приходится по челюсти, заставив зверя взвизгнуть и попятиться назад. Больше он не станет атаковать.
Джокер смеется, разыгрывая очередное представление. Дик сглатывает нервный ком, подступивший к горлу. Ситуация начинала выходить из-под контроля, и его это беспокоило. Нужно выбираться отсюда и как можно скорее.
Спутавшийся комок мрачный теней в лице Блэйка и Кассандры продолжал невнятную борьбу. Ричард был уверен в боевых способностях сестры, но знал, что этого будет не достаточно. У него есть возможность лишь для одного рывка, и Кас дает ему ее, указывая в сторону главного противника.
Автоматная очередь режет слух. Нельзя терять концентрацию. Найтвинг выжидает, после чего выбрасывает сюрикен, выбивая орудие из рук безумного Клоуна. Ричард отталкивается от посоха и выбрасывает тело вперед, стремительно приближаясь к Джокеру.
Удар.
Он падает на землю, ощущая чудовищную боль в затылке. Волосы намокают. Дик прислоняет ладонь к затылку и ощущает влагу на собственной руке. Раздается знакомый, пробирающий до костей смех. Стальная труба падает рядом с его телом. Ричард видит приближающиеся ноги одного из преступников, которые расплывались перед затуманенным голубым взором. Подлый удар под дых заставляет парня согнуться пополам. Его хватают за волосы и поднимают, заставив встать на колени перед Клоуном.
Глупый, испуганный мальчишка, который в очередной раз поддался собственным эмоциям.
Ты единственный из них, кто самозабвенно пытается окружить себя людьми и видит в этом смысл собственного существования. Ты жаждешь человечности. Проблема в том, что люди всегда предают, птенчик.
Слова Джокера вновь отчаянно всплыли в голове. Лишь сейчас Дик осознал вложенный в них смысл. Осознал, что он проиграл...

Враждебность, пытающаяся заглушить удушающий и неловкий страх...  Ярость,  затушенная в пепельнице ужаса... Безумие, лицезревшее и скрывающее панику... Он считывал весь этот сброд так просто, что вновь и вновь хотелось дьявольски гоготать, перекрывая всю эту какафонию умопомешательства... Такие амбициозные и так просто загнанные сюда... Скот, который привели на убой... Кто хочет немного свининки? А говядинки? Или петушатинки? Вон тот ведет себя совсем как петух. А как кукарекает. С простреленным языком интересно сможет также? А мышата, мышата! Вы только поглядите, как пищат и барахтаются. Нет ничего забавнее летучей мышки прыгающей по земле... А уж если ей подпортить крылья и лапки... Интересно, как будет она вести себя тогда? М? Может стоит проверить?
Чем более хаотичным становился мир, тем все больше Джокер ощущал себя на своем месте.  Тем все более его охватывало чрезвычайное, неописуемое опьянение успехом очередного своего гениального плана,  пестревшего перед ним обилием цветовой палитры воображения. Ох, как он повеселится, как поглумится... Все, все, все должны помнить, что есть такой смех, который лучше никогда не слышать. Либо же - быть на его стороне. А не поступать так, как поступили банды, которых он загнал сюда.  Перетравить бы их всех одним махом, но... сначала можно немножко послушать, сыграть в паиньку... поупиваться извинениями...Разве можно отказывать убогим в унижении перед смертью? Пусть целуют мои ботинки - а то, кажется, кто-то слишком заляпал их своей кровью.

— Что-то вы слишком притихли, —  клоун говорил громко и четко бросал слова, зная, как сильно ударяются они о тупые головы собранного здесь общества. — А я ожидал, что сейчас вы толпой падете передо мной на колени, умоляя пощадить вас, ради былых заслуг, тетек, дядек, неоплаченных счетов... Кстати о счетах. Вы все должны мне. Кто хочет первым рассчитаться?

Глаза, которые похоже имеют лишь один цвет - глубокой и вязкой тьмы, пробегаются по воззрившемся на него людям, и естественно не находят то, чего желают. Но это не мешает Джокеру обнажить желтые зубы, растягивая губы в кровожадной, довольной улыбке. Будто бы ему только что преподнесли подарок, который он так давно ждал... Будто бы именно этого он и хотел.

— Джокер сдох давно в своем убогом цирке, — заговорил кто-то низким голосом. Это был высокий, огромный негр, чей левый глаз пересекал шрам. — А ты всего лишь жалкое пугало, которое пытается занять его место. Но баста! Мы сами правим Готэмом. Нам не нужен для этого разукрашенный псих... Тем более подражатель...

Смех клоуна скрипнул и... погас. Лишь глаза сверкнули в спящем жерле глазниц...

— Так значит... подражатель? — интонация его голоса стала мягче, но более вкрадчивой и влекомой к какой-то потаенной мысли, которая желала вот-вот воплотиться в реальность. — Знаешь, я вот задумался, о том... а вдруг ты прав? Каюсь, каюсь! Вы меня раскрыли! Снял бы маску, да увы, — демонстративно трогает шрамы около рта. — Не получится. Что же вы со мной сделаете? Сдадите властям? Бэтси? А может... убьёте? Или же... — клоун спрыгивает с платформы, отдавая кому-то в руки свой автомат, идя прямо к тому, кто некогда назвал его подражателем.

Все отшатывались от него, как от чумы. А он и не смотрел вокруг, его интересовал лишь один, чья мысль веселилась и развлекалась в черепушке столь странного гения. Когда клоун добрался до головореза, тот и бровью не повел, глядя сверху вниз, на того, кого не считал Джокером. А зря... Ох, как зря.

— Так что же ты сделаешь с подражателем, а? Гляди-ка, я совсем безоружен, решил сдаться сам... — поднятые руки, наклон головы, усмешка. —  Но может перед этим... немного посмеемся? Над твоей умной рожицей, например...

Негр накланяется, будто собирается просто взять и раздавить вечно болтающего клоуна, утратив всякую бдительность. И это его ошибка. Искрой сверкает в ладонях Джокера маленькое, тонкое лезвие... И лишь шмякнувшееся перед ним тело говорит о меткости незамеченного выпада. А затем клоун развлекается тем, что вновь и вновь вонзает нож в захлебывающегося в собственной крови головореза. Снова и снова... Сколько раз? Не сосчитать... А вот копам точно будет, чем заняться, если они сюда явятся. Интересно, как там чертяга Гордон? Булькающиеся звуки и хрипы стихают вскоре, а перепачканный в алом злодей выпрямляется и дружелюбно улыбается притихшим собравшимся.

— Кто-то еще блещет гениальными мыслями? Ну же делитесь, не стесняйтесь... Я выслушаю всех, — бурлящие наслаждение так и сквозит в каждом выдохе и вдохе  говорившего. Но внимание с его персоны неожиданно перескакивает на пса Блэка, который с остервенением и силой вцепился в одну из летучих мышек.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, клоун прыгнул на платформу, возвращаясь на свое почетное место и отнимая у кого-то пистолет. Крик возмущения - выстрел в упор. Не церемонясь. Но как бы не любопытен был исход поединка животного и Грейсона, Джокера привлекает клубок из тел Блэк Бэт и Блэкреала. В чем-то убеждается, с чем-то соглашается. Хм... Я не ошибся, решив, что все не просто так в этом театре абсурда...
А из его пальцев выскакивает оружие... чьим-то ударом, чьим-то вниманием. Тогда клоун медленно оборачивается к источнику, изучая то, что видит. Сколько же ненависти под маской. Юношеской и занятной. Бэтси и как ты его учил? Попытка нападения провалена, битва мышонка - окончена. И это столь забавно, что безудержный смех сотрясает тело Джокера, пока парня тащат к нему. Кто-то решил выслужиться, сохранить себе жизнь, играя на стороне безумца.  Но разве я замечу это?

— Ну здравствуй,  крошка Дик, — одним лишь взглядом клоун отгоняет прочь того, кто поспешил помочь Джокеру, остановил нападение Найтвинга. — Как там Бэтси? Уверен, вы скучали по мне. А как я скучал по вам!  Н-е п-е-р-е-д-а-в-а-е-м-о! Мхрхрхр. Не думал, что ты оправишься после нашей последней встречи... Вспоминаешь Райю, кстати? Милая девчушка, давненько ее не видел... А как она сопротивлялась, когда я изучал ее после воскрешения... Ай-яй-яй. Приходилось наказывать. Да и что тут поделаешь, верно? Нужно будет найти ее, посмотреть какой теперь стал ее нрав...

Ловит эмоции, довольствуется увиденным, ходит туда-сюда перед Найтвингом, будто в экстазе.

—  Так где же твоя радость, а? Почему не смеешься? Не веселишься! Ты ведь рад меня видеть, признайся! — Джокер поддевает подбородок Грейсона, заставляя его смотреть на себя. — Как думаешь, Бэтси расстроится, узнав, что на двух мышек в его отряде сегодня станет меньше? Что скажешь? Или скажешь кое-кому другому? Ох, я уверен он захочет с тобой поговорить, а пока... — подлый, грубый пинок ногой в живот. заставляет Найтвинга свернуться пополам, в то время как клоун оборачивается и кричит куда-то:

— Блэкииииииииииииии! У меня есть для тебя подарок! Советую тебе поторопиться, а то мне кажется, что он вот-вот вырубиться. И не забудь захватить свою очаровательную подругу-мышку. С ней я бы тоже пожелал бы побеседовать. А вы, —   злодей снова замечает уставившихся на него головорезов. — Выдохните пока, папочка немного занят. Развлекает гостей... Есть возражения?

В ответ ему - лишь напряженное молчание, которое абсолютно никто не решается прерывать.

— Вот и славненько, — он хлопает в ладоши, не прекращая делать лишь одно.

Улыбаться.

Жутко. Кровожадно. Как всегда.